Осколки в пыль

      Тело воет, будто всю душу выбили из него одним точным, расчетливым ударом. Она бы заплакала, будь у нее хоть капля воздуха в легких и сил, чтобы приподняться. Но слезы не текут — заполняют глаза, щиплют. Лежащий человечек этого не замечает. Девчонка, не старше тринадцати, маленькая, трогательная и слабо хрипящая. Никто не выжил бы после падения с такой высоты, а она смогла. Из-за удара о землю из груди выдавливается лишь сипение. Ее взгляд устремлен к небу. К голубым и белоснежным просторам, куда она уже не в силах дотянуться и не скоро сможет.       Девочка вяло, словно спросонья, сжимает пальчиками золотые лепестки цветов, простыней расстилающихся под ней. Она вяло поглаживает растения, наверное, понимая, что они спасли ей жизнь буквально чудом. Кто посадил их здесь? Для чего? А может, они и сами как-то попали в это место… Эти расплывающиеся пятна кажутся такими родными и знакомыми. Если бы не эта боль… Если бы не слезы, мешающие видеть… Ребенку даже не приходит в голову вопрос, как получилось избежать смерти так просто. При попытке что-нибудь вспомнить возникла острая, еще большая боль в висках и затылке. Последнее, что удалось выудить — стремительный побег откуда-то и давящее чувство одиночества, а потом — потеря равновесия, быстро оборвавшийся крик и свист в ушах. Удар. Боль. Когда ее удалось все-таки задвинуть за угол сознания, девочка простонала призыв на помощь. Слишком тихо. Еще раз. Здесь должен быть хоть кого-нибудь. Должен прийти кто-то. Живой, способный помочь.       — Помогите… — она снова выдавила это из себя, уже ни на что не надеясь.       — Надо же… — раздался слева такой же слабый, сорванный, чуть писклявый голосок.       — Неужели это ты?       Девочка с трудом подняла голову и повернулась, хрустнув позвонками. Еще один цветок, но он… говорит. Глаза распахнулись шире, рот раскрылся, но крик не прозвучал. Девочка наклонила головку, опасливо рассматривая цветок. Он гораздо больше, глазастее и подвижнее. Но выглядит это существо жалко: шрамы, рубцы по всему растению и выражение глубокого страдания на чем-то вроде лица — там, где у цветов серединка. Впрочем, если давным-давно это и было подобием лица, то теперь — только искаженная чьей-то жестокостью и грубой силой маска.       — Так и знал, что… — его лицо потекло, проявляя клыки и кратеры-дырки вместо глаз. — Что?! — страшная морда мигнула и исчезла, сменившись злобным удивлением. — Ты не она! Хотя и очень похожа, но этот взгляд… Она бы так не унижалась, обнажая свою боль. Ты не она, но кто? — упавший человечек так и не понял: расстроился цветок или обрадовался. Постепенно он исказился в злорадном торжестве: — Плевать! Ты поможешь мне наконец восстановиться, — существо, которое уже нельзя было назвать чем-то таким прекрасным и невинным, как цветок, мелко захихикало. — У тебя, кажется, вкусная, решительная душа. Убив тебя, я наконец смогу снова жить!       Девочка по-прежнему не может пошевелиться, но пытается дергаться. Эта странная тварь просто не имеет права притворяться добрым золотым цветочком. И хотя существо выглядит больным, даже умирающим, это не мешает тянуть свои шипастые лианы к пока живому ребенку, но еще более слабому. Казалось бы, похожее состояние должно вызывать сочувствие, пусть не у человека, но у разумного существа… Девочка зашевелилась и даже смогла сесть, закашлявшись, но это не остановило черно-золотого монстра.       — Мне нужно еще немного, — шепчет он в забытьи. — И я перестану умирать.       Что-то заныло в груди и явилось тусклым красноватым свечением. Девочка прикрыла глаза в приступе дурноты. Лозы тянутся к обнаженной грудной клетке, и цветок трясется в отвратительном предвкушении. Он спешит к человеческой душе, как мотылек — к огню. И как мотылек, он должен обжечься, не успев отдернуть любопытные лапки. Он должен сгореть.       — Кто ты? — просипела девочка, закрываясь руками и зажмуриваясь. — Зачем ты это делаешь? Подожди…       — Этот мир и раньше был жесток, но теперь… Теперь все границы разнесло в щепки, никаких правил, а? Я могу делать все, что захочу, а я хочу жить. Редкое желание для здешних мест.       Ребенок медленно отползает от безумного существа, сдирая кожу на ладонях об осколки и пытаясь сказать: «Но я тоже хочу жить». Тело охватила мерзкая скованность, и настойчивый монстр оказался быстрее маленькой запуганной девчушки. Лиана обвилась вокруг ее горла и словно саму душу схватила. Девочка раскрыла рот в попытке глотнуть кислорода. Бесполезно. Легкие сковало удушьем. Помутнело перед глазами… И тут запахло паленым. Цветок с громким возгласом отдернул свои отростки.       — Что?!       