Переломная неделя

Эту ночь я проспал как положено. Угрозы семпая действуют безотказно, даже боль в порезах не заставила меня проваляться всю ночь с открытыми глазами. Только вот незадача. Проснулся я от громкого возгласа решившего меня навестить капитана. Конечно, картина далеко не из лучших – на больничной койке валяется то ли спящий, то ли уже мертвый подросток с окровавленной шеей и запачканным кровью постельным бельем. Лучше и не придумаешь. Уже представляю, как достанется семпаю. Только дурак не догадается, кто в этом деле замешан. - ВРОЙ! – от протяжного крика Скуало мои глаза самостоятельно открылись. От сонного состояние не было и следа. – Это что за хуйня?! – подлетает к моей кровати, активно жестикулируя. – Блять, Фран, ты живой хотя бы! – да ну? – Что с шеей, ты почему в крови?! Думайте, капитан, включайте соображалку. - Ну, это семпай вчера… - не успеваю договорить. - Да я понимаю, что это Бел! – а спрашивал тогда зачем? – Блять, да как он вообще умудрился?! Охуел вконец, дебил! - капитан очень точно и кратко охарактеризовал поступок семпая. – Фран, раны обрабатывать же умеешь? – киваю. Базовая подготовка же, ну. – Тогда вали туда и свернешь направо, - указывает на дверь слева от койки. - Сам справишься, нечего людей напрягать. Я пока пойду промою этому принцу мозги и решу вопрос с постельным бельем! – сказано это было до жути громко. Ну, зная капитана, это неудивительно. - Давай, пацан, пошли, - послушно встаю с кровати. Голова почти не кружится. Скуало срывается с места и выбегает в ту же дверь. Следую за ним. Оглянувшись, успеваю заметить всё великолепие картины: подушка вся в кровавых разводах, чистая, белая простыня пропитана всё той же кровью, а одеяло так вообще - выглядит так, будто его выпотрошили с особой жестокостью. Всё жутко растрепано и неаккуратно. Похоже, я сам выгляжу не лучше. Быстро позабыв о несчастном постельном белье, я принялся оглядывать помещение, в которое меня завела чёртова дверь. Итак, передо мной предстает что-то наподобие огромного кабинета врача. Посередине комнаты находится стол, заваленный какими-то книгами и бумажками, разнообразные кушетки, и шкафы со стеклянными баночками и лекарствами. Много дверей. Прохожу в самую правую. Вроде не тошнит. Это уже чем-то напоминает ванную. Голубоватая плитка на полу и стенах, идеально чистая сантехника и небольшой шкафчик с медпрепаратами. Смутно припоминаю, как нужно правильно обрабатывать порезы. За спиной раздаются знакомые шишикающие звуки. Мне везет, как утопленнику. - Что, Бел-семпай, от тайчо прячетесь? – даже не оборачиваюсь, продолжая рыться в шкафчике. Прекрасно вижу его отражение в зеркале над раковиной. - Не твое дело, лягушка, - подходит ближе, за подбородок поворачивая к себе. Жгучая боль в ранах усилилась. – Ши-ши-ши, неплохо вчера повеселились, - рассматривает порезы. – Сильно болит, ши-ши-ши? – аккуратно прикасается пальцем. - Бел-семпай, кто из нас двоих гений? Вы, вот и подумайте, - отталкиваю его руку и отворачиваюсь, заглядывая в шкафчик и извлекая необходимое. Надо бы смыть кровь. - Жаба, ты обрабатывать-то раны умеешь? Наверняка же напортачишь, - грубо отталкивает, из-за чего я ударяюсь об бортик ванны и роняю перекись. Её тут же ловит Бельфегор. Ловкости ему не занимать, однако. - А вам не кажется, что соглашаться на помощь с ранами от человека, который и виновен в их происхождении – это как-то странно? – обиженно тру ушибленное бедро. - Ши-ши-ши, замолкни и радуйся – сам принц предложил тебе помощь, лягушонок. Снимай, - кивает на запачканный