До дня Терры.

Откинувшись на спинку стула, я устало посмотрел в сизый полумрак. Очередное собрание, очередные споры, очередное чесание языками и никаких действий. Пока человек молчит, он обитает во мраке, но как только берет слово, все прожектора устремляются прямо к нему, словно говоря: “запомните это лицо. Это лицо вы будете боготворить или ненавидеть”. Я всегда пребывал в сумраке. Учуяв удушливый запах сигарет, я громко шмыгнул и посмотрел туда, откуда потягивает лоснящийся дымок. Через два места, я сумел различить крупную фигуру и тяжелые скулы, освещённые сигаретой. Я не видел его глаз, но точно поймал на себе его взгляд. А позже услышал, как он устало вздохнул, выдыхая дым наверх, на прожектора. Позже мы встретились в вестибюле. Со скучающим выражением лица он читал повестку о сегодняшнем созидании. - Вы посмотрите.- Сказал он, когда я уже прошёл мимо.- Человечество уже давно стоит на пороге нового мира, а всё ещё пытается продлить дни старого. Все латают на глазах разрушающуюся вавилонскую башню. - Лучше старое изведанное, чем новое непредсказуемое. - Когда-то так думали о ядерном оружии, а теперь, все трясутся над глобальным потеплением и таянием полярных ледников. Поглощенная водой пустошь теперь волнует их больше, чем ядерная зима. Вот скажите: Когда вы в последний раз слышали о последствиях ядерного взрыва или, допустим, взрыва водородной бомбы? Я пожал плечами, даже не пытаясь вспомнить. Я отлично понимал, что к моменту, когда начнут рваться атомные бомбы, меня меньше всего будут волновать последствия. Плоть сойдет с костей раньше, чем мысль зародится в мозгу. - А когда в последний раз вы слышали о природных катастрофах? - Сегодня утром. – Неволей пришлось признаться. В голове отчетливо вспомнился разговор с женой. Она стояла у плиты и рассказывала, как восточные берега Африки ушли под воду на сто километров и ещё один “город улей” был потерян. Контакт так и не был восстановлен.- Может, это “первые схватки”? - Как у беременной женщины- Удивленно спросил он. Я кивнул. - Скорее попытки стряхнуть паразитов. - Ну, если мы ещё не поубиваем друг друга, то, наверное, мы достойны чего-то большего. - Вы и сами в этом сомневаетесь. Не дуновение ли надежды? Его голубые глаза блеснули сладостной издёвкой. Это его приободрило. Тогда, встряхнув белокурыми волосами, он добавил: - Не вступая ли под свод науки, вы давали клятву оставить надежду? Я уже был готов ответить, как двери вестибюля открылись, и в отражении зеркал показался статный мужчина в строгой форме. За ним доносились крики толпы. - Кажется, это вас.- Сказал мой собеседник, не отрывая взгляд от зеркал. Тогда, я посмотрел на него ещё раз, пытаясь запомнить этот образ как можно лучше. Когда-то, таких, как он, могли назвать арийцем. Он обладал всеми достоинствами, чтобы так называться. Высоко поднятая голова, устремлённый ввысь взгляд. В небесных глазах застыла твёрдость и холод высот. На губах усмешка, а слова остры как лезвие штыка. Он поймал мой взгляд, уловил любопытство и едва слышно засмеялся. Я отвернулся, чтобы он не увидел моего покрасневшего лица. Стыд и злоба охватили меня, и я не заметил, как сел в такси и под грохот толпы покинул здание заседания, и оказался на вершине небольшого искусственного холма, вдали от автомагистралей и города. Здесь был мой дом. Это было место, где немногие решались поселиться. Здесь было слишком тихо, чтобы не думать, и слишком много покоя. Это было место для удовлетворения, которого достигнуть может далеко не каждый. Даже мне, это даётся не каждый раз. Дома