Попался в свои же сети

Placebo - Fuck You(Fuck U) Полчаса спустя я все так же сидел в интернете, иногда заглядывая в хакрум. И тут высветилась всего лишь строчка в окне чата, что мне от ее содержания захотелось просто клоками рвать на себе волосы. -Светлый вошел в Ниагарский Водопад- Вот скажите мне: как? У него же должна была материнка сгореть дотла! Стоп. Чему это я удивляюсь? У него же техники дома небось Over9000. Причем последней модели. Чёрт, ненавижу, чёртовы богатеи. Светлый: народ, у меня только что бомбануло комп Винни: это как? :О ГлИсТ: чем бомбануло-то? Светлый: не знаю, но процессор заискрился и вырубился, и, кажется, меня ломали Винни: кажется или ломали? Светлый: а как проверить? ГлИсТ: приехали… чел, у тебя появлялись новые файлы? Кричал антивирус? Светлый: антивирус визжал как сучка Винни: о, значит, точно ломали :В а как ты сидишь тут, если комп стал грудой паленого железа? Светлый: у меня дома еще три компа, ноут и мой планшет, я сижу через последний Ну вот, мои предположения подтвердились… Значит, все оказалось зря? Все мои старания Никитину под хвост? Ну блин! Нечестно, нечестно, абсолютно нечестно! Я готов был, словно маленький ребенок, лечь на пол и застучать по полу ногами и кулаками от обиды. Ну, реально, что за несправедливость? Гоголь: взломали? как так? Винни: тебе ли не знать, как :В Вот уж действительно, Вин, ты даже не представляешь, насколько ты права. Светлый: а можно как-нибудь отследить взломщика? Гоголь: так у тебя же материнка сгорела, как ты из груды железа IP вытащишь? Светлый: а с чего ты взял, что сгорела именно она? Блять! Я спалился! А, тьфу, я дурак, рано кирпичи откладывать. Материнская плата почти всегда первой и сгорает, а я, как идиот, чуть не забыл об этом. Паника – чувство у людей, которое отключает мозговой центр в первую очередь. Гоголь: а что, по-твоему, еще могло сгореть после такого странного взлома? тебе ведь явно перенапрягли систему. Винни шепнула* Гоголю: выкрутился Гоголь шепнул Винни: а то :В Светлый: ну, не знаю :? ГлИсТ: а сколько примерно длились конвульсии твоего железного друга? Светлый: всего минут пять-шесть, наверное ГлИсТ: такое ощущение, будто ломал не один хакер, а с десяток :? Винни: а с чего им ломать нуба? Мой вирус выступает, как за десяток? Май, да это самый лучший комплимент в моей жизни! Я зевнул, скривившись от боли в уставших глазах. Спать охота. Но сначала уберу-ка я тарелки со стола. Уберу… Так лень, что даже вставать не хочется. Ну же, поднимайся, тело… Кое-как я отнес посуду, скинув ее в посудомоечную машину и создав тем самым адский грохот. Ничего, вроде, не разбилось и на том спасибо. А теперь спать… - Артем! Артем, просыпайся! – мм… Мама? Голова болит, помолчи, пожалуйста… - Эй, что это с тобой? Ты весь красный и носом шмыгаешь… Сынуль, ты у меня не больной случаем? Лба коснулись прохладные губы родительницы, наверняка оставляя след ее любимой помады. Мамуль, я больной, причем на голову. Что-то я и вправду чувствую себя хреново… Наверное, все от того, что кто-то вчера заставил бегать меня по весенним лужам в одних кроссовках… Чтоб тебе тоже заболеть, гад. - Арт, сейчас я принесу тебе градусник. В школу ты не пойдешь, останешься дома и будешь лечиться. Вечером позвоню соседке, она в поликлинике работает, выпишет тебе лекарства. А я пока с папой к нему на работу съезжу… - Мгх… - промычал я в ответ, шмыгнув забитым носом. Кивнул, мол, иди, сына тут и без тебя жив-цел-орел. Мама слегка улыбнулась, вновь поцеловав меня в лоб, и пошла за аптечкой. Я с головой накрылся одеялом, стараясь унять чуть заметный озноб. Ну, хоть школу пропущу, уже плюс… Глаза мои вновь слипались, и я не заметил, как провалился в сон. End of POV (...) Пожалуй, каждый из нас хотел бы чувствовать себя любимым. Чтобы до дрожи вас сжимали крепкие руки, до хруста в ребрах, но так надежно, словно в защищенном коконе, чтоб прижимали