кровью верх от пижамы. Выполняю это и, держа деталь одежды в руке, присел на бортик ванны. - Ну ты и тощий, лягушка, - подошел ближе ко мне и критично осмотрел мое тело, после чего начал аккуратно (что меня в какой-то степени удивило), даже, как мне показалось, стараясь не причинить болевых ощущений, обрабатывать рану перекисью. - Семпай, а что это вы сегодня такой добрый? – ёрзаю, стараясь казаться как можно более равнодушным. - Не дёргайся, - специально надавливает ваткой на рану сильнее. - Беру свои слова обратно, ваш характер ни капли не изменился. Вы все такой же жестокий и самонадеянный садист, каким и были, - не обращая внимания на боль, терплю, пока Бельфегор обработает порезы. - Сочту за комплимент, ши-ши-ши, - закрыл перекись и выкинул использованную ватку. - Это что, всё? – вскинул бровь, выказывая некое удивление. Немного мутило, голова стала кружиться сильнее. Захотелось вернуться в кровать. - Нет. Вот не могу решить, что же лучше: йод или зелёнка? – сцапал два раствора и театрально их сравнивает на свету, с интересом покручивая в руках. – Ши-ши-ши, наверное, зелёнку лучше обмазать зелёнкой… Еще больше на лягушку будешь похож! – убрал йод и пропитал новую ватку зелёнкой. - Н-да, семпай, гениальности вам не занимать, - спокойно жду, пока Бел закончит обмазывать раны. - Ши-ши-ши, какая понятливая лягушка… Так и напишем, - чувствую, как у меня на груди семпай выводит какое-то слово. Чудесно просто. - Бел-семпай, это тоже входит в дезинфекцию раны? – даже не пытаюсь отстраниться. Пускай делает что хочет, псих конченый. - Ж-а-б-а, - старательно водит ваткой, выписывая каждую букву. – Я, кажется, тебя уже предупреждал, чтобы ты помолчал, - вытаскивает из аптечки несколько пластырей. Два старательно прилепил к моему рту, остальными косо заклеил порезы. Не произнося ни звука, срываю два со рта. Не собираюсь я молчать по велению какого-то недопринца. Слишком много требует. - И когда это смоется? – без каких-либо видимых эмоций в голосе интересуюсь, указывая на бриллиантовую надпись «Жаба». - Ши-ши-ши, поживем увидим. Татуировку себе с такой надписью сделать не хочешь? – издевается, гнусно посмеиваясь и быстро выводя что-то еще. - Нет, пожалуй, откажусь, - соскакиваю с бортика и небрежно натягиваю скомканный за время обрабатывания ран верх от пижамы. – Удачно вам спрятаться от тайчо, Бел-семпай! – с этими словами я как можно быстрей покидаю помещение. Кажется, в дверь вонзилось три стилета. Вернувшись в комнату, мою голову занимали две мысли: растянуться на свежей, чистой постели и узнать, что на семпая наорали по полной программе. И это было великолепно, когда я увидел, что мое постельное белье теперь идеально белое и не имеет темных багровых пятен. Более того, ожидал своеобразный «бонус». На кровати лежала чистая пижама. Кто бы это ни был, но я ему благодарен. Переодевшись, я, вполне довольный жизнью, не считая того факта, что голова по-прежнему немного кружилась и состояние было довольно-таки болезненное, завалился на койку, прикидывая, что же капитан сделает или уже сделал с семпаем. Здорово бы было, конечно, отрезать ему челку. Но в таком случае будет разрушен весь замок. Челка и его сокровенная тайна, скрывающееся под ней – глаза – главные сокровища семпая, и, судя по его поведению, дорогие ему больше чьей-либо жизни. Немного провалявшись в постели и поразмышляв над этой темой, я вспомнил, что Бел все-таки принес мне долгожданный альбом. Причем, еще вчера. Достав его из тумбы, в которую его после потасовки с семпаем и засунул, я перевернулся