меня встречает она. Ее огненные, вьющиеся на кончиках волосы струятся по плечам. Её кожа бела и нежна, как крыло бабочки, а глаза темны и полны тайного огня. Я знаю, что это за огонь, ведь сам его разжёг. Я посмотрел на неё, и на мгновение она остановилась. А после нежно улыбнулась и, потянувшись, обняла меня за шею. Она знала, как вернуть мне силы, воскресить во мне жизнь. Она никогда не спрашивала, что творится в моей голове или почему я дрожу. Она всё понимала без слов и делала всё, чтобы изменить моё настроение. И у неё получалось. Долгие объятия могли длиться вечно, но она отпустила меня, и я держал её ещё пару мгновений. Я всегда говорил, что в этом человеческом теле, скрыта кошачья душа. За ужином, я поведал ей все свои беспокойства. Рассуждал, как мир неустанно сходит с ума. Как расса теряет свою ценность и разгорается новое пламя. Как плоть заменяется пластиком и металлом. Как всё более раздвигается пропасть между разумом и безумием. Говорю, как мне горько на душе, и как тяжело в этом разрывающемся мире. Она смотрит на меня и молчит. Ее молчание подобно одной затерявшийся в веках фразе: - Всё пройдет. От этих беззвучных слов мне становится легче. В этот момент, мы были лишь вдвоем. Это было настоящее сокровище - оказаться вдвоём, во все сжимающемся мире. Просто сесть у окна и, обратив взгляд вдаль, отдаться мечтаниям. Она могла делать это часами. Мне же для этого, требовался хотя бы один стакан чего покрепче. Я быстро напивался и очень скоро окажусь во власти сказочных мечтаний, вместе с ней. Так близко и так далеко. Я не знаю, о чём она мечтает. Как и она, не знает о моих. Где-то вдали слышен горн и степной ветер уносит нас в головокружительный полёт. Следующим утром вновь была лекция. И вновь половина всех учащихся не явилась. Какое-то время я не понимал, почему? А позже, догадался. Все, кто остался, так или иначе верят в науку. Кто-то потерял часть своего тела, и наука дала ему замену. Кто-то мечтает оказаться в космических пространствах. А кто-то, твердо верит в потенциал человеческого разума и отрицает веру. Но сегодня лекция, была особенно интересна. Пришел он. Мужчина арийской внешности вошёл через пять минут после начала занятий, когда я закончил составлять список. Он сел в последнем ряду, сложив ладони перед лицом. Он проницательно смотрел мне в глаза, а после, мимолётно улыбнулся, увидев, как на моём лице отразились тревога и раздражение. По лбу скатилась тяжелая капля. Изучающий взгляд, устремлённый прямо на меня, всегда выбивал из колеи, заставляя себя чувствовать маленьким мальчишкой. На протяжении всей лекции, я пытался найти в себе силы открыто сопротивляться его взгляду и насмешке. Но скрипя от злобы, я ничего так и не добился. После лекции, он медленно поднялся и торжественно, громкими шагами устремился вниз по кафедре. - Вы не можете держать долгий контакт глазами, – как бы между прочим, сказал он. - А вы, постоянно глазеете в упор!- Мой ответ был злобен. Злоба кипела во мне. Увидев, что мои слова никак не отразились на его лице, злоба как будто заполыхала во мне. - Моя любовь наблюдать, порой переходит все рамки. - Так наблюдайте в другом месте. - А где же? Издёвка в его глазах была едва ли незаметна. Тогда я вспомнил повадки одного молодого человека, который всячески пытался унизить меня, поиздеваться надо мной, а впоследствии, оказался тайным поклонником и просто хотел узнать меня получше. - Вы что, тайный поклонник?- Решил спросить я. - Только не я.- насмеявшись ответил он.