Нарисуй меня в чёрно-белом

Мысли путались в голове, Исак был донельзя смущен тем фактом, что его фотография — пусть лица не было видно — такая откровенная висит на всеобщем обозрении. Он сделал несколько глубоких вдохов и присел на потрескавшуюся от времени зеленую скамейку. Эвен вышел следом. — Ты чего так скоро убежал? — обвинительно произнес он. — Я потерял тебя. — Мне было нужно успокоиться, — усмехнулся Исак. — Я тебя так сильно взволновал? — поиграв бровями, Эвен сел рядом и всем корпусом развернулся к розовому лицу Исака. — Еще как. — Что же тогда с тобой будет, когда я покажу тебе кое-какую свою картину, которую окончил прошлой ночью? Ты, наверное, чувств лишишься. Случайно не носишь с собой нюхательной соли? — Какую такую картину? — снова затрепетал Исак. — Я тебе что, дама? Соли еще носить… — Пойдем домой — покажу, — загадочно блеснув синим глазом, с прищуром произнес Эвен, — только подожди минутку, нужно попрощаться. Найшейм вскочил с лавки и широкими шагами направился в обратно в зал. Воспользовавшись его отсутствием, Исак сильно зажмурился и подпрыгнул от нетерпения, даже случайно взвизгнув. Столько событий за один день. Не описать. Он сделал непринужденный вид, чтобы прохожие не посчитали его умалишенным, и закусил обе губы. Вскоре рядом показался Эвен, и они вдвоем отправились домой. Исак постоянно забегал вперед, нетерпеливо сжимая пальцы. Что этот невозможный парень мог нарисовать? Внезапно Исак вспомнил то утро, когда он проснулся в постели Эвена, тогда он не показал Исаку то, что рисует… «Если ты нарисовал меня спящим в одних трусах, я и правда лишусь чувств, — размышлял Исак, исподтишка глядя на Эвена, — а потом отсосу тебе». Они сделали вид, что пошли каждый по своим домам, но через несколько десятков секунд Исак уже перепрыгивал пропасть между балконами и вбегал в комнату Эвена. — Присядь, — деловито сказал Эвен, вытаскивая из-за щели между шифоньером и стеной довольно большую раму, покрытую дырявой тканью, — не хочу, чтобы ты разбил себе голову, увидев это. — Шутишь, Эвен, — вскричал от нетерпения Исак, топнув капризно босой ногой, — покажи! Эвен рассмеялся. Он дразнил. Тянул время. Проверял терпение. Играл. Он медленно отнял ткань от картины, но к Исаку не повернул. Сам оценивающе глядел на неё, пока у Исака в ушах звенело. — Покажи! — уже жалобно попросил юноша. — Поворачивай… И Эвен повернул. Глаза Исака распахнулись от потрясения, он выронил из рук потрёпанную головку одуванчика. — Ты… ты… ты… — заикался он, оседая на близстоящую кровать. «Ты нарисовал меня! Да ещё в каком виде! Я же… я же… абсолютно голый! Опять! Что ты за извращенец такой?!» — Исак смотрел на себя, вытянувшегося на кровати боком. На выставленном бедре спокойно лежал член, обрамлённый курчавыми паховыми волосками. Кусок белой простыни лежал на его груди, пряча лишь один сосок. Прижатая к щеке ладонь немного сплющила ее, и делала лицо более интимным, чем все остальное тело. — Вот это пошло, — со знанием дела сказал довольный собой Эвен, — но я бы и сам такое никуда не отнёс. Это только мое. Исак закрыл лицо руками и, отвернувшись и чувствуя себя совсем открытым, залез в большой шифоньер Эвена. За деревянной стенкой раздался хохот, шаги, и дверца быстро отворилась. — Тебе здесь лучше, да? — снисходительно поинтересовался Эвен. — Да, — уверенно скрипнул Исак, — здесь нет моих голых изображений. — Ты не понимаешь, как сложно не изображать тебя? Ты слишком прекрасен. — Ти сьишком прихрасен, — передразнил его Исак, вылезая из своего укрытия и осматриваясь, будто боялся снова увидеть своё обнаженное тело на какой-нибудь из картин или фотографий. — Ты как ребёнок, — засмеялся снова самодовольный Найшейм. — Нет! — крикнул Исак и упал перед ним на колени, вцепившись пальцами в ремень.

***

День подходил к вечеру, когда в дверь комнаты Исака нетерпеливо постучали. Он лежал в кровати, сыто облизываясь. Эвен выжал из него все соки и наполнил своими. — Да? — удивленно отозвался он. Обычно в эту комнату через дверь никто не входил. Только если старуха Изабель иногда навещала внука. — Исак! — радостно вскрикнул Дин и бросился его обнимать. — Прости, что уехал без предупреждения! Моя мать совсем с ума сошла. Они с отцом разругались, и мы прямо ночью укатили в Мексику! — Я тысячу раз к тебе заходил! — обвинительно пожаловался Исак. — Твой отец постоянно выгонял меня. Даже толком объяснить ничего не мог. — Зато теперь я здесь, — выпуская затрепыхавшегося Исака из крепких дружеских объятий, сказал Дин, — как ты живешь? — Ну, — Исаку очень нетерпелось рассказать Дину об Эвене, но неуверенность в том, что друг неплохо отреагирует на такое смелое заявление, мешала, — я влюбился. — Ого! — громко воскликнул Батлер. — В кого это? Неожиданно оба услышали тяжелый вздох, шарканье босых ног, и в комнату ввалился растрепанный ото сна Эвен. — Упс, мальчики, — увидев двух растерянных парней, сказал он, после чего обратился к Исаку: — не знал, что у тебя гости. Привет, Дин, я видел тебя всего раз, но много слышал, — Эвен, улыбаясь, пожал Дину руку. — Ты же фотограф, да? — с прищуром спросил Батлер. — Что ты здесь делаешь? — Какой бестактный мальчик, — укорительно покачал головой Эвен, но на губах появилась улыбка, — я, вроде как, друг Исака. — Нет-нет, — Исак, наполненный решимостью, с энтузиазмом замахал руками, дабы привлечь к себе внимание, — Дин, все не так. На самом деле, он тот, в кого я влюблен… Сам он замер, Эвен замер, Дин удивленно распахнул глаза и уставился на обоих. — Вот это да… — после продолжительного молчания, сказал он, — вы серьезно?! — Ага, — кивнул Исак, и его уверенность вдруг начала таять на глазах. — Ну, и… Что ты думаешь? — Это странно и непривычно, — пожал плечами Батлер, — но ничего страшного. — Правда? — Исак вспыхнул от радости и крепко обнял Дина снова. — Теперь я точно счастлив. Эвен, Эвен! — Исак оторвался от друга и бросился в объятия своего парня. — Это ничего страшного! — Конечно, — Найшейм рассмеялся, одной рукой обнимая Исака, другой — пожимая руку Дину, — все хорошо. — Но что скажут твои родители? — Батлер по-хозяйски развалился на кровати. Исак лишь отмахнулся: — Они ещё не скоро приедут. Да и не узнают ничего. Это будет наша тайна. И это будет их тайной. Той, что приятно хранить, той, от которой мурашки бегут по спине только от воспоминаний, той, где Исак радостный встречает родителей — и молчит. Это будет той тайной, где Эвен в школе Исака ведет кружок фотографии, и второй не смеет пропускать ни одного занятия. Он остается также на дополнительные, вот только вместо лекции о снимках сидит у своего учителя, мистера Найшейма, на коленях и целует, целует, целует, говорит о любви, говорит, об их тайне.