на живот и начал набрасывать рисунок. Из небрежных карандашных штрихов стало вырисовываться лицо Бельфегора. И не жалкий кончик носа да губы, которые только и видны из-за его противной челки, а все лицо. Особенно меня интересовали его глаза. Форма, размер, изгиб ресниц… Абсолютно всё. Но почему-то семпай не получался. Может, потому что я не могу представить его без челки? Может. Бросив это дело, я просто закрасил их, что создало некое подобие пустых глазниц. Ближе к ужину объявляется семпай. Нервная улыбочка и слегка ошалевший вид. Без Скуало тут, видно, все же не обошлось, однако Бельфегор был не такой растрепанный, как после прошлого воспитательного звукового насилия. Быстро прячу около пяти изрисованных мной листов в тумбочку. Нечего ему смотреть на мои рисунки. - Что, семпай, Скуало-тайчо все же нашел вас? – напускаю на себя как более равнодушный вид и как можно более долго тяну гласные. - Ши-ши-ши, - что-то он слишком веселый, если его все-таки отчитывал Скуало. – На, ешь, - переводит тему, пододвигая ко мне знакомый поднос. Поднос-то знакомый, да еда… Либо Бельфегор стал профессиональным кулинаром, либо это готовил не он. Склоняюсь ко второму варианту. - Бел-семпай, неужели вы прошли подготовительные курсы по кулинарии? – довольно ковыряюсь в предоставленной еде. - Ши-ши-ши, нет, жаба. Просто принц сам решил, что больше не будет готовить какой-то жабе, - на лице Бела слегка неестественная, но такая же сумасшедшая улыбка. - Да ну? Скорее всего, вы просто выпросили избавление от работы поваром у капитана, слёзно моля его об этом. Не удивлюсь, если вы еще на коленях перед ним стояли, - мне отвешивают подзатыльник. Уткнулся носом в тарелку. - Жаба… Нет, ну ты вообще оборзел? Чтобы принц… - Падший принц никому неизвестной страны, - невнятно бубню под нос. - …чтобы принц так унижался! Да он вообще сам согласился, взяв с меня обещание, что твое жалкое тельце не получит новых ножевых ранений хотя бы до тринадцатого числа! – вот и проговорился. Его так легко вызвать на откровенность. - Семпай, а вы проговорились, - пью апельсиновый сок. В этот момент меня снова настигает ладонь Бела и у меня живописно полился сок из носа. Чудесно прям. - Ши-ши-ши, а у жабы апельсиновый насморк, - Бельфегор истерично ржет, глядя на меня. Кажется, сейчас взорвется от переизбытка смеха. - Очень остроумно, Бел-семпай, - вытираю нос тыльной стороной ладони и оставляю блюдо. Есть больше не хочется. Ловко выдергиваю из рук смеющегося Бельфегора пластинку таблеток, быстро отправляя одну в рот. - Лягушка уже сама знает, что ей нужно делать, ши-ши-ши, - Потрошитель кое-как справляется с новой волной смеха. Такое чувство, что мы с ним думаем о совершенно разных вещах, а наши видения ситуации кардинально отличаются друг от друга. Впрочем, так было абсолютно всегда. И, держу пари, будет. Мы с ним слишком разные. - Кстати. Лягух, тебе Скуало передал, - достает довольно большой тёмный пакет, взявшийся практически из неоткуда. То стилеты, то пакет… Да где ж он все это прячет? - А что это? – стараюсь показаться как более равнодушным, но не выдерживаю и тянусь к пакету. Бел, смеясь, убирает пакет от меня, самостоятельно извлекая громадную коробку шоколадных конфет. - Конфетки, ши-ши-ши, - откидывает пакет, присаживаясь рядом со мной и срывая пленку с коробки. – Любишь шоколад? - Да как бы не очень, - равнодушно пожимаю плечами. Я действительно не питаю привязанностей к сладкому, но если бы я выбирал, какую конфету съесть: мармеладную, карамельную или шоколадную, то, не задумываясь, выбрал