Минхёк плох в танцах и в пении уже около недели, парни говорят, что в него кризис, и он согласен. У него физический кризис. Ай Эм не приходит. Кихён не обращает внимания. В начале января Шону собирает всех и смотрит, улыбаясь:
— Нас пригласили на прослушивание в компанию.
У Кихёна выпадает стаканчик с латте из рук. Разливается по заснеженному асфальту красиво. Он не то чтобы рад, просто это впервые, когда на них обратили внимание полным составом.
— На это выступление предлагаю центром сделать... — Шону выдерживает паузу, — Минхёка.
Мин с удивлением вскакивает с места:
— Хён, я же так плох в последнее время, почему я?
— Как лидер думаю, что это вдохновит тебя.
Минхёк переводит взгляд на Кихёна и уже все знает. По пути домой они заходят в привычный переулок. По пути домой мир рушится брызгами крови.
Чангюн замечает пропажу не сразу, замечает слишком поздно, потому что перестал думать о том, как кого-то убить. Его пистолет, который он каждый вечер рассматривал, начищал, примерял к руке, пропал. Паника бьёт в нем ключом, наконец нашедшим выход из под земли. Что, если Минхёк сделал это, пока он сидел в заперти? Чангюн хватает свои атрибуты, все, которые планировал. Все, которые давно были вписаны в план, и бежит к проклятому переулку. Он минует камеры, минует любую возможность попасться, потому что вот он, его план, который сейчас рушится.
За углом слышны крики. Минхёк направляет пистолет дрожащей рукой на Кихёна. И вид у обоих не лучший.
— В чем я виноват на этот раз? — голос срывается, он молит. — Скажи мне, в чем?
Фонарь освещает их лица. Кихён молчит. Молчит даже спустя минуту, и Чангюн думает: «Может, все обойдется?» На улице темно, вокруг ни души — может, они разойдутся мирно? Будто это дурацкая шутка. Но Мин не опускает пистолет. Ай Эм видит как наваждение: вот Кихён сделал шаг навстречу, вот второй, вот он выхватывает пистолет, вот он стреляет, прижимая пистолет к груди Минхёка. Кто-то со стороны шепчет ему: «Защитить, защитить — убить». Он видит это ещё до первого шага, начинает смеяться. Кихён дёргается, а Мин оборачивается и привычно не видит лица. Не видит, но не боится.
— А ты все такой же, Кихён-и. Все так же прекрасно находишь общий язык с другими, все так же отлично играешь роль идеального, да?
Тот вздрагивает, отступает на шаг.
— Кто ты?
— Разве ты забыл? — Чангюн скалится под маской и подходит ближе к Минхёку со спины, — Нехорошо красть чужие вещи, хён.
Это впервые, когда он называет его так, и Мин вздрагивает, когда его руку с пистолетом накрывают сверху.
— Рука не должна дрожать, — сообщает он, будто Кихёна здесь нет, будто под прицелом никто не стоит. Мин хочет развернуться, но его прижимают свободной рукой к телу.
— Я не хотел... Прости, я не должен был...
Чангюн скользит свободной рукой от живота к шее, сжимает ее слегка, а после закрывает Мину глаза.
— Не беспокойся, ты же хотел это сделать, — шепчет Ай Эм на ухо и направляет пистолет на Кихёна, тот видимо дрожит и слабость растекается по его телу. Он не может вспомнить, кто перед ним, но уверен, что это кто-то важный. Мин не закрывает глаза, находит в себе силы не делать этого, разворачивается в руках Чангюна и обнимает крепко за шею.
— Пожалуйста, не надо, — шепчет Минхёк судорожно на вдохе и прижимается. — Ты же мой единственный друг. Если это случится, как мы будем жить?..
Чангюн замирает, и его сердце бьётся, отдаваясь каждым ударом где-то в ушах.
— Прошу, — Минхёк начинает тараторить, — я перееду к тебе, и мы сможем сделать многое. Я буду готовить завтраки, буду валяться с тобой в кровати, буду советовать фильмы. Если только захочешь, убежим куда-нибудь к морю и проживем так год или два, пока не решим, что можем вернуться к нормальной жизни. Прошу, дай мне шанс увидеть мир другим!
Кихён слушает все это и медленно оседает на пол, осознание бьёт его пощёчиной. Перед ним Чангюн — тот, которого они бросили, тот, который не виновен ни в чем, которого они, будучи детьми, оклеветали, поддавшись страху. Рука Ай Эма безвольно опускается, и он чувствует, будто слёзы встают комом в горле.