- Вы слишком скромны, чтобы быть обожаемым мной. И немного не уверены в себе. - В ваших речах полно заносчивости. - Да.- Неожиданно признался он и добавил:- Быть высокомерным не так уж и плохо. Надо только привыкнуть. Кстати, вы наверняка знаете, что на замену в ваше учебное учреждение должен прийти новый преподаватель. - Когда об этом все говорят, трудно оставаться в стороне. Но я ни за что не поверю, что вы новый преподаватель по социальной психологии. - Ну что же, время покажет. “Интрига на грани издёвки. Похоже, это одна из его игр.- “Прозвучало внутри меня”. - Клаус Нойман.- Представился он, протянув ладонь для рукопожатия. - Уильям Блэк.- Немного помедлив, ответил я. Пожав руки, мы ещё несколько мгновений смотрели друг на друга, жадно что-то выискивая друг в друге. Он был на голову выше меня, из-за чего его приподнятый подбородок и полукруглые веки придавали ему еще большее высокомерие. Я же, ещё больше походил на беспомощного ягненка. Когда же прозвенел звонок, аудиторию заполонили студенты и некоторые учителя, пришедшие посмотреть на нового преподавателя. Я так же остался посмотреть. Вступительная речь была весьма коротка и уверена. “Ему нравится выступать на публике.”- Подумал я, увидев довольную улыбку на его лице. Немного позже, я услышал шёпот двух преподавателей иностранных факультетов. Молодая учительница расхваливала его дерзкую манеру говорить, тогда как вторая, значительно старше отмечала прекрасную внешность. Он действительно был хорошо сложен для своих зрелых лет. И судя по тому, как он быстро захватил всеобщее поощрение, обладал сильной харизмой. Но разве, это не говорит о его хорошем знании своего предмета? Социальная психология. Домой я вернулся с двояким настроением. Я был рад концу этого дня, но вместе с тем, опечален, что он кончается именно так. Я убегаю, сражённый и побеждённый, не способный что-либо противопоставить. И единственное, моё утешение, становится она. Физика. Иногда, физика, так похожа на фантастику и даже, на какую-то странную, но понятную каждому дитя сказку. Сказка о том, как ничто не уходит в пустоту бесследно. Что мысли, как пульсары бороздят просторы реальности и изменяют саму ткань реальности. Что мир не таков, каким кажется. Есть пространства, которые не измерить и не ощутить. И всё это, когда-то, было лишь сказкой. Милой и забавой, а теперь, это что-то становящееся реальностью, а потому, не стоит считать сказки глупостью, а фантазию просто смешной игрой мысли. Мысли и сказки сбываются. Пусть на это уходят годы и века. У вселенной достаточно времени, чтобы узреть последнюю фантазию, прежде чем угаснет одинокая звезда. Я неустанно набиваю руку и вот, рассвет заалел. Но нет. Это не рассвет. Даже сейчас, мозг отказывается верить, что свет, льющийся из стен, лишь иллюзия того огненного гиганта, что дал нам жизнь и станет нашим роком. Я сделал шаг назад и положил истертый мел на стол. Я окинул взглядом свои полуночные скитания. Мысли, которые останутся несказанными и мечты, которым не суждено сбыться. Физика – это крепкий сон, но не каждому она открывает дверь. Только самым пытливым, готовым вечно биться в закрытые двери, в поисках чуда. Ведь когда-нибудь, дверь откроется и весь мир вздрогнет в восхищении. Сказка станет реальностью. Сегодня утром, я снова встретился с Динрой. Он стояла на перекрёстке и кого-то выискивала глазами в пустоте. Оказалось, что меня. Мой первый взгляд был брошен на её измождённое лицо и второй, на живот. Он рос, увеличивался в размерах каждый день и с каждым днём, она всё увереннее клала свои белые ладони на живот, словно пыталась защитить