***
Девушки обмотались белыми полотенцами, сидели в отдалённом месте на деревянных лавках. Разбухшее дерево размягчилось и медленно расшатывалось, скрипело. Рабыни набирали в ковши воду из курны и омывали своё тело, натираясь белым, пахучим мылом. Мыли головы и постоянно шептались. — А меня выбрали в качестве сегодняшнего подарка для Султана! Радостно светясь, заявила брюнетка, натираясь мылом. Она горделиво задрала подбородок и ухмылялась, предчувствуя своё скорое возвышение на пьедестал. Мария натирала свою кожу с нажимом, до покраснений на теле. Она с ожиданием и нетерпимостью смотрела на девушек, предвкушая то время, когда станет госпожой, и они будут в подчинении у неё. — В свящённую ночь? — Смотри не хвались так, а то быстро своей умной головушки лишишься! — Дефне Султан не позволит этому случиться! Девушки сразу же зашуршали, зашептались, брызгая ядовитой слюной в разные стороны. Они громко переговаривались, подтрунивали над Марией и высмеивали её необоснованную гордость и большое самомнение. Зейнеп так же переговаривалась с Мелек об этом, звонко смеясь и высмеивая порочность Марии. Та, как только сюда попала, громче всех кричала, о том, что сожжёт это место дотла. — Девушки, что-то вы расшумелись, вас даже в ташлыке слышно. Девушки замолкли, когда в хамаме появилась Гюльфем Калфа. Она всех угомонила и начала поторапливать девушек; госпожа тоже хотела принять баню, не трудно было догадаться, что именно она хотела навестить покои Падишаха сегодня. Потому, девушки быстро умывшись, вышли из бани. В ташлыке все переговаривались друг с другом, обсуждая пущенную сплетню. Зейнеп с Мелек стояли рядом, около коек, облокотившись о тонкую колонну. Они шептались, обсуждая слова Марии и постоянно переговариваясь о том, что будет делать Падишах дальше. Много женщин в гареме, а он-то один. Да и если Мария забеременеет, а после родит мальчика — всем не поздоровится. В их династии, разумеется. Это был ещё один минус в жизни Султанш. Дочь — плохо для династии; сын — хорошо для династии, но скорее всего, умрёт, если он младший. Так что везло немногим и плоды этого счастья — сплошное несчастье. — Эта выскочка Мария! Как же она раздражает меня, всегда ведёт себя подобным образом! Говорю тебе, шайтану она приклоняется. Аллах да воздаст ей за её длинный язык. — Дай Аллах! — взмолилась девушка. Ещё пять лет назад, Зейнеп рассмеялась бы в лицо тому, кто сказал бы ей, что она примет другую религию. Но жизнь распорядилась иначе. В Персии её насильно обратили в мусульманство, дали новое имя и продали османам. Можно сказать, что её предали дважды: сначала османы, а потом персы. Принятие инаковерной религии было тяжёлым в плане моральном и этическом. Она не хотела становиться мусульманкой, но по воле бога или судьбы — приняла эту веру. Помня свою жизнь до всего этого, лелея те воспоминания, словно младенца в своих тёплых ладонях; она прижимала их к груди, засовывая в глубины сердца. — Зейнеп хатун, Мелек! Быстро идите в покои к госпоже, вы должны прибраться у Айше Султан в покоях. Аллах-Аллах, да что же это такое? Что за служанки? Пороть розгами вас надо, чтобы неповадно было! — Фахрие калфа, не кричи. Мы уже уходим, уходим. Только и можешь что бурчать. — Хатун, следи за языком. Мелек прикусила щёки и направилась в сторону покоев Султанши вместе с подругой. Раззадоренная ситуацией с Марией, она была сильно перевозбуждена, настолько, что даже язык свой с трудом контролировала. Она могла наговорить лишнего в такой ситуации, потому что не умела контролировать злость и с трудом справлялась с эмоциями. Такого не было в спокойном состоянии, она не вела себя так дерзко, когда испытывала эмоции положительнее этих. — Почему она себя так ведёт? Совсем недавно сама рабыней была, а сейчас — командует! Между прочим, если бы не Хюррем Султан, дай ей Аллах покоя, она бы и не стала калфой. — Ну не скажи. Гюльфем и Фахрие калфы очень хорошие женщины, строгие — да, но ведь с нами по-другому нельзя! Да и посмеяться с ними можно и поговорить: они много рассказывают про внешний мир, про