Ноябрь, который изменил его жизнь

      Когда Сурков проснулся, то Антона не было рядом, его не было даже в комнате, поэтому тот сперва подумал, что всё это являлось огромным глупым сном, однако кое-что отличалось – в квартире царила тишина. Тогда Макс аккуратно встал и направился на поиски своего телефона, но вместо него нашёл телефон Белого, и нажал на кнопку блокировки экрана.       «9:47» – выдохнул парень, когда его взгляд упал на открытую дверцу шкафа, и он направился в её сторону. Мысли вновь спутались, к горлу подступил ком, и стало трудно дышать. Появились те же ощущения, что были вчера в ванной. Максим пялился на свою шею, не отрываясь, взгляд стал скользить по ключицам, притормозив на пару секунд около левого плеча. – Это не сон.. – прошептал парень       Он хотел вернуться в прошлое, дать самому себе оплеуху, сломать руку, которой он остановил Белого, хотел хоть как-то исправить то, что произошло. Но он не мог. «То, что произошло уже не изменить» – как-то сказал Антон.       Сурков медленно провёл руками от пупка до груди, как делал парень, который ему нравится. Снова и снова он водил ими вверх – вниз, но понимал, что подушечки его пальцев не такие, что ладони не имеют нужной мягкости. Всё было не тем. Горячие слёзы вновь потекли по щекам.       Как только Максим смог успокоиться, то направился на поиски Антона, но обшаря квартиру "с ног до головы" понял, что его нет. Он оказался заперт в квартире парня, которому признался в любви. – Что же делать, что же делать, что же делать...       Он наматывал круги по квартире, запустив ладони в волосы. Максим поддался панике. Хоть помещение и не было маленьким и замкнутым, но всё же он в квартире один, дверь заперта, 3 этаж, а телефон Антона дома. Его фобия взяла верх, и парень забился в угол комнаты Ольги Витальевны. Суркова трясло, всё сильнее ощущался беспричинный страх, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди и зальёт всё кровью, переставало хватать кислорода. Скоро подойдёт ещё один парень, и зовут его.. а его не зовут, он сам приходит. Парень по имени Обморок. – Привет! – и Максим отключился. « – Сурков! Эй!       Я пытался привести этого засранца в чувства, но он никак не реагировал, поэтому я побежал за нашатырём. Если устроить опрос среди жителей нашего города, то у 70% его не окажется. В моём же доме он используется до ужаса часто. Бабушка и мама постоянно спорят, а мы с дедом пытаемся их успокоить, и в итоге одна из них сто процентов теряет сознание. Но вот чтобы кто-то помимо них терял сознание – это впервые. Тем более не по приколу и не от того, что аргументы закончились.       Намочив ватный диск прозрачной жидкостью, я поднёс его к носу Суркова, не близко, так, чтобы не обжечь слизистую, и стал водить из стороны в сторону. – Ммн.. – Макс открыл глаза и расфокусировано посмотрел на меня, а я выдохнул, подумав, что на один труп в этом доме сегодня будет меньше.» Он успел. Успел вернуться раньше, чем должен был. Успел отмахнуться от нудных разговоров своих знакомых, сидевших в парке, через который пролегал его путь. Успел решить, что ему делать дальше, распланировав весь день. Минутой позже и кто знает, что могло бы произойти. « – Что случилось? – задал вопрос, пока поднимал тебя с пола – Не знаю.. я просто сидел, а потом отключился. Ты не смотрел мне в глаза, а я знал, что это ложь. Я знал, что после подобного, ты, как и предыдущие, начнёшь мне врать, будешь уходить от ответа и говорить, что всё в порядке. Но.. – Как ты оказался в углу? – Я не помню. Но мне всё равно. Мне плевать на то, что ты будешь говорить, как ты будешь врать, мне плевать на каждое твоё слово, потому что.. – Как это ты не помнишь? – Не помню. Потому что я ничего к тебе не чувствую. – *вздох* Ложись на кровать, я принесу воды. Я перестал чувствовать, когда моя спина стала доской, в которую он кидал ножи. Раз за разом. Раз за разом. Раз за разом.»       