Почему Минхёк, тот, который ходит за ним по пятам, не предложил ему такой выход, почему продолжал шептать об убийстве раз за разом, когда Чангюн хотел всего лишь защитить? Наваждение, в которое он продолжал уверенно верить, рассеивается. Кихён подползает на коленях, мягко отбирает пистолет, бросая его в сторону, и плачет, утыкаясь носом куда-то между их коленей.
— Прошу, — шепчет Мин, и ему приходится зажмуриться, чтобы не плакать, потому что это впервые, когда он хотел защитить кого-то не через боль. Ай Эм обнимает его, цепляется так, словно это тепло способно его излечить. Словно здравый смысл здесь и сейчас наконец восторжествовал, и его мир, съезжающий по наклонной, наконец въехал на нужную колею.
— Я понял, — отвечает он, гладя Минхёка по голове, — я понял, поэтому не плачь, — добавляет шёпотом, — мои слезы пахнут отвратительно, не хочу вдыхать этот аромат сейчас.
Мин согласно кивает. Ему приходится отступить на шаг:
— Брат, — он опускается рядом с Кихёном, тот почти не дышит из-за подступившей истерики, — брат, тебе нужно дышать. — Мин гладит его по спине, тот упирается обеими руками в пол и взгляд не поднимает. — Давай, нам нужно вернуться домой.
Кихён начинает кашлять, сжимая под собой снежные грязные клочки. Минхёк, с отчаянной попыткой защитить хоть что-то целым, обнимает его, и он цепляется за его спину.
— Прости, прости, я был не прав, я так зол... Родители.. как они могли? Я просто хотел внимания, зачем было так поступать? — он бьёт Мина по спине легко, словно котёнок, зажатый в тиски. Чангюн смотрит на них, поднимает пистолет, чтобы спрятать в этот раз надёжно, выбросить и утопить где-нибудь в море. И желание, тщательно обдуманное и надуманное, в тоже время исчезает из сознания с каждым чужим всхлипом. Значит, им тоже было тяжело, значит, в этом несчастье и попытках спастись от одиночества, он был не один. Минхёк гладит Кихёна по спине, и он постепенно утихает.
Они встают, Кихён кланяется низко:
— Спасибо, — говорит он, и лицо его красное от холода и слез хочется обложить компрессами. — Сегодня я переночую у Шону, поэтому можешь не приходить домой, — разворачивается к Чангюну и протягивает руку неловко. — Рад встрече. Давай поговорим, когда будет время, и я позову других, если ты не будешь против.
Ай Эм не кивает, но улыбается под маской.
— Хорошо, когда будет время, — он не пожимает руку в ответ, — отторжение на подсознании, — но готов найти в себе силы их простить со временем. Переулок, в котором они находятся, пустеет, и начинается снежная буря. Она заметает их следы и стирает эту историю, оставляя ее лишь в воспоминаниях.
***
Они уезжают в Пусан. Собираются и вдвоем уезжают в домик на берегу. И дни тянутся, как один, и каждый теплый, не волнует то, что зима ещё даже не подошла к концу. У них расцветает сирень где-то в районе сердца, и розовые лепестки заполняют мысли.
— Неужели не хочешь пиццу? — ноет Мин уже второй час, они валяются в кровати, и полдень настигает их в ней же.
— Если голоден — просто закажи, — Чангюн лениво осматривается в поисках футболки или хотя бы телефонной трубки.
— Но ты сам сказал, кто заказывает — тот и платит, а я на мели. Родители пришлют деньги ещё не скоро, да и Кихёну нужно было оставить, ты же видел, как он похудел. — они все ещё не говорят о других, но на Кихёна у Ай Эма табу нет.
[ — Он твой брат, просто говори о нем спокойно, хватит подбирать слова, — выпаливает он когда Минхёк в очередной раз, запинаясь, пытается рассказать о их совместных посиделках и разговорах.
— Хорошо, хорошо, — улыбается он широко, осторожно обнимая Чангюна, — так вот, мы были...]
— Видел, но он мудак, поэтому пусть присылает фото отчёты еды, — Ай Эм наконец натягивает футболку и ерошит свои волосы-воронье гнездо, — я закажу нам пиццу, если ты наконец встанешь.
Мин вскакивает, натягивает штаны, чуть ли не падая:
— Твои пожелания? — он хватает телефонную трубку и протягивает её на одном колене, Чангюн толкает его в плечо и смеётся.
Пицца оказывается вкуснее, потому что едят они ее вдвоём и время проводят так, как хотели бы.
