Скорбящие журавли

1561 год. Дворец Топ Капы в Стамбуле.

      Осень пахла сладким мёдом и светилась оранжевым солнцем с красной листвой. Жухлые листья и выцветающая трава приятно хрустела под ногами, шумела от трения подолов и слабая испарина недавнего лета парила в воздухе, падая вниз, словно крылья бабочек. Сероватые облака с проблесками лазурного космоса радовали османов последними яркими цветами, перед наступлением холодов. Сад во дворце сиял от солнечных лучей, переливался, давал отблеск от белого мрамора дворца и дарил переливы всем окружающим. Бесцеремонные птицы громко кричали, пролетая над дворцом, и гогот их смолкал где-то вдали, там, за горизонтом. Верхушки кустов и деревьев податливо склонялись под сильным напористым ветром. Ворсистый ковёр осени окутывал всё вокруг, накрывая с головой яркими цветами.       Дворец шумел: заливистый смех наложниц, шепот слуг и фавориток, глухие стоны дворцовых крыс и шумные дети в саду — дворец жил и в нём царило тепло и уют, который давно позабыли стены этого царства.       Всё это омрачало лишь резкая болезнь милой Айше Султан. Восьмилетняя девочка с трудом могла говорить и есть; постоянно спала или же смотрела в одну точку. Никто не мог смотреть на то, как этот веселящий и радующий глаз цветок увядает. Лекари не могли дать внятного ответа: девочка рано лишилась матери, это могло на ней сказаться. От рождения слабая, она не могла бороться с хворью внутри себя. А ещё переезд сказался на ней. Её могли развлечь лишь птички, пролетающие за окном и цветы, которые приносили вечно молчащие служанки.       Айше хорошо помнила, как к ней в покои в один из скучных и серых дней, влетела белая птичка. Она залетела в покои, сделала восемь кругов под потолком и села на одну из балок. С интересом рассматривая девочку своими громадными глазищами, она махнула крыльями и вылетела. Возможно, это стало неким предзнаменованием к появлению в её жизни чего-то нового, интересного, необычного.       Она несколько удивилась, когда спустя три дня в её комнате появилась новая, доселе неизвестная ей служанка. И выглядела она как та птичка: с большими карими глазами, слегка испуганными, но звенящими; с каштановыми локонами чуть ниже плеч и белым платком, который прикрывал её лицо. И она так же метала свои глаза по сторонам, как та птичка махала своими крылышками. Эта белая птичка! — Турна!       Слабо прохрипела девочка на ушко служанке, когда та подавала ей еду. Через полупрозрачную мантилью, она увидела улыбку на устах девушки; не высмеивающую или ядовитую, как у некоторых, а милостивую и снисходительную. — Я не птичка, Султанша моя. Моё имя Зейнеп, — девушка склонила голову.       Девочка покрутила головой, недовольно надула нижнюю губу и с детским, совсем ребяческим недовольством и протестом замотала головой, отрицая данный факт. Она схватила девушку за свободный рукав её платья и с надрывом в голосе, со всей её детской решительностью и запалом, произнесла: — Нет! Ты Турна! — Хорошо, моя госпожа. Тогда, давайте договоримся, что имя это — наш с вами секрет. Только вы можете называть меня так, но при условии, что съедите принесённый менемён, договорились?       Она решила не препятствовать воле маленькой девочки, тем более та болела; эта же ситуация оживила её и посеяла искорки в глазах, которые взрывались яркими фейерверками, что запускали на празднование совсем недавно. Айше взглянула в глаза девушки, а потом с благодарностью приняла от неё ложку с едой. Она была безвкусной и неприятной, такой пресной. Но девочка ела — Султанши держат свои обещания. Выпила стакан воды и улыбнулась. — Султанша, хотите, я раскрою шторы? Впустим лунный свет в покои? Сегодня луна очень близко к земле и звёзды так ярко светят. С этой высоты можно разглядеть много всего.       В покоях Айше, которые ранее принадлежали Хатидже Султан, было весьма темно, даже свечи не помогали. Здесь была лишь Зейнеп; другие служанки стояли за дверью. Вечером у её покоев дежурила две служанки и одна была в покоях, чтобы девочка сумела уснуть и не боялась мрачных теней на стенах, которые возникали из-за пылающих огней.       Девочка заинтересовалась и утвердительно кивнула. Детское любопытство, желание увидеть ночные фонари и свет давно забытой луны. Обычно, она с Дефне часто смотрела на ночное небо, но с тех пор как у неё родился ребёнок времени не оставалось. Да и отец часто просил её в свои покои, так что ей оставалось куковать в одиночку. Возможно, это тоже послужило неким толчком к её болезни.       Зейнеп прошла в сторону высоких окон и распахнула шторы. Девочка свесила ноги с кровати, соскочила с неё и, шатаясь, прошла к девушке. На небе и впрямь царило небывалое зрелище: яркий свет луны, который поначалу был бледным, а после становился бледно оранжевым, блестел среди огромного количества тонких полупрозрачных туч. Звёзды, словно молоко, выстроились в ряд и светили путникам дорогу. Полярная звезда сияла как никогда. Самая яркая ночь из всех, что видела Айше за свою короткую жизнь.       