***
Груши в саду были по-настоящему вкусны. Эвен даже взял ножик, выкорчевывая из фрукта сердцевину и отправляя небольшие дольки Исаку в рот. Раскинув плотную ткань тяжелой накидки, они уселись прямо под деревом, находясь едва ли не в кромешной темноте. Исак светил Эвену фонариком, чтобы тот не откромсал себе пальцы. Исак наслаждался… — нет, не так. — Исак наслаждался! Он ловил каждый момент, запоминал его, вписывал в подкорку мозга. Ему было это нужно, потому что Исак понимал: когда-нибудь это кончится. Лето сменит осень, а осень — зима. Приедут родители, его лучший друг, начнутся учебные будни — об этом думать очень не хотелось. Исак вытряхнул из головы неприятные мысли и уселся перед Эвеном по-турецки. — Романтика, да? — расслаблено спросил он, дожевав дольку сочной груши. — Не совсем, — Найшейм отложил нож и игриво потянул Исака за ворот футболки на себя, — м-м-м… — Ты первый целуешь меня? — воскликнул восторженно Исак. — Вот это новость. — Эй! — обиделся Эвен. — Не принижай меня. Я не какой-то трус. Просто я не спешу. — Перестань болтать, — томно попросил юноша, склоняясь еще ближе, — просто поцелуй меня. Сладкий от груши язык коснулся его губ и проник внутрь, Исак подался вперед и обхватил его губы своими с таким пылом, что Эвена слегка откинуло назад. Вкусный, горячий, даже слегка возбужденный поцелуй подтолкнул самого Исака назад: Эвен боролся за право главенства. Вальтерсену даже пришлось расплести свои ноги, чтобы впустить Эвена ближе. — Мне нравится, — не сдержавшись, пробормотал он, на секунду отстраняясь от губ. Эвен улыбнулся ему и, получив разрешение, продолжил. Он надавил Исаку на грудь и уложил его на землю прежде, чем навалиться сверху, проникнуть рукой под футболку.***
«Не то, чтобы я мечтал лишиться девственности под грушевым деревом, но кажется, я счастлив, — Исак улыбался и думал, лежа у Эвена на груди, — ты был так нежен и внимателен, что я чувствовал себя центром твоего мира». Начинало светать. Исак ощущал, как свежий воздух обволакивает легкие и даже бодрит его. На дереве над ним пела неизвестная ему птичка с желтой грудкой. Она то курлыкала, то звучала протяжно и довольно красиво. Сердце Эвена прямо под его ухом билось медленно и равномерно: он был спокоен и даже улыбался небу, пока то не слепило яркостью солнца. — Как ты? — Эвен с искренней участливостью погладил Исака большой ладонью по спине. — Все хорошо? — Если ты насчет дискомфорта, то я стараюсь не двигаться, — хмыкнул оптимистично юноша, — все будет в порядке. — Ты ведь не жалеешь? — Эвен спросил расслабленно, но Исак знал, что его действительно тревожит это. Поэтому Вальтерсен поднялся напротив его лица и слабо помотал головой: — Ни капли. Эвен больше ничего не сказал, позволив Исаку погрузиться в мысли. — Что бы ты подумал, если бы твой друг вдруг уехал, не попрощавшись? — спросил Исак слишком задумчиво для того типа людей, которые обычно выпаливают слова раньше, чем смысл их добегает до мозга. — Я бы решил, что я ему больше не нужен. — Но если бы ты был уверен, что он никогда не предаст тебя? Что он не такой, чтобы уходить по-английски? — Я бы поехал за ним и все узнал. — А если бы у тебя не было такой возможности? — Наверное, я бы ждал. — Ждал… Это слишком томительно. Неизвестность убивает. А скука? Ты не представляешь, как я скучаю по Дину… У меня много друзей, но все наши «дружеские» отношения не выходят за пределы школы. Только с Дином я проводил раньше лето. А сейчас… — А сейчас ты со мной? Тебе это нравится меньше? — Нет, но… это другое. С тобой я не могу быть таким, какой я с Дином. — Ты хочешь сказать, что в моем обществе не можешь чувствовать себя собой? — Да или… или нет. Все не так просто. С Дином я один, с тобой — другой, но эти мои «я» оба настоящие. Это сложно объяснить. Вряд ли ты понимаешь меня сейчас. — Я понимаю. Для меня наши отношения тоже непривычны. И я тоже по-другому чувствую себя, когда ты рядом. Думаю, это нормально.***