— Раньше ты читал рэп? — спрашивает Мин, поглощая очередной кусок и разламывая сырный бортик пополам, чтобы протолкнуть в рот.
— Да, — Чангюн кивает.
— Нравилось? — спрашивает он осторожно, потому что хочет понять, а не отпугнуть. Обращаться, словно с котёнком — вот какое правило придумал себе Минхёк. Нужно быть нежным и медленным, чтобы он привык к постороннему. Мин ждёт, когда Ай Эм придет к нему сам, положит голову на колени и начнет рассказывать.
— Думаю, я хотел бы попробовать вновь однажды, — Чангюн улыбается, разглядывая его попытки проглотить слишком большой кусок и не подавится, — а ты вокалист. Тебе нравится?
— Да, очень. Тяжело, но в тоже время весело. Нас даже приглашали в компанию, — начинает Мин с задором, но осекается. — Прости..
Ай Эм переплетает их пальцы и улыбается.
— Все в порядке, у тебя ещё будет время попробовать себя в этом.
— А ты? Пойдешь со мной?
— Не уверен, что там есть для меня место.
— Я найду, — говорит он уверенно, словно сам является лидером команды.
— Я буду ждать, — и Чангюн впервые за это время позволяет себе его поцеловать. Нежно и трепетно, совсем неумело. Мин прикрывает глаза, и для него в мире остаётся только один человек.
***
Они приезжают к морю по настоянию Минхёка и селятся в домик на берегу. Чжухон сонно открывает ворота.
— Почему это делал я? — спрашивает он, когда они заваливаются на диван в ожидании звонка от Мина. Шону треплет его легонько по голове.
— Ребят, сюда! — доносится до них из прихожей, и Вонхо выходит на улицу, за ним подтягивается Хёнвон, после Кихён выходит и улыбается, Шону и Чжухон не заставляют себя ждать. Мин машет им из соседнего дома и зовёт к себе. Салаты, мясо, готовое для гриля, три пиццы и упаковки разных закусок. Чангюн держится в стороне, потому что не привык к большому скоплению людей, но в тоже время ему нравится ощущать с кем-то связь.
Хёнвон поднимает банку пива над столом:
— За извинения, — говорит он громко, а после разворачивается к Чангюну, — мне жаль. Я придумал себе много чего, и из-за меня ты лишился стольких друзей. Мы должны были навестить тебя хотя бы раз.
Мин сжимает руку Ай Эма под столом в ответ. Тот цепенеет от такой прямоты и все же ответно качает бутылкой вверх. Все присоединятся. Они говорят много и о разном, Ай Эм иногда добавляет что-то от себя и постепенно ему удается привыкнуть к такой обстановке. Звонит телефон, все немного напряжённо смотрят на Вонхо.
— Алло, — он встаёт из-за стола и какое-то время слушает. — Нет, к сожалению, завтра не получится, до конца недели точно, — снова пауза. — Да, я уехал за город. Это очень важная встреча, — он ещё кивает несколько раз. — Хорошо, спасибо.
Хёнвон берет его за руку, когда тот возвращается и переплетает пальцы, улыбаясь:
— Спасибо, — шепчет он.
Вонхо немного хитро улыбается и поднимает их руки над столом:
— Раз уж сегодня день откровенных разговоров, то мы с ним встречаемся.
Чжухон давится глотком пива, Шону приходится стучать ему по спине заботливо. Все смеются, и смех этот топит те шрамы, которые были спрятаны глубоко внутри. Трещины их дружбы постепенно склеиваются. Кихён ощущает это, когда понимает, что ему больше не приходится сглаживать или связывать, когда ощущает свое место среди других абсолютно ясно:
— Давайте сделаем это вместе... — говорит он как-то тихо, но все его слышат.
— О чем ты? — Шону улыбается.
— Давайте станем группой, — говорит он, окидывая взглядом остальных.
Шону вытягивает руку над столом, и когда почти все кладут свою сверху, остаются Чангюн и Мин:
— Вы с нами? — спрашивают они почти синхронно и вновь смеются.
Ай Эм качает головой и неуверенно кладет свою руку тоже, Мин за ним завершает пирамиду.
— Monsta X, — говорит Чжухон, напоминая о старом решении, Шону кивает.
— Два, три!
— MONSTA X! — выкрикивают они все вместе, разнимая руки.
***
Они идут в компанию всемером. Просрочив все сроки, назначенные для прослушивания, идут все вместе, потому что номер наконец готов. И их судьба, сложная из-за тренировок, счастливая из-за успехов, начинает свой путь.
— Здравствуйте, мы Monsta X. Пожалуйста, позаботьтесь о нас.