Боль. Боль от каждого слова. Боль от каждого прикосновения. Боль от каждой притворной улыбки. Боль – единственное, что Белый чувствует.       Антон был бы рад, если бы Он исчез из его жизни навсегда. Антон был бы рад, если бы Он умер, попав под автомобиль. Лучше, чтобы под колёса, засыпающего дальнобойщика, который не спит седьмые сутки. Антон хотел бы передать всю свою боль Ему. Но парень мог лишь кричать, бить Его, царапать спину каждую ночь, получая за свои выходки. – Больно, знаешь же.. – прохрипел Антон, пытаясь оттолкнуть парня руками – Ещё немного и станет легче. Он врал, нагло врал каждый раз, когда они занимались такими вещами. – Ты уже говорил это. – Эй.. – он улыбнулся – Просто расслабься. Улыбка. Эта притворность в ней злила. Белый так давно ненавидит её. – Не могу. Мне больно, слышишь? Антон закричал, срывая голос, когда Он сделал то, что доставляло Ему удовольствие. – Рома... Но Мишин никогда его не слушал. – Прекрати. Пожалуйста. – Уже поздно.       И парень начинал двигаться, это было сложно, потому что кое-кто никак не хотел расслабляться. Глаза заполняли слёзы, всё тело пронзало болью, а цепкие пальцы, в который раз впились в кожу на спине этого "дорогого", как его мать называет. Антон шипел, метался по кровати, но его бёдра крепко держали. Он пытался хоть немного расслабиться, правда пытался, но не мог. Хотел бы убежать, потому что каждое движение было сбивчивым и поверхностным, но что-то мешало. И из-за этого "чего-то" раз за ёбаным разом ёбаным по всем фронтам оставался лишь Белый.       «Лишь плотские утехи, доставляющие мне невыносимую боль, а тебе удовольствие. Так нравится издеваться надо мной?! Я ненавижу тебя за это. Я ненавижу себя за это.»       Антон миллион раз проклинал и себя, и своего друга, который давно перестал таковым являться, за всё, что происходит между ними. За то, что он позволил такому зародиться. За то, что их отношения не приведут ни к чему. Ни к хорошему, ни к плохому. После подобного, один из них обязан замкнуться. И они оба понимали, кто им будем. – Рома! Мишин всегда останавливается, а потом Белому становится легче. Не сразу, но становится приятнее. Толчки становятся медленнее и глубже. Стоны Антона перестают быть вымученными и слёзы исчезают. Нет, боль никуда не пропадает, но и получает он теперь большее. – Тебе ведь куда приятнее. Ну же. Шепчет парень на ухо, и Антон перестаёт сдерживаться, своими стонами снося крышу обоим. « – Сколько времени? – Где-то половина одиннадцатого. – 20 минут. – 20 минут? – переспрашиваю я – Нет.. ничего. – Что это за страдальческое выражение лица? – Где? Встаю со стула и подхожу к Суркову, опустившись на корточки, тыкаю ему в щёку. – Здесь. Он краснеет, что нереально раздражает, смотрит на мою руку, потом на меня и отворачивается, закрывая лицо ладонями. – Нормальное выражение! – выкрикивает в ответ, как дурак – Вообще нет. Словно тебе сделали три операции без наркоза. – Неправда! – Не спорь. – Это неправда, Антон! Нормальное у меня выражение лица, ясно тебе? – он резко разворачивается и смотрит мне в глаза – Правда. – У-у-у-у! Как же ты бесишь, а! За что ты вообще мне можешь нравиться?! – Значит, разлюби меня. – Что? – на какое-то мгновение я замечаю в его глазах страх – И что это значит? Так бесит. Не хочу. Не хочу того, что произойдёт после моих слов. – Разлюби меня. – Что ты несёшь? Люди не могут так быстро разлюбить! – А ты попробуй. – Зачем? Меня всё устраивает! – он снова покраснел. Раздражает. – А меня нет. – В смысле? – до Суркова дошло, что после этого я буду язвить, но.. – Ты мне не нравишься. Я ставлю здесь огромную точку. Ставлю её, чтобы у тебя больше не могло быть вопросов.»