Скорбящие журавли

      В комнате резко стало не хватать воздуха, а потом всё поплыло перед глазами. Смутные очертания развивающейся занавески на балконе и моросящий дождик, который окроплял перила балкона, словно кровь. Тугая веревка, накинутая на шею, словно жгут, сдавливала глотку, не позволяя кислороду проникать в организм. Сдавленные хриплые стоны раздавались в небольшой части комнаты, словно в вакууме: они не проникали дальше; неестественно выгнутое тело девушки, оставалось на софе, цепляясь за верёвку; в глазах лопались тонкие ленточки сосудов, а на шее выступили дельты вен. Приглушённый свет от свечей и закат над Трабзоном, яркий, малиново-бордовый с пёстрыми всполохами фиолетового огня. Холодные мрачные тени обнимали всё вокруг, топя, словно котят, в глубоких чанах с леденящей водой.       Зейнеп дёрнулась в судороге, предсмертная агония обуревала её тело, — она готова была предстать перед Богом, как есть, вот так вот, без стеснений со всеми своими грехами, терзаниями и мучениями. Холод одолевал её нутро, а тягучая верёвка жгла шею. — Это привет от моей госпожи, Султанша, — шепнули губы над самым ухом девушки, перед тем, как хорватка услышала шум раскрывающейся двери.       Служанка вскрикнула, выронила что-то металлическое из рук и быстро подскочила к убийце своей госпожи, хватая ту за руки. Они повалились на пол, да с таким громким треском, что на минуту он показался раскатом грома или же за окном и впрямь начался гром? Зейнеп плохо соображала, но помнила, как тяжело кашляла, с трудом дыша — всё приносило огромную боль в области шеи, а потом вбежала стража и начала растаскивать служанок. Зейнеп в последний раз взглянула на балкон и провалилась в тягучую темноту. Она заволакивала её, полностью окутывая своей яркой мглой с мигающими золотыми пятнами. Всё перестало иметь цвет, всё стало бесцветным, странным, смутным, лишь слабый запах сырости тянулся с балкона. Два дня спустя. Стамбул. Топ Капы. Главный сад внутреннего дворца.       В центре сада стояли длинные столы, накрытые скатертями, расшитыми золотой нитью, на которых находились различные яства с напитками. В центре, чуть поодаль от столов, стоял открытый шатёр, где находилась софа, на которой величественно восседал Султан; по бокам стояли стражники, оберегая покой господина и мельтешили служанки. За длинными столами сидели его родные: сёстры Султана, а затем фаворитки и Султанши с детьми. Во главе сидела Валиде Султан, которая с благоговением в глазах оглядывала присутствующих. Красивые женщины, величественные взгляды шехзаде, высокомерные взгляды фавориток и надменные Султанш. Все щебетали между собой о своём, иногда смеясь, иногда вскрикивая от недовольства, громко возражая и вступая в спор. Те быстро пресекала Валиде, грозясь сослать во дворец. — Нериман… где эта девушка сейчас?       Махидевран Султан подозвала к себе свою дочь — Разие, которая навестила брата по пути в Амасью. Она вместе с мужем и детьми отправилась в другой город, так как у Ташлыджалы было поручение от Султана, которое предполагало за собой расследование нелегального провоза товаров заграницу без выплаты пошлин. Она не решилась оставить мужа одного, к тому же, там жила её любимая тётя, которую она пламенно желала навестить: заверив мужа, что они с дочерьми всё своё время проведут у Фатьмы Султан, женщина впопыхах собрала вещи и отправилась в путешествие. Валиде была безгранична рада тому, что её дочь решилась навестить мать и брата, в честь чего Баязид и устроил пиршество. — Нериман-хатун? — Разие оглянула девушек, — вон там, видите? Сидит рядом с Агнешкой, чуть дальше Дефне, — прошептала шатенка, откидывая увесистые кудри назад. — Она у Повелителя целую неделю, но он так и не перевёл её на этаж фавориток. Думаю, мне стоит заняться этим вопросом, иначе по гарему поползут неприятные слухи, — устало протянула женщина, отпивая воду из кубка. — Матушка, вы же знаете, что наш Султан ожидает приезда своей горячо любимой Султанши, которая в скором времени должна вернуться во дворец, — насмешливо протянула девушка.       