к груди – и неважно какой именно, и вы чувствовали успокаивающее биение сердца, чтоб целовали в губы, целовали по всякому – страстно, нежно, безумно, кусаясь. Да какая разница: как? Главное – чувствовать себя любимым, пусть и по-разному. «Любовь – она разная. И каждая по-своему прекрасна, кто бы что не говорил». - Эй, Сень, ну чего ты ревешь? Тринадцать лет, а баба бабой! – возмущался рослый парень, с раздражением утирая слезы своего друга детства. Соболев уже пятнадцать минут лил ручьи слез, так и не пытаясь толком объяснить, что с ним такое стряслось. - Н-но! Денис, она, сама Света, предложила мне встречаться, а п-потом… хлюп-хлюп… - брюнет продолжал почти истерично плакать, вцепившись в чужую футболку. – Сказала, что ни за что не п-поцелуууует т-такое чмооо, как я… - Да у тебя таких шлюх, как эта Света, знаешь, сколько еще будет! – уже устало воскликнул парень, осторожно хватая за хрупкие запястья и отцепляя пальцы от несчастной ткани. Нишинский с этой самой Светой встречался не долго: пока малолетняя блядь не попыталась затащить его в постель. - А вдруг не будет! – слезы потекли с новой силой. «Господи, дай мне сил не прибить этого крысеныша! Ну чего он ревет постоянно? Причем всегда из-за всякой херни!» Почти обреченно вздохнув, Нишинский переместил свои руки на такие же хрупкие плечи, осторожно встряхнув мальчишку. Но Сеню как будто заело, как старую пластинку на сломанном граммофоне, и, естественно, это не сработало. Денис медленно наклонился, прислоняясь своим холодным лбом к горячему лбу ревевшего брюнета, потом почти невесомо провел носом по мокрой щеке, будто успокаивая, ощущая, как почти ручьем текут крокодильи слезы, и, словно наконец-то решившись, коснулся чужих губ, даря неумелую ласку. Что его натолкнуло на подобное действо, парень и сам не знал. Губы у Сеньки оказались, как у девчонки – мягкие, чуть припухшие, но мокрые, как и все его заплаканное лицо, и соленые из-за слез. Денис аккуратно, стараясь не напугать, сминал их своими губами, вглядываясь в широко распахнутые блекло-зеленые глаза, потом ласково провел языком по нижней, собирая маленькую капельку. С тихим вздохом оторвавшись от брюнета, Нишинский облизался и прикрыл глаза. «Приятно. Странно, но приятно.» И вновь распахнул их в удивлении, когда Соболев подался вперед, вовлекая в новый и такой по-детски неумелый соленый поцелуй. Маленький чмок в приоткрытые губы, почти невесомый и такой легкий, словно пылинка. Касание языка по верхней губе, слегка захватывая своими и нежно сминая. Обмениваясь ласками, но пока не ступая дальше за невидимую им обоим грань, мальчишки, обнимая друг друга, не думали ни о чем. (…) - Кхм… Кто там? – послышался из домофона хриплый голос Нишинского. - Это я. - А, Сенька… Кхм… Входи. Соболев ничуть не удивился открытой нараспашку двери, потому что друг его часто проявлял свою нехорошую черту - лень. Войдя в большую просторную квартиру, он огляделся. Вроде бы все так же, ничего почти не изменилось со дня его последнего пребывания в доме Нишинских. Из прихожей вело три арки: на кухню, в гостиную и на балкон с лоджией – дальше были двери в три жилые комнаты, кладовую и ванную с санузлами. В коридоре стоял небольшой шкаф-купе из темного дерева, где вместо огромного зеркала в полный человеческий рост была на редкость странноватая картина – так мать Нишинского проявляла свою любовь к современному искусству и нередко старалась привить ее сыну и мужу, как это обычно и бывает. Брюнет разделся, сняв с себя черный плащ и повесив его на вешалку в шкаф, переобувшись в тапки-крокодилы, фиолетового цвета в желтую крапинку. «У его мамы всегда был на редкость странный вкус…» Сеня уверенно прошелся по паркету, завернув в правую арку, которая и вела на светлую кухню. Денис, замотав вокруг шеи длинный желтый шарф, пушистые концы с помпонами которого болтались чуть ниже живота блондина, набирал воду