Когда все становится на свои места, устаканивается, кажется, будто весь мир лежит у твоих ног. Ты ощущаешь небывалое одухотворение и расслабленность, улыбаешься прохожим, гладишь уличных котят и любишь все вокруг. Вот и Исак сегодня был счастлив, как никогда. Он шел на выставку, на которую его пригласил вчера Эвен. Путь до места занял около полутора часа. Исак явился бы гораздо быстрее, имея возможность сесть на велосипед этим утром, но он не унывал. Он был донельзя воодушевлен, сочинял стихи по дороге и тут же их забывал, придумывал, что сказать Эвену при встрече, как разыгрывать незнакомцев перед обществом. «Смешно делать вид, что я тебя не знаю. Я бы мог даже крикнуть на весь зал, что кончил этим утром в твой рот, чтобы все знали, чем мы были заняты и как прекрасно это было, — размышлял юноша, заходя в здание большого театра и даже посмеиваясь в кулак, — но ты вряд ли оценишь мои порывы». Людей было море! Исак даже растерялся, куда ему пойти, чтобы незаметно поздороваться с Эвеном, который находился здесь уже несколько часов. Он повилял бесцельно по залу сквозь людей, осматриваясь. Эвена все не было. Внезапно небольшая дверка, будто только что появившаяся в стене, отворилась, оттуда вытянулась длинная рука и ухватила его за лямку рюкзака, утянув внутрь небольшого помещения для уборочного инвентаря. — Привет, — Эвен завалился вместе с Исаком на одну из двух свободных стен, обняв его за шею, — ты заставил меня ждать, — заявил он капризно после. — Я шел долго, — пожал плечами юноша. Ему было радостно, что Эвен находится в таком игрово-хорошем расположении духа, поэтому без зазрения оставшейся после прошлой ночи капли своей совести уложил ему руки на поясницу и с удовольствием проехался ими прямо до самых ягодиц. — А вел…? А-а-а… А-а-а? — Ага… Исаку вдруг стало невыносимо смешно от того, как по лицу Найшейма пробегают лучики понимания. Эвен сразу приобрел очень внимательное выражение лица. — Все так плохо? Тебе очень больно? — Нет-нет, — Исак помотал головой слишком быстро и резко, чтобы тот не думал, что сделал что-либо не так, — все в порядке. Правда. Но велосипед все же… пока что… ну, ты понимаешь. — Да, хорошо, — Эвен с видимым облегчением выдохнул, — конечно. Мы просто подождем. Надеюсь, так будет не каждый раз. — А когда будет следующий? — Исак, улыбаясь, прижал его за спину к себе поближе. — Я готов прямо сейчас. Здесь. — Не шути со мной, — хохотнул Эвен, — потерпи уж. — Он любовно приложил палец к брови Исака и пригладил волоски. — Пойдем в зал, покажу тебе кое-что. Только… — он задумался, — ты же понимаешь… — Да-да… — подхватил, погрустнев, Исак его мысль, — я понимаю. И они вышли в большой просторный зал с высокими белыми потолками. Стены были по всему периметру увешаны картинами с разнообразными стилями письма. Исак засмотрелся. Как ценитель лишь языкового искусства, но не совсем понимал, что должен видеть на картине и как ее расценить. Эта хорошая, эта плохая… Для него все казалось хорошим, честно говоря. Эвен шел немного позади, прослеживая за его взглядом. От картины к картине, от мазка до мазка, от истории к истории. Следом, в дальнем зале, висели фотографии, Исак со странным замиранием в трепещущем сердце прошел туда. Он искал в углу каждой работы имя Эвена. Хотел насладиться тем моментом, той гордостью, которая охватит его, когда Исак увидит работу своего парня. Как громко это звучит! — Подними голову, — внезапно тихо шепнули на ухо, и Исак повиновался. Он заполыхал, как головка факела, как солнце на рассвете. На ряде фотографий, висевших значительно выше остальных, красовался он сам. Более того, рядом с тем снимком, который Исак уже видел однажды, находясь на балконе, был другой снимок. На нем юноша сидел на краю бассейна во дворе Эвена, спустив одну ногу в воду, а другую — поджав к груди. В руке он держал книгу, сосредоточенно перелистывая страницы. Все бы ничего, но Исак был гол, как младенец. Фотография была выполнена со спины и немного сбоку, пряча все его прелести, но от этого отнюдь не становилось легче. — Эвен, Боже! — он приложил заледеневшие ладони к горящим алым щекам. — Это так… так… — Красиво? Эстетично? Волшебно? — перечислял улыбающий Эвен. — Изящно? Посмотри на спинку. Или, может быть, сексуально, ты считаешь? — Нет… это… это пошло! Такое нельзя выставлять! Эвен! О, Боже! — простонал Исак, не отнимая ладоней от лица. — О, нет, ты не понимаешь, — выдохнул Найшейм, — ты ничего не смыслишь в картинах и снимках, да? Она не выглядит пошлой, иначе бы ее не приняли. Она восхитительна. Ты на ней как ненастоящий, как куколка, ты только посмотри. — Да, но… разве в фотографии люди не стараются наоборот придать ей живости? — Это не тот стиль, ты не понимаешь. Здесь загадка, ты задумчив, только посмотри, очень красив. Как ангел. — Я не могу понять, ты льстишь или глумишься? — Я восхищаюсь! — Эвен с досадой всплеснул руками. Вдруг к ним подошли несколько человек. Эвен немного отшатнулся и принял непринужденный вид. Будто не он сейчас со слезой восхищения показывал непонятливому мальчишке, что есть красота. Исак, потерявшись в общей суматохе, улизнул на улицу, чтобы отдышаться. Ему требовалось подумать.