Она улыбнулась, пустив сдавленный смешок, но серьёзное лицо матери заставило её одёрнуть себя, непонимающе смотреть на Султаншу из-под ресниц. Немой вопрос застыл на её приоткрытых губах, читался в красивых синих глазах, терялся в густых кудрях, которые упали на плечи, когда та поддалась ближе к матери, желая услышать причину её волнений. — Моя дорогая, Зейнеп не скоро вернётся, — бесцветным голосом произнесла она, — на неё было совершено покушение: бедняжку чуть не задушили в собственных покоях. Мне мало что известно, но я не думаю, что девушка не скоро оправится от удара и сможет вернуться во дворец. — А Баязид знает? — осторожно спросила девушка, глядя на улыбающегося брата. — Мне пришло письмо сегодня утром, так что я не сумела оповестить его. Не волнуйся, наверняка ему уже отправили послание лекари, так что не думай об этом… Но вот Агнешка, что это она так притихла в последнее время? Меня настораживает её поведение. Знаешь, она много времени проводит с Касымом и Мустафой, ссылаясь на то, что они остались без матери, и, она чувствует свою вину перед детьми, желает загладить её, уделив своё внимание шехзаде, — язвительным тоном проговорила женщина.       Она с трепетом относилась к малышам, каждый день, наблюдая за их ростом, смотря на них, она вспоминала своего сына, внука. Всю свою любовь она отдавала маленьким детям Зейнеп, которую полюбила всем сердцем, которая стала для неё дочерью. Махидевран желала отплатить за верность своей помощью, любовью и нескрываемым желанием защитить хорватку и её детей. И поведение польской красавицы весьма раздражало женщину; её нежелание подпускать Дьяволицу к львятам перевешивало всё остальное, она даже врала об их самочувствии, лишь бы светловолосая фаворитка не приближалась к обители маленьких шехзаде. — Агнешка, почему ты так улыбаешься? А? Меня даже пугает эта твоя радость.       Эмине — верная служанка Агнешки, подсела к своей госпоже, озадачено разглядывая радостное выражение. Девушка словно излучала внутренний свет из себя, словно бы солнце, которое пылало, горело, искрилось. Редко можно было увидеть фаворитку с подобным выражением лица, к тому же, она улыбалась живо, ярко и естественно, как умела только рядом с Султаном. — Эмине, разве ты не слышала новость? Нашу Дефне Султан отправляют с сыном в санджак, а бедная Зейнеп вряд ли в скором времени вернётся во дворец. И почему я должна грустить в этот день? — искрясь от самоудовлетворения, спросила она. — Ну, Абиде Кадын и Нериман ещё здесь, к тому же, ещё две фаворитки Султана: Зульхия и Эдже присутствуют, а ты светишься ярче Солнца, хотя соперниц у тебя хоть отбавляй. И если вспомнить, на прошлой неделе Султан к себе в покои девушку из гарема приглашал, — потянула рабыня. — Ты мне что, весь день хочешь омрачить своим длинным языком? И, если вспомнить, он рабыню на этаж фавориток не переселил и более не звал, оставив в нижнем ташлыке, — злобно процедила девушка, — к тому же, мне не страшны три фаворитки Султана, которые принимают снадобья, чтобы не понести от него, да и Абиде — сомнительная конкурентка, — усмехнулась женщина.       Эмине покосилась на госпожу, сдвинув брови. Она махнула головой, раскидывая рыжие волосы по плечам, а потом взглянула на улыбающуюся Дефне, рядом с которой сидел Мехмет, звонко смеющийся, обнимающий мать за талию. Они о чём-то говорили, а потом пришла Айше с Нериман и двумя старшими дочерьми Баязида. Взгляд девушки упал на Абиде, подле которой стояла служанка, державшая на руках маленькую Ханзаде. — Ладно, но с чего ты взяла, что Зейнеп вернётся не скоро? Она же идёт на поправку, со слов Султанш; к тому же, Султан лично приказал ей вернуться как можно скорее, — взволнованно и настороженно произнесла рыжеволосая, когда на устах избранницы Султана расцвела хитрая и весьма ядовитая ухмылка. — Эмине, я просто знаю, хорошо? Не спрашивай меня, а просто верь.       