бы шоколадную. - Но всё равно съешь, - пихает мне под нос изящную шоколадную конфету, чем-то напоминающую по форме маленькую перевернутую бочку. Не задумываясь ни о каких заморочках этикета или элементарного стеснения, подцепляю угощение языком и вгрызаюсь зубами, ловко вытягивая конфету из рук семпая и отправляя в рот. В ответ на свои действия слышу лишь шипящий смех. Скользнув взглядом по его лицу, замечаю, что ему понравилось то, как я стянул конфету. Вот ведь. Протолкнув конфету за щеку, смакую её. Раскусив, чувствую, как в рот полилась ужасно вкусная начинка. Вроде что-то алкогольное, но слишком уж приятное на вкус. - Семпай, а с чем эти конфеты? – тянусь за коробкой. Бельфегор, отправляя очередную шоколадную конфету в рот, подает мне её. - С коньяком, ши-ши-ши. А вообще, там что-то намутили. Но вкусно. Впервые в жизни мы согласны. Рассматриваю красиво, но без излишеств оформленную коробку из-под конфет. Как и говорил Бельфегор, конфеты с коньяком. Признаюсь, никогда не пробовал более вкусных конфет. Может, потому что никогда не злоупотреблял сладким и опыта в оценке сей вкуснятины у меня не много. А может, потому что никогда не пробовал коньяк. Да и алкоголь тоже. Но мне определенно нравится сочетание спиртного с шоколадом. - Бел-семпай, вы любите шоколад? – тянусь за конфетой. - Ну, не то, чтобы люблю. Нравятся, ши-ши-ши… В таком настроении мы просидели, шутя и разговаривая с семпаем до тех пор, пока не прикончили огромную коробку конфет с коньяком. Было вкусно и весело. Бельфегор откровенно ржал над каждой шуткой, не оставляя свое лицо ни на секунду без фирменной улыбки маньяка, только что прикончившего свою жертву (в нашем случае, жертвой становилась шоколадная конфета). Я же за все время позволил себе лишь раза три показать что-то, отдаленно напоминающее улыбку. Похоже, Бельфегор этого даже и не заметил. Что ж, мне же лучше. Я запивал эти конфеты апельсиновым соком, Бельфегор же не упускал ни единой возможности упомянуть о синдроме апельсинового насморка у жаб, каждый раз, когда я подносил к губам стакан. Из-за столь странного дуэта сока и шоколада, меня стало сильно мутить. Полагаю, роль тут сыграла также слишком большое количество конфет, съеденных мной. А если учитывать, что они с коньяком… Но да ладно. Тогда я об этом как-то не задумывался. Либо так подействовали алкогольные конфеты, либо время, проведенное в компании с семпаем. С ним достаточно интересно. Странно, что раньше мы так просто не общались. Сколько бы ни были напарниками, такого простого, обычного и легкого разговора у нас не было никогда. Сейчас он напоминал мне друга. Или нет, даже старшего брата. Заботливого брата, скрывающего все свои положительные черты за маской резкости и злобы. Но сколько бы Бельфегор после этой посиделки не показался мне другим, это был всё тот же Принц-Потрошитель. Жестокий, эгоистичный и самонадеянный. Я не хочу верить в то, что он может быть ласков, нежен и заботлив. Эта иллюзия слишком фантастична. Слишком неправдоподобна. Слишком убийственна. Когда-нибудь она меня обязательно бы погубила, если бы я поверил в неё. Если бы я стал жить этой небылицей, этой необдуманной верой в лучшие качества такого гнилого человека, как Бельфегор. Я просто постараюсь выкинуть из головы проведенное вместе с ним время, боль ран, которые были им обработаны и, к сожалению, им же оставленные. Постараюсь забыть эту иллюзию заботливости семпая. Я не должен верить в то, что в глубине души Бельфегора есть хоть крупинка человеческой доброты. Не должен. Но так хочется…