в паровой чайник. Несмотря на то, что на столе стояло новехонький ведрообразный чайник объемом в добротных три литра, который даже поднимать не требовалось - жми кнопку и наливай, Нишинский предпочитал тихому бульканью громкий свист. Эта особенность была одной из немногих странностей подростка. Он был довольно сильно привязан к старым, практически старомодным вещам. - Что в школе нового? – спросил Денис минут через пять, кутаясь в огромный плед и наблюдая за другом, который, словно у себя дома, мельтешил от стола к плите, заваривая малиновый чай. Но, явно о чем-то вспомнив, Соболев убежал в прихожую, возвращаясь назад со своей почтальонкой. Он поставил ее на стул и достал из кармашка вчетверо сложенную бумагу. - Что там у тебя? - Вот, – Сеня разложил и протянул листок взъерошенному помятому Денису. «Домашний…» - пронеслось в голове у брюнета. Нишинский впился взглядом в бумагу, на которой была цветная фотография с татуировкой на теле. «Так… Где-то я уже видел подобное. Точно, у ботаника такая же на спине была. И номер вроде бы знакомый. М… О, вспомнил, у Никитина такой же, вроде! Звонить или не звонить?» - Денис… Денис, алё, ты меня слышишь? – Сеня уже с минуту махал рукой перед глазами друга, пытаясь привлечь его внимание. Но тот как будто выпал из реальности, не видя перед собой ничего и не слыша. Соболев глотнул воздуха и прямо в ухо почти закричал: - Денис! - А? Чего раскричался? Кхах… Откуда у тебя вообще взялась эта хрень? - блондин дернулся, как от пощечины и перевел взгляд на друга. Что с этим делать, он пока не предполагал. - На двери висела, как и по всей школе. А что? – но Денис в ответ лишь отмахнулся и вновь уставился на бумажку. Сеня обреченно вздохнул, возвращаясь к приготовлению чая, украдкой наблюдая за другом. Потом поставил прозрачную кружку с ароматным напитком перед Нишинским, чуть наклоняясь вперед и вглядываясь в такое родное лицо. Взгляд остановился на сухих, сильно потрескавшихся губах, и Сенька невольно облизнулся, силясь вспомнить их вкус. Он уже и забыл, когда в последний раз друг разрешал себя вот так касаться. - Можно? – осторожно спросил он, наклоняясь еще ближе, опаляя дыханием Дениса. Карие глаза напротив будто бы усмехнулись. Брюнет в нерешительности коснулся пальцами чужих взлохмаченных волос, мягко перебирая и заставляя чуть жмуриться от удовольствия. - Заболеешь ведь… - устало выдохнул блондин, позволяя Сене целовать себя и лениво отвечая в ответ, слегка кусая Соболева за нижнюю губу. В отместку за то, что пользуется положением. Их отношения, по мнению Дениса, были на редкость очень и очень странными. Вроде бы друзья, а почти при каждой встрече на дому Сенька льнет к нему с нежными и уже давно не детскими поцелуями, перебираясь на колени кареглазого блондина и обхватывая его шею, пальцами теребя светлые волосы, пока никто не видит их вместе. Нишинский нередко пытался препятствовать, но потом понял, что это бесполезно, так как видеть надувшегося друга ему не нравилось. Единственным выходом из положения ему казалось всего лишь потакать этому чуду-юду, в надежде, что когда-нибудь тому наскучит. С одной стороны Соболев напоминал девушку, с другой – Нишинский прекрасно понимал, что это чистой воды самообман. Он знал, что брюнет испытывает к нему нечто большее, чем просто обычная дружба между друзьями детства, возможно даже влюблен в Нишинского, но как же хотелось отрицать данный факт. Господи, как же ему хотелось ошибаться! Ведь Синька всего лишь его лучший друг, терять которого будет очень больно. *Винни шепнула Гоголю Шептать – это приватное сообщение в хакруме, данной функцией обладают только некоторые пользователи чата, это как специальная привилегия от администратора. В числе таких юзеров находятся Гоголь, ГлИсТ, Винни, Дорис, Водка_Водка и Papa&Карло (левый чел, он не будет фигурировать в фанфике, разве что в качестве простого пользователя).