Айше обежала весь стол, быстро подлетая к отцу, который подхватил её, усаживая на своё колено. Девочка тепло улыбнулась, хватая отца за шею, царапая ручки о его пышную бороду. На лице маленькой девочки играла улыбка, что-то очень доброе и ласковое: Баязид не помнил такой улыбки на лице дочери уже очень давно, он не понимал из-за чего его красавица так рада, но догадывался. Наверняка, так же как и он, малышка предвкушала скорый приезд любимой Султанши, любимой избранницы Султана — Зейнеп. И улыбка на её устах, не что иное, как ожидание ребёнка, надежда увидеть женщину, которая сумела внушить доверие и наградить материнским теплом, заботой. — Султан-отец, вы не хотите прогуляться со мной по саду? — прищуром спросила она. Мужчина покосился на дочь, не понимая, почему его дочурка, которая только что прибежала из сада, решила прогуляться с ним. Но девочка настаивала на своём: схватив его за рукав кафтана, она тянула в свою сторону, склоняя к себе. Девочка насупилась, смотря с нескрываемым ожиданием на отца. — Хорошо, мой ягнёночек. Если ты так хочешь, то мы погуляем с тобой по саду.       Сдался отец, выпуская дочь из объятий, позволяя тянуть себя в сторону огромного дуба, ствол которого затерялся в зарослях высоких кустарников, которые создавали лабиринт. В детстве, Баязид часто представлял, что он бродит по лабиринту Минотавра, правда, прекрасная Ариадна ему никогда не даровала ниточку, да и встретить здесь кого-то очень трудно. Но он надеялся, что когда-нибудь, эти дорожки приведут его к чему-то: отец ведь искал здесь утешения, может, он сумеет отыскать его самостоятельно.       Маленькая девочка скакала впереди, напевая колыбельную, которую ей пела кормилица. Девочка весело смеялась, подобрав полы платья. Она словно была цветком — райским цветочком, который не каждому суждено повидать. В её волосах был венок, который ей сплела старшая сестра, а светлые одеяния лишь украшали эту невинную душу, чистую красоту маленького ребёнка. Божий ангел — не иначе! И её лицо сияло, пылало краской, сверкало под лучами, переливалось яркими пунцовыми оттенками. Глаза же засверкали тёмными красками, насыщенными и глубокими — утонуть, погрязнуть можно в них.       Девочка резко остановилась, повернулась к отцу на носочках, и кивнула. Она засмеялась и убежала, оставляя растерянного мужчину недалеко от дуба, который раскинул свои широкие ветви во все стороны.       Баязид взглянул на тень дерева, а потом обомлел. Рядом со стволом стоял высокий силуэт, одетый в вишнёвый плащ расшитый бордовыми нитями. Она стояла спиной, протянув руку к стволу дерева, медленно проводя по нему рукой. Голову закрывал пышный капюшон, который спадал, чуть ли не на нос. Потом силуэт медленно обернулся, аккуратно поднял голову и скинул капюшон. Перед Падишахом мира стояла его возлюбленная Султанша, которая сразу же пустилась в плач, роняя слёзы на землю. Она ринулась вперёд, словно ошпаренная, подбежала к Султану, обхватывая его плечи, обмякая в крепких мужских объятиях. Она ощутила его горячее дыхание на шее, тёплые руки на спине и голове. Он откинул её волосы, целуя в волосы, потом в висок, лоб, — все, что попадалось ему на пути, было зацеловано.       От неё пахло шалфеем, пряностями и цветами, он так скучал по родному запаху молодого тела своей Султанши, он сходил с ума от расставания, горя, желания. Она сейчас и впрямь с ним? Это ведь не мираж, не игра его безумного воображения. Он ощущает её плоть, её сердце, запах и тепло. А она продолжает вздрагивать и всхлипывать, вжимаясь в плечо, словно жена в мужа, который только вернулся с войны. Зейнеп отпрянула, она прошлась руками по лицу Султана, путая пальчики в бороде. Слёзы текли по щекам, а улыбка застыла на её иссохших губах. На шее был повязан платок, который скрывал все родинки и след от верёвки, который невозможно было разглядеть за сложенной вдвое тканью. Баязид положил ладонь на её щеку, проводя к шее, а потом вновь поднялся к скуле. — Я так скучала, просто изнемогала без тебя, — всхлипнула она, смотря в его карие глаза.       