Один за всех

В том году очень немногие студенты поступили на Гриффиндор, так что немудрено было, что их двоих поселили в одну комнату. По правде говоря, именно на это и надеялся Оливер, украдкой рассматривая щуплого рыжего мальчика, переминавшегося с ноги на ногу в конце колонны. Тот казался каким-то отрешенным, с немым изумлением разглядывая высокие стены, будто бы упиравшиеся в само небо, парадное убранство зала и фигуры учителей, смотревшихся издалека совсем крохотными. Ни с кем из других ребят он так и не заговорил. Когда парнишка, поправляя сползавшие с носа очки в роговой оправе, уверенно направился к столу, расположенному аккурат под бордовым флагом, Вуд вскочил от необъяснимой радости и не слишком осторожно схватил его за локоть. А тот вдруг дернулся куда-то в сторону, вскидывая на него не по-детски серьезные глаза. Оливер решил не обращать внимания на эту немного странную реакцию и громко спросил, пытаясь перекричать играющий оркестр: — Я Оливер! А как тебя зовут? Но его собеседник хранил упорное молчание. Решив не сдаваться, Вуд улыбнулся как можно доброжелательнее и только собрался повторить нехитрый вопрос, как разномастная толпа вдруг зашевелилась, когда изголодавшиеся студенты поспешили наброситься на еду, и оттеснила Оливера в сторону от неудавшейся беседы. До самого конца ужина он все время вертел головой, но так и не сумел разглядеть приглянувшегося незнакомца. Во второй раз они встретились уже в Гриффиндорской башне. Оливер как раз клеил на стену очередной плакат своей любимой команды по квиддичу, как дверь вдруг негромко скрипнула, впуская рыжеволосого мальчика, неловко прижимавшего к себе какую-то книгу. Стараясь не выпустить на волю внезапный восторг, чтобы окончательно не смутить нового соседа, Вуд размашисто протянул ему ладонь в приветственном жесте. Тот, помедлив немного, вложил в нее свои холодные пальцы, отдернув их почти сразу же, как будто ожидая чего-то нехорошего от обычного рукопожатия. — Ты, наверное, не расслышал меня тогда, — сказал Вуд и повторил ту самую фразу. Мальчик пригладил незаметную складку на мантии и, наконец, ответил. — Меня зовут Перси, — пробормотал он и тут же насторожился. Возможно, боялся, что его имя может показаться смешным. Впрочем, Оливер так не считал. Он был поглощен желанием разговорить собеседника, дать ему почувствовать свое дружелюбие. Это было очередной задачкой, очередным небольшим соревнованием. Оливер очень любил соревнования. — Ты любишь читать? — спросил он, кивая на книгу, все еще зажатую в тисках тонких пальцев. — Да, — быстро ответил Перси, и его щеки слабо заалели. — А ты? — И я, — с готовностью отозвался Вуд. — Очень… ээ… люблю. А как ты относишься к квиддичу? — задал он свой излюбленный вопрос. Но на этот раз ответ был далек от того, на который он рассчитывал. Перси нахмурился и отрицательно качнул головой. — Никак. Я им не интересуюсь, — безапелляционно заявил он. — Ясно, — вздохнул Оливер. Это оказалось труднее, чем он думал. Он ведь всегда легко заводил новые знакомства. – Ну, значит… будем соседями, да? — Видимо, — довольно прохладно отозвался тот. Кажется, он не любил, когда констатируют очевидное. Все так же молча Перси принялся распаковывать вещи, которые, как заметил Оливер, были весьма немногочисленными и к тому же старыми. Вуд решился. — А как насчет… быть друзьями? — выпалил он. Движения Перси замедлились, и он поднял на него совершенно ошеломленный взгляд. — Друзьями? — переспросил он, словно смакуя это слово. Оливер выжидательно кивнул. Помедлив, второй мальчик кивнул тоже. Утром Вуд обнаружил, что в комнате никого нет. Перси, должно быть, ушел на завтрак один. Немного расстроившись, Оливер стряхнул с себя одеяло и принялся спешно одеваться. Добежав до столовой, плюхнулся рядом с ним