базар. Сплетни рассказывают и истории моряков, мифы, скорее всего. А ты, просто взвинчивая сегодня! Мелек хмыкнула и не проронила и слова, погрузившись глубоко в рассуждения. И совершенно не замечая вокруг себя посторонних, они зашли в покои Айше Султан. Приборка их началась с ковров и заканчивалась потолком. Две служанки с трудом могли убрать такую площадь. Но проработав в этой стезе достаточное количество времени, они сумели свыкнуться. Хотя бы кормят. И условия тут не адские, да и обеспечивают деньгами за хорошую работу. Не самое ужасное, что могло случиться. Учат, кормят, воспитывают — этакая школа для девушек, с возможностью понести ребенка империи. Оговорка: с возможностью умереть от того, что попала в покои повелителя. — Кара Севда опять беснуется… Шепнула Мелек, указывая на окно. Через него открывалась панорама на сад, можно было разглядеть всех, кто находился внизу. Это и Айше Султан, гуляющая со своими слугами, и тренирующиеся шехзаде, и спорящие султанши, которые того гляди в горло друг другу вцепятся. Любимица падишаха и неугодная гарема Дефне Султан и сестра шехзаде Баязида, его одногодка — Разие Султан. Разие была дочерью Султана Сулеймана и Махидевран Султан; когда та приезжала к брату, то в гареме начинался скандал: перемывать друг другу косточки они любили; Разие ненавидела Дефне всем сердцем за попытку убить её брата. — Ну, не совсем верное слово ты подобрала. Кара Севда имеет несколько значений «чёрная любовь» и «бесконечная грусть», а ещё — бесконечная любовь. Эти же, скорее, просто питают друг к другу ядовитую ненависть… — Да-да, я знаю, что ты турецкий лучше любой калфы знаешь, но Дефне Султан всё равно по чёрному любит нашего Падишаха. Не пускать в покои ни одну наложницу — это убивает саму суть гарема. Вот точно — вторая Хюррем Султан. Да дарует Аллах ей спокойствия в своём царстве. — Дай Аллах! Мелек взбивала подушки, а Зейнеп мучилась со шторами. Потом они заменили белье, протёрли пол, встряхнули подушки на тахте и поменяли балдахин. Измотанные, полностью выжатые, они спустились в гарем. День шёл на убыль, за окном смеркалось. Девушки сидели на тахте в ташлыке, слушая переговоры фавориток и рабынь. — Поговаривают, будто в скором времени Махидевран Султан приедет в столицу по просьбе нашего Султана. — А я слышала, будто Султанзаде Джихангир приедет со своей семьёй. — А ещё ходят сплетни, что Наргисшах Султан с Дженаби Ахмет Пашой явятся в Стамбул. Девушки рассеялись по группам, неустанно перешёптывались и перемывали новые сплетни. Они словно растягивали свои наряды, не по одному разу обсуждая одно и то же, пытаясь уловить новый вкус и зацепиться за новую нить другой сплетни. Рабыни то и дело оглядывались, чтобы их разговоры не услышали посторонние и им неугодные. — Как думаешь, Зейнеп, зачем Повелитель решил собрать свою семью снова? Я не слышала о каких-то либо празднествах. Что-то готовиться? — Обряд обрезания, что ещё может готовиться? — Кто знает, душа моя, кто знает…Дворцовые уши
10 декабря 2017 г. в 21:55
В покоях воздух был спёртый, удушающий и слишком тяжёлый; Зейнеп ощущала себя некомфортно и вязко с пылающими щеками и сухостью во рту. Томительные лучи солнца за окном всходили медленно, словно и вовсе не хотели освещать Стамбул своими лучами, желая понежиться в постели дольше, чем обычно. И это утро; когда луна и солнце встречаются вместе, на одном небе, но в разных концах, выглядело слишком завораживающе. Мечтательная Зейнеп поддалась желанию созерцать данное творение всевышнего.
Девушка посмотрела на небо через окно: сладкая, воздушная гладь неба с ярко розовыми и багровыми вспышками. Внутри все заколыхалось, задрожало — картина тронула нутро девушки, задевая фибры души, которые отзывались лопающимися струнами. Она ощутила всю благодать и спокойствие этого утра, когда никто ещё не успел натворить дел и люди безмятежно и устало потягиваются в постелях. Когда крестьяне собираются в поле, а торговцы уже придумывают новые лозунги для зазывания клиентов. Ростовщики трясут мешочками, ожидая своих клиентов.
— Турна!