Сердце часто-часто стучит, вокруг засветилось ярче, ослепляя существо, заставляя кровоточить его старые шрамы, возвращая страх и боль к их источнику.       — Что ты делаешь? Перестань, прекрати это! — запищал цветок, стелясь по земле, прижимаясь к ней, не понимая, что происходит. Будто что-то могло спасти от света человеческой души. — Ты не можешь быть сильнее меня! — а девочка просто сидит на холодной земле, отстраненно глядя на свет. Это она делает?..       — К-как это остановить? — растерянно пролепетала она, больше не чувствуя страха и протягивая израненные ручонки к существу, так желающему ее убить.       — Сначала я не узнал, но это ты! Такая же, как и была! — верещит цветок, теперь уже сам пытаясь отползти подальше. — Зачем вернулась?! Здесь больше ничего не осталось, — цветы тоже умеют плакать, и этот цветок плачет своим тоненьким, писклявым голоском. — Только пепел, слышишь? Уходи!       Кровь наконец перестала бешено шуметь в ушах. Умирающий монстр все корчится, извивается, выкрикивая смутный бред, но вскоре затихает, оставляя лишь горстку пыли на земле. Девочка сжалась в комочек возле разрушенной колонны какого-то здания. Слезы прорвались сквозь страх и ручьями потекли по щекам. Она глотает их или вытирает кулачками, не пытаясь успокоиться. Незаметно глаза начали слипаться, нервная дрожь прекратилась. Девочка заснула, свернувшись на холодных цветах. Она хмурится во сне, вздрагивая, беспокойно сжимая ладошки, чтобы прикрыть царапины, ворочается, пинает пустоту, словно пытаясь убежать от кошмаров, но не может проснуться. И только протестующее мычание во сне разрывает тишину.       …Когда она проснулась, вокруг ничего не изменилось. Девочка даже не смогла понять, сколько времени прошло. Голова болит, глаза опухли. Это все от слез. Пришлось вздохнуть и подняться, чтобы начать двигаться дальше. Правая нога дрожит, неловко ее ставить, при шаге пронзает резкая боль. Сунув руку в карман, девочка неожиданно нашла там моток грязного, замусоленного бинта. Что ж, пока и такой сойдет: все равно она не умеет делать настоящие повязки. Однако после неумелой перевязки стало немного легче, во всяком случае, боль отступила. Подобрав валяющуюся неподалеку палку, юный человек вышел из тупика. Пройдя несколько арочных сводов, девочка попала в развалины, которые, похоже, когда-то были садом. Стены, обломки кирпича словно излучают память о тех временах, когда хозяева этого дома дарили ласку и любовь кому-то. «Более счастливому, чем я», — подумалось ребенку. На миг захотелось получить хоть капельку той любви, захотелось, чтобы в опустевших руинах былой прекрасной жизни нашлась живая душа, способная приютить, приласкать. Эта мертвая пустота вокруг противоестественна, и оттого пугает.       Какие-то блоки и кнопки местами — явно след скрытых механизмов. Девочка не стала пытаться в них разобраться. К чему ворошить прошлое? Все двери оказались открыты или много лет как слетели с петель. Кнопки заело — они больше не нажимались, а кое-где их зафиксировали корни и лозы. Длинные коридоры, все в паутине и трещинах, наверняка были красивы в былые времена. Там, где раньше располагались каналы, теперь лишь пересохшие болота, попахивающие канализацией. Девочка брела, опираясь на палку, которую взяла на всякий случай. Прихрамывая, она напоминала скорее дряхлую старушку, нежели ребенка. Но все же упорства достаточно, чтобы двигаться вперед и не думать ни о чем. Вернее, стараться не думать. Но когда в одной из комнат в самом углу она заметила разбитую куклу, мысль: «Наверное, у здешних хозяев были дети», — все-таки просочилась в сознание. Где же они все сейчас? При воспоминании о криках умирающего цветка по телу пробежала дрожь. Какая катастрофа накрыла эти места? Проходя мимо куклы, девочка загляделась на нее: обыкновенный манекен ростом со взрослого человека, но так изуродован, словно кому-то захотелось просто раскрошить его в пыль, так было противно.       Силы не вечны, подступил голод. Если жажду есть шанс утолить в мутноватых естественных водоемах, то кушать в этих развалинах нечего. Коридоры петляют по совершенно непонятной закономерности. В иных местах пришлось даже перебираться через завалы, разбирать на некоторых стенах треснувшие таблички. Испорченная временем информация стала едва разбираемой. Когда перед ней впервые возникло непреодолимое препятствие — железные шипы, перегораживающие дорогу, едва получилось сдержать слезы. Невероятно, что такой трудный путь проделан зря. На секунду руки безвольно повисли, в ногах появилась слабость. Но лишь на секунду. Какое-то чувство не позволило устало привалиться к стене, закрыть глаза и отключиться. И маленькая девчушка бесстрашно ступила на первую плиту с шипами, стараясь ступать