Она возгордилась тем, что сумела увидеть подобное, и внутри зародилось что-то трепетное, мимолётное. Неосязаемое, как та дымка за окном и с трудом уловимое. Но она ощущала весь трепет этих чувств, то, как в груди разливается что-то тёплое и на смену недавнему недугу приходят яркие мазки светлых эмоций. Она счастливый ребёнок, только потому, что смогла созерцать подобное творение Аллаха. — Турна, как красиво… — В моих краях это творение называли млечным путём. Я и трое моих старших братьев любили наблюдать за тем, как в тихую августовскую ночь, — когда воздух уже холодный и пар катит изо рта, — на небе возникают эти чудесные кометы и звёзды. Когда падала звезда, мы загадывали желание, в надежде, что она услышит его и, сгорая, исполнит нашу волю. Вы знали, моя госпожа, что звезда всегда исполняет желания, которые вы загадываете? — Она и маму мою может воскресить?       Зейнеп осеклась, понимая, что только что сказала. Говорили же ей калфы не вдаваться в мечтания и не витать в облаках: следить за языком своим; а она снова, благодаря своим навыкам сказочницы, сумела испортить весь романтизм и пафосность сего момента. Поругав себя в голове пару раз, она положила свою руку на плечо к девочке и присела возле неё. — Госпожа моя, боюсь, что на это звёздочка неспособна.       Девочка насупилась, задрала подбородок и топнула ногой. Все её желания и мягкая трепетность разбились в одночасье на мелкие осколки и медленно эти острые, крохотные осколки проникали к пульсирующему органу, даруя всем клеткам яд с примесью горько-кислых ощущений. — Лгунья! — Что вы, Султанша. Я сказала, что звёздочка не способна на это, но я не говорила, что этого никто не сможет сделать… На это способны вы, моя госпожа. — Как это?       Широко распахнув свои глаза, девочка смотрела на служанку. Зейнеп мягко улыбнулась, выпрямилась и, взяв девочку за руку, повела обратно в постель. Усадив на кровать Айше, она укутала ту в тёплое, мягкое одеяло и встала рядом, сложив руки на уровне солнечного сплетения. — Пока ваша память жива о вашей почившей матушке. Пока в голове живёт её образ — она не уйдет от вас. Ваша мать всегда будет с вами рядом, потому что вы помните её — это уже даёт ей жизнь. Пролетающие мимо звёзды — это её слёзы: она скучает по вас не меньше, но, так же как и вы бессильны. Смотря на вас, она с трудом может отвести взор, но как вы не можете вечно смотреть на небо, так и она не может постоянно глядеть на землю. Она не всегда рядом, но если в сердце Айше Султан теснится милое лицо её матушки, то и в сердце матери на небесах будет жить Айше.       Девочка улыбнулась слабой, полу сонливой улыбкой и неуверенно кивнула. Она давно мечтала услышать нечто подобное, только вот отец — вечно работающий и общающийся со своими пашами и шехзаде — не всегда мог уделить должного внимания дочери. Привлекать его внимание постоянно она не могла, потому, наверное, это стало ещё одной причиной её болезни. — Турна, а твоя мама жива? Ты помнишь её?       Девушка слабо улыбнулась под мантильей, погладила девочку по голове и моргнула. — Я расскажу вам о ней в следующий раз, а пока — закрывайте свои прекрасные глаза и спите.       Девочка сомкнула веки и провалилась в глубокий сон, не успев заметить, как её служанка смахнула слезинку с глаз и тяжело вздохнула. Она отходит к двери, попутно забирая посуду, стучит в дверь. Служанки открывают ей, и девушка скрывается за створчатыми дверьми, унося подносы с тарелкой и чашкой.       Тихий, светлый коридор с танцующими языками пламени и бегающими тенями. Она ненавидела весь этот дворец, желая спалить его дотла с первой секунды своего пребывания здесь. Девушка содрогалась каждый раз, когда видела бегущих слуг и калфу с агой. Кто-то умер? Убили? Отравили? Кто-то рожает? Только это приходило ей в голову. Здесь смерть и жизнь балансируют не на равных правах: умирают чаще, с завидной постоянностью. Самоубийцы или убитые — здесь рамки этого стираются. Потому что и убийство за самоубийство выдают, и самоубийство за убийство принимают.       Отнеся посуду на кухню, девушка вновь скрывалась за витиеватыми поворотами и изгибами этих мест. Девушка остановилась, когда увидела Дефне Султан, шедшую к покоям повелителя. Затаившись за углом, она, вслушивалась в тяжёлые шаги в шуршание платья и в тихие наставления аги, который пыталась не то утихомирить, не то подсказать что-то. А потом двери распахиваются и Зейнеп исчезает, прячась среди теней, и скрываясь в глухих коридорах Топ Капы.       Проскальзывая между служанками, девушка оказывается в покоях своей госпожи, оседает на пол и проваливается в сон.