Окси знает всё

— И давно вы? — Замай отпил из чашки и вопросительно посмотрел на Славу. Тот ничего не ответил, улыбаясь и глядя на то, как Мирон увлечённо играет с котом, не замечая, что тот уже порвал ему рукав одной из любимых рубашек. — Слав? — Мм? — Карелин отвлёкся от созерцания любовника и постарался понять, чего от него хочет Замай. — Давно вы вместе, говорю, — Хан усмехнулся — в последнее время его друг выглядел как-то иначе — исчезла его грубая усмешка, исчез вечно сочащийся сарказм. Теперь Замай видел перед собой просто счастливого человека. — С баттла. — И как он отреагировал на твои закидоны? — Ну, — Карелин улыбнулся, — нормально, как видишь, — парни посмотрели на счастливого, как ребёнок, Мирона, который теперь осторожно гладил кота. Слава вдруг как-то погрустнел. — Ты чего? — Я… — Слава запнулся, не зная, как объяснить другу свои переживания, — я не знаю, что делать дальше, понимаешь? Как нам жить? Мы медийные личности, враги на публике, да все думают, что мы поубиваем друг друга скоро. Неужели нам придётся прятаться всю оставшуюся жизнь? — Слав, — Карелин резко замолчал, натягивая улыбку и оборачиваясь, — мы должны тоже завести кота. Или кошку, — Окси прижимал животное к себе, пока то безуспешно пыталось спастись. — Ты ведь понимаешь, что все твои любимые рубашки, которые стоят целое состояние, будут в кошачьей шерсти, и это в лучшем случае? — Это всего лишь рубашки, — Мирон поднял кота перед собой и уставился тому в глаза. — Знаешь, Карелин, самое удивительное, что ты не замечаешь очевидного, — Слава непонимающе уставился на друга, — оглянись, Слава, все уже давно случилось. Карелин резко открыл глаза и огляделся. Он сидел на террасе, перед которой раскинулся багровый пляж, отражающий невозможной красоты закат. Вдруг Слава вздрогнул — его ноги внезапно коснулось что-то живое и, по всей видимости, пушистое. Опустив взгляд, Карелин наткнулся на большого серого кота, который, в свою очередь, уставился на удивлённого Славу. — Знаешь что, Мармеладова, я в следующий раз просто огрею тебя газетой, и не будет никаких споров, — Карелин обернулся на знакомый голос. Стеклянная дверь открылась, и из неё показался повзрослевший Мирон. Он почти не изменился — лысая черепушка, огромный нос, неизменная розовая рубашка, только теперь с коротким рукавом — на улице было жарко. И эти глупые татуировки. Мирон замер на секунду перед разглядывающим его Славой и вдруг улыбнулся, — А, это ты, извини, мы с Соней просто спорили, и я не отказываюсь от своих слов, — тут Фёдоров повысил голос, — я настучу ей по ее глупой голове, как только она соизволит показаться мне на глаза. А теперь, если позволишь, — Мирон подошёл ближе и, нагло подвинув молчаливого Карелина, сел рядом с ним на деревянную скамейку. — Какой-то ты молчаливый, никаких тебе «Оксана, ещё одно слово и ты будешь работать портовой шлюхой» или «жидов мы только не спрашивали». С тобой все в порядке? — Я люблю тебя, — просто ответил Слава, глядя Мирону в глаза. Тот вдруг состроил испуганное выражение и отшатнулся. — Боже, ты завёл ещё одну личность, о которой я не знаю? Карелин, — Мирон постучал ему по черепушке, — если ты меня слышишь, вылазь, маразматичка ты проклятая, я тебя не трону. Тут кто-то до меня домогается! — Ах ты жид проклятый, мало я тебя по молодости гонял, — Карелин резко изменился в лице и принялся бить своего визави подушкой. — Надо было тебя в психушку сдать, пока не поздно было, — в тон ему воскликнул Мирон и мужчины начали настоящий бой подушками. Кот, следивший все это время за двумя взрослыми мужиками, которые ведут себя до сих пор как дети, фыркнул и, развернувшись, спрыгнул с террасы, направляясь прямиком к нагретым за день камням. А то ещё ему подушкой прилетит.