Она впервые обратилась к нему так, без формальностей, без извечных титулов. Он растянул губы в улыбке, вновь обнял ей, теряясь в её волосах, зарываясь в плаще, сжимая тонкую талию. Она так исхудала, иссохла, отощала, но цвет на её лице был пунцовым, естественным, хотя тёмные мешки под глазами и иссохшие губы весьма контрастировали с цветом её щёчек. — Моя Зейнеп. Аллах помиловал нас, он вернул мне тебя, вернул мать нашим детям. Он не обошёл нас стороной, сокровище моё, моя прекрасная Султанша, — он зарывался в её шею носом, запуская руку в её каштановые волосы. — Повелитель сердца моего, Падишах моей души. Я счастлива, я безмерно благодарна Аллаху за наше воссоединение… Кто знает, что бы мы ещё пережили, если бы вы не позволили мне вернуться… Мой Султан, спасибо, — шептала она, целуя его в плечо, прижимаясь солёными губами к щеке.       Баязид поцеловал девушку в макушку и отстранился, проводя рукой по голове, убирая её волосы под платок. Женщина улыбнулась, вытерла слезы со щёк, а потом провела рукой по его скулам, смотря в его красивые зеленовато-карие глаза, которые сейчас казались серыми из-за солнца. Её руки упали на его грудь, и она выдохнула, расслабляя плечи, слегка вздрогнула: сердце Падишаха билось ужасно быстро, словно он пробежал марафон. — Пойдем на торжество? Валиде обрадуется, когда увидит тебя. — Султан, я бы хотела навестить своих шехзаде… — Для начала предстань перед матушкой, а потом вместе навестим Мустафу и Касыма. Иначе, Махидевран Султан сильно обидеться: она же глава гарема — должна узнавать о таких вещах раньше всех.       Султанша кивнула, беря под руку Султана. Они вместе направились по лабиринтам высоких кустов, огибая заросли терновника, минуя различные деревья и цветы, выходя к большой поляне, которая раскинулась в прекрасном дворце. Зейнеп засияла ещё ярче, выглядела ещё лучше. За столами многие обратили своё внимание на появившихся господ. Многие сразу же поникли, злясь на Султаншу с ненавистью смотря на то, как Баязид держит её руку, ведя к самому столу; редкие гости улыбались, слегка кивая этой картине. — Госпожа.       Девушка подошла к ошарашенной Султанше, поцеловав руку Махидевран, она кивнула ей, потом присела в легком поклоне перед Разие Султан и Дефне. Махидевран, придя в себя, благоговейно улыбнулась и слегка кивнула; взгляд её пронзительных голубых глаз упал на платок, который прикрывал её красивую шейку. Она сразу поняла, что пытается скрыть любимица Султана, но не стала акцентировать своё внимание на этом.       Баязид провел девушку к софе, на которой восседал. Зейнеп села с ним рядом: тем самым, Повелитель показал значимость своей любимицы не только для себя, но и для всего гарема. Девушка была счастлива, что вновь вернулась во дворец, который принял её к себе вновь. — Турна.       К Султанше подскочила девочка, словно возникая из пустоты. Она быстро подбежала к ней, обхватывая своими ручками её талию, вжимаясь в солнечное сплетение. Девушка поцеловала ту в лоб, усаживая её на колени: она провела рукой по её волосам, прижимая голову к своей груди. — Ягнёночек мой, я так скучала по тебе. Жизнь моя, красавица, — женщина провела рукой по её косе, — как твои дела, душа моя? — Султанша, как только вы приехали, мне сразу же стало намного лучше. Я тоже очень скучала по тебе,. мальчики без тебя плохо спали — скучали по маме.       Зейнеп поцеловала девочку в лоб, слегка покачивая на коленях. Султана эта картина заставила улыбнуться; он положил руку на колено своей любимицы и утверждающе кивнул, поддерживая ту. Потом велел служанке отвести дочь к остальным детям, чтобы та немного поиграла с братьями и сёстрами; он хотел остаться с будущей женой наедине, хотя бы на пару секунд. — Я так соскучилась по вашим дочерям, Повелитель. Ах, почему детишки так быстро растут. Посмотрите, Ханзаде уже два месяца, она уже меняется. Наверняка, мои мальчики тоже изменились, а пропустила этот момент. — Не переживай, впереди у нас ещё много счастливых моментов.