на скамейку и начал наполнять тарелку, все еще отдуваясь. Перси следил за ним искоса и неизменно молчал. — Почему ты меня не разбудил? — спросил Оливер, стараясь звучать как можно более непринужденно. — Извини, — неожиданно улыбнулся его новоиспеченный приятель. — Я собирался, но… Фред и Джордж всегда ругались на меня, когда я их будил… Вуд отметил, что это был первый раз, когда Перси заговорил о своей семье. Он решил, что это хороший знак. — Я слышал, Уизли — очень большая семья, — сказал он, уписывая овсянку за обе щеки. — Здорово, наверное, когда вокруг много народа! — По правде говоря, не слишком, — раздался едва слышный голос Перси, и Оливер едва не выронил ложку, резко оборачиваясь к собеседнику. Тот выглядел подавленным. — Почему? — тихо спросил Вуд, поддаваясь его настроению. Уизли неловко дернул плечом. — Ты ведь не хочешь на самом деле об этом говорить, — выдохнул он. Оливер запальчиво ударил ладонями об стол. — Почему это? Я правда хочу тебя выслушать, Перси! Ведь мы же теперь друзья, разве нет? Тот как-то уныло усмехнулся, а потом внезапно придвинулся ближе к Оливеру. — Просто они не такие, как я. Вернее, я не такой, как они. Я люблю читать и совсем не умею веселиться. И квиддич я не люблю. Поэтому близнецы всегда шутят надо мной, а Рон и Джинни играют со старшими братьями… — он вдруг осекся, словно стыдясь этого потока слов, но Оливер ободряюще положил ладонь ему на плечо, и Перси, судорожно вздохнув, вновь принялся за еду, словно никакого диалога и не было. Наблюдая за ним исподтишка, Вуд думал о том, что он действительно так непохож на всех, с кем он имел дело раньше. Но это вовсе не смешило и не раздражало его, наоборот, он чувствовал какое-то непреодолимое, всепоглощающее желание узнать получше этого тихоню, который совсем не так прост, как может показаться на первый взгляд. Его манила их вопиющая непохожесть, и если даже противоположности не всегда притягиваются, он пообещал себе притянуть его своими силами. Поначалу Перси шарахался от его навязчивого присутствия, но постепенно привык и к бесцеремонным расспросам Оливера, и к его неумелым проявлениям заботы, и к его постоянному присутствию за соседней партой. Впрочем, последнее обстоятельство Вуду не слишком помогало: Уизли наотрез отказывался отвлекаться на занятиях. Он был словно одержим учебой, и день за днем стопка учебников в углу его комнаты росла, а фамилия в списке продвигалась все ближе и ближе к началу, пока не стала первой. В этот же день Перси появился в их комнате с разбитым носом. Оливер молча промокнул его лицо платком, даже не пытаясь заикнуться о походе в больничное крыло — он знал, что тот ни за что не согласится. Уизли упрямо пытался вывернуться из сильной хватки Вуда, но тот не отпускал его, напряженно думая о том, кто. Кто мог его ударить? Это не мог быть никто из гриффиндорцев — наверняка, какой-нибудь слизеринец подстерег его за углом. Вопрос сменился следующим — за что? За то, что он учился лучше всех и, в конце концов, стал любимчиком учителей? Но разве он не заслужил этого? — Не расстраивайся, Перси, — попытался он подбодрить его. — Ничего необычного, — ответил тот глухо и, вопреки словам, в углу его глаза заискрилась слеза. — Этого больше не повторится, — пообещал Оливер, прижимая худенькое тело к себе. — Почему ты… почему ты относишься ко мне так? — бессильно спросил Перси. — Неужели ты не видишь? Я скучный ботаник, у меня нет чувства юмора и таланта тоже нет. Все, что мне остается — это учеба и только. Я урод и зануда, — слеза все-таки сорвалась у него с ресниц и бесшумно приземлилась на поношенный свитер. — Ты мне нравишься таким, — усмехнулся Вуд. — И кстати, ты вовсе не урод, — пробормотал он, зарываясь носом в рыжие кудряшки. И тогда Перси впервые потянулся к нему сам.