своё дитя. Но от чего? Я не смел её спросить. У меня не было такого права. Я отлично знал, что, однажды спросив, однажды выведав у неё ответ на сокровенный секрет, нашим встречам и редким взглядам придёт конец. А я дорожил этой дружбой. В ней было больше человеческого, чем в чём-либо еще. Мы понимали друг друга по походке, мимолётной улыбке. Это походило на странную игру, в которой лишь одна цель: не потерять друг друга. А ведь мы, ужасно разные. Она умна и способна на гораздо большее, чем прочие. Пусть она никогда не скажет, но в её голове скрыт свой мир, ставший причиной отречения. Это трудно скрыть и тяжело имитировать. Но порой, я задаюсь вопросом: что же это за мир? В такие моменты, я опускаю голову и останавливаюсь. Она тоже, в ожидании моего ответа. И когда я даю ей немой ответ, а на её бесцветных губах, по обыкновению расцветает улыбка подтверждения. И мы продолжаем путь всё также в молчании… лишь один раз, я смог приблизиться к образу её мира. Я представил причал. Как она стоит на краю того причала и смотрит вдаль, в океаны тиши, в бесконечный штиль. Ждёт, когда на горизонте покажется корабль, что причалит к её берегам и заберёт с собой. Я сказал ей об этом и она застыла. На её губах больше не было улыбки, но на глазах появились слёзы. Больше, я не гадал. Я коснулся того, чего не должен был. Мы дошли, так никого и не встретив. В коридоре мы разошлись. Она ушла в свою аудиторию, а я, в свою. Сегодня, я вновь увидел его. - А вы ранняя пташка.- Раздался голос Гатса с задних парт на самом верху аудитории. В его руке была книга, из-за которой он показывал свои светлые пронзительные глаза.- Зачем приходить так рано, если можно выкрасть драгоценное время? Вы должны признать, что такой пунктуальностью, вы крадёте время у самого себя. - Сейчас, лишь вы крадёте мое время. И похоже, свое тоже. - Мне было интересно посмотреть на вас. Правда ли, что вы такой, каким вас все считают. - И каким? - Нетерпеливо спросил я, сев в преподавательское кресло. Я не мог отмахнуться от его речей, это было совсем по-детски. Приходилось слушать, со скрипящим сердцем. Он чуть поджал веки. Так смотрит охотник на далёкую добычу, пытаясь приблизить её взглядом. - Талантливым. - У меня нет таланта. Лишь любознательность и рвение. - Подающим больше надежды. - Мне уже тридцать и все мои достижения – теория, так и не давшая подтверждения. - Настойчивым. - Придется согласиться. - А некоторые считают вас лжецом. - Это лишь догадки. Пусть гадают. - Для некоторых вы мучитель. Некоторые считают, что вам это нравится. - Не понимающим легче обвинить другого, чем искать причину в себе. - Может они не обязаны понимать вас? - Они не обязаны меня понимать. Они ничем никому не обязаны. Это их воля понимать или не понимать. - Так вы считаете, что каждый сам строит свою жизнь и вершит свою судьбу? - А вы нет? Гатс рассмеялся. - Есть двери, которые навсегда закрываются перед ни в чём не повинными людьми. Ни в чём, кроме одного крохотного, но очень значительного грешка. - И какой же, этот грех? Он отложил книгу и с уверенностью сказал: - Они родились не теми. Не той крови, не той нации. И с этим, уже ничего не поделаешь. - Кастовая система давно ушла в прошлое. - Я бы не сказал. Теперь, все рождаются в одной трясине и одинаково ничтожны. И только стремление выбраться из этой трясины, может возвысить человека до иного уровня, где его ждут ему подобные. Разве это не иная форма кастовой системы? - Я не политик. - Это оправдывает ваше невежество? - Я не хочу тыкать пальцем в небо и кричать, надеясь, что вы умолкнете. Я сразу признаю, что не могу сражаться на вашем поле. - А в том, что вы скучный, они не ошибались. - Чего вы хотите? Я уже не мог сдержаться. Он точно знал, что говорить. Как будто предугадывал, что я скажу. Быть на виду и оставаться в неведении, было самое унизительное чувство, приводящее к злобе, которую я был не в силах преодолеть или скрыть. Я мог лишь идти напролом, надеясь, как можно скорее покончить этот разговор. Он умолк и молчание тянулось до тех пор, пока я не понял. Он просто играет со мной. Практикуется, как практикуется хирург, подрезая кожу, оттягивая плоть, добираясь до самого сокровенного. - Зачем вам это? - Вы верите в призвание?- Склонив голову, спросил он.- Лучше всего, я умею играть в одну запутанную игру. Эта игра доставляет массу удовольствия, но к сожалению, длиться недолго. - Вам нравиться изучать людей вплоть до подноготной? - Точно.- На губах проскочила едва уловимая самодовольная ухмылка.- Мне всегда удавалось влюблять в себя людей. Но истинным удовольствием было раскрывать их секреты. В молчании неизвестности, словно в океане пустоты закидывать крючок и подцепив, медленно, осторожно вытаскивать нечто, и наблюдать, как меняется очертание воды, и как внезапно обожание, сменяется опаской и даже ненавистью. - Вполне заслуженно. - Не спорю. Это логический конец, который должен закончить всякую партию. - И вы решили начать с меня. - Мне казалось, вы такой же. Но похоже, я ошибся.- С горечью произнес Гантс. В то же мгновение, он выпрямился, гордо тряхнул шеей и посмотрев на меня сверху вниз твёрдо сказал: Мне нужно идти. А вас, я попрошу сохранить мой маленький секрет. - Всё равно, скоро вы сами его всем откроете. - Они догадаются сами.- Отмахнувшись заключит Гантс.- Удачи в ваших учениях. - И вам того же.- Попрощался я, не пытаясь скрыть своей злобы, но его, это только позабавило. Когда Ганст вышел, первые студенты вошли в аудиторию. Среди прочих была и Динра. Как странно. Она носила на своей шее крест и всё же, приходила сюда. Сюда, куда иные, подобные ей не смеют прийти. Презирают то, что я говорю. Ненавидят меня за мои убеждения. Высмеивают за бесчувствие к их болезни. Но не она. Она всегда здесь, в окружении врагов и еретиков, лишь бы послушать меня, такого же еретика и лжеучителя. Как тонка эта грань. Она ходит там, где свой становится чужим, но чужой, не становится своим. Чужая среди всех из-за нежелания идти за всеми. В этот миг, я не верю, что она такова. Что она действительно молится. Я не хочу поверить, что она религиозна. А иначе, зачем здесь быть? Что она хочет здесь найти? Я записываю формулы, схемы, а она вслед за мной. Но в моих словах, моих формулах, она ничего не найдёт. Лишь физику. Прозвучал звонок. Она уходит последней, как и всегда. И как всегда, она осталась до последней пары, в ожидании, когда я покину аудиторию. Я вышел. Как всегда, она стояла по левую сторону и смотрела туда, за окно. Луч солнца стелился на радиационные развалины, где только мусор и обломки прошлого. Она всегда смотрела туда, словно там ещё что-то было. Что-то живое. Что-то дорогое ей. Возможно, только память. - Возвращаемся. Мы снова разминулись на разветвлении дорог, каждый в свою сторону. Я шёл медленно. Вокруг было темно и редкие фонари едва освещали дорогу. Опять перебои электроэнергии. По памяти я нашёл свой дом. Я вошёл. Вокруг стелилась тьма. Быстрым шагом я вошёл в спальню. Она была там. Словно продрогший лисёнок, она дрожала, кусала губы. Она не смела открыть глаза и каждый шорох, заставлял её застыть в новом, мимолетном ужасе. Я склонился над смятой простыней и положил ладонь на её плечо. Кожа оледенела, покрывшись испариной. Как долго человеку нужно бояться, чтобы стать холоднее мертвеца? - Всё хорошо.- Едва слышно произнёс я, но в тишине, это прозвучало глухим эхом. Она схватила мою руку так крепко, как никогда. Словно она тонула и лишь моя рука могла её спасти. Я присел и обнял её. Я прижал её к себе, давая слезам мирно течь по щекам. Она отпустила мою руку и сжала в пояснице. Теперь, в темноте, мы были вдвоём. - Всё хорошо.- Успокаивал я её, поглаживая ладонью по растрепанным волосам.- Я с тобой. И тьма нам не страшна. - Как ты можешь так говорить?- Дрожащим голосом произнесла она.- Мы живём во тьме и свет в любой момент может погаснуть. Тут или там, он погаснет вновь.- Она вжалась лицом в рубашку и пуговицы вдавились в грудь.- Целые кварталы гаснут один за другим, погружаясь во тьму. Словно спички на ветру. - Ты знаешь. Генераторы и так работают на пределе своих возможностей. Слишком велика нагрузка. Слишком много потребителей. - Это будет повторяться снова. Я не знаю, сколько я была во тьме, но это, подобно вечности. Я знаю, это повториться снова, и тогда, тьма будет стелиться всё дальше и всё дальше будет завеса мрака. - Прекрати. - Уже объявляли комендантский час. Весь город погрузился во тьму. Это повториться. Свет отключат и погаснет последний огонек. Я так не могу. Почему мы прячемся? - Потому что солнце убьёт нас.- Чуть помедлив ответил я.- Поверхность теперь не для нас. Нам, избравшим живое тело там не выжить. - Быть может, это лучше. Я посмотрел на неё. Во тьме были видны лишь контуры, но глаза, блестящие, полные слёз глаза были скрыты от меня. Я знал. Она никогда не признает свет, что может взять и в одно мгновение погаснуть. Не признает, хоть он прогорит тысячи лет и ни разу не погаснет. Лишь солнце она признает. Этот огненный, смертоносный диск. Солнце уйдёт за горизонт, но не настанет дня, когда оно исчезнет, не дав рассвета. А она, боялась именно этого. С первого дня, она жила в страхе, что свет погаснет и свет уже никогда не возгорится, и тьма будет вечной и непроглядной. Я не мог её успокоить. Я не мог искоренить тьму. Я сам был частью этой тьмы, ведь когда-то, я сам был совсем другим человеком. - Уильям…- Она вцепилась крепче, пытаясь ощутить тут ли я ещё. - Да.- Я провел ладонью по её волосам. - Когда же это кончиться? - Я молчал. Что я мог ей ответить. Я не мог признаться, что также слеп, как и она. Я не знал ничего. Я лишь учитель, пытающийся в свободное время быть ученым. Но не более, и более не знаю. - Скоро.- Вложив всю храбрость сказал я. она не поверила мне. Она никогда не верила мне, зная, что за неопределенностью, я также скрываю свои страхи и слепоту. Но в миг, когда отчаяние грозило поглотить меня с головой и бросить во тьму, она всегда касалась губами моей щеки и тихо, едва слышно говорила: - Всё пройдёт. Я верил её словам. Лишь её словам я мог поверить абсолютно и беззаветно. Иногда, я шутил над её наивностью, но никогда не смел осуждать. Лишь ради неё, я был готов прожить остатки дней в темноте, в иллюзорном свете, до глубокой старости. Ради неё, я отринул безумную, манящую идею. И не жалею. Её хватка слабеет. Она медленно погружалась в сон и совсем скоро, покинет объятия тьмы. - Приятных снов, Рея. - Приятных…- Лишь успела она произнести, прежде чем сон увлёк её куда-то вдаль. Я чувствовал, как всё медленнее она дышит и как холод отпускает её. Вот и сон. Вот и вечность чистого, истинного света. А я, остался здесь. В темноте…