Девушка повела плечами и обернулась, быстро присела и склонила голову. Девочка потёрла глазки, покрутила головой и улыбнулась, скидывая одеяло и свешивая ноги, она, мельтеша, подошла к служанке.
— Я распоряжусь, чтобы вам принесли одежду и еду, госпожа моя.
— Хорошо, после завтрака я хочу сходить в сад на прогулку.
Девушка кивнула и направилась в сторону двери. Ненадолго оставив юную госпожу одну.
Айше потянулась, встала на носочки и взглянула в окно. Тёплоё утро с мягкими лучами осеннего солнца дарило тепло и улыбалось мягкой, прощальной улыбкой. Девочка потянулась, пуская лучи сквозь пальцы и позволяя отражаться им в своих тёмных глазах. Султанша отошла от окна, когда в комнату пришла Зейнеп и ещё несколько служанок.
В руках Турны был поднос с едой, другая служанка несла небольшое блюдце с водой, чтобы Айше умылась, а на руках у трёх других были платья. Девочка умыла лицо, поела и выбрала для себя бежевое платьице и красный платок. Её служанка была всё в той же одежде, что и вчера. Она сделала девочке причёску, вдевая в волосы украшения и цепляя платок. Девушка поклонилась, когда её работа закончилась.
Девочка вышла, а за ней последовало две служанки: Турна и Мелек, которые, кажется, весьма хорошо знали друг друга. Они смотрели друг на друга скованно, натужно улыбались. На середине пути служанки остановились: сейчас они передадут Айше в руки двух других рабынь. Кланяясь, девушки отошли назад, пропуская двух венгерок вперёд.
Айше направилась дальше в покои отца: она, всё же, обязана просить разрешения у Падишаха для прогулки.
— Зейнеп, пойдем уже. Я хочу есть и в баню! Девушки скоро пойдут туда. А ещё нам нужно успеть прибраться в покоях госпожи к вечеру. Почему нам вверяют столько обязанностей, я устаю!
Зейнеп хохотнула, наблюдая за уставшей подругой, которая то и дело жаловалась на свою тяжёлую долю вечной рабыни. Мелек вообще была ноющей девушкой, но вместе с тем трудолюбивой и знающей своё место. Она могла держать язык за зубами и легко приспосабливалась к обстоятельствам. Была немного ниже Зейнеп в росте с большими голубыми глазами и светлыми волосами, переливающимися янтарём.
— Станешь Султаншей — перестанешь работать.
— Хах! Очень остроумно моя птичка, только вот проблема: я даже фавориткой не могу стать, а ты говоришь о Султанше. Да и наш Падишах в свои покои, кроме Дефне Султан, никого не пускает. Я так старой девой умру! Мне, между прочим, двадцать два года. На нашей с тобой родине, мой королёк, я бы уже имела двоих детей.
Зейнеп снова посмеялась над подругой, кивая головой. Её забавили жесты, мимика и притворно-ядовитые речи девушки. Она с упоением наблюдала за её возгласами и взвизгами: это дарило ощущение дома, словно она снова в Хорватии с братьями, сёстрами и родителями. Словно Борис снова рядом, она с ним.
— Ты тоже могла бы стать Султаншей! Если бы не твой шрам, то, вероятно, ты бы смогла стать фавориткой.
Зейнеп осеклась на словах подруги. Она три года провела во дворце и с трудом могла вообразить себя фавориткой или матерью ребёнка Султана. Девушка прекрасно знала, как поступают с неугодными соперницами. Наверное, в какой-то степени, она даже была благодарна тому, кто оставил глубокий шрам на её скуле, даруя шанс никогда не испытать все тягости и трудности любви к Повелителю.
— Хотя, ты бы ни за что не предала свои чувства к Борису. Да, по истории вашей любви можно легенды складывать!
Шатенка поправила волосы. Она не хотела вспоминать прошлое, которое давило валуном на её сердце. Её милого Бориса убили османы во время очередного набега; её продали в рабство к персам, там она пробыла год, а потом оказалась в гареме Сулеймана Великолепного и прислуживала Хюррем. После её смерти, она в числе немногих, осталась в гареме. Остальных девушек выдавали замуж или же продавали в рабыни. Она оказалась счастливей других, как и пять других девушек.
— Давай не будем говорить о времени, которое кануло в лету? Лучше поторопись, а то прожорливые рабыни съедят всё раньше нас!
Мелек закивала и, схватив Зейнеп за руку, стремительно помчалась в сторону гарема. После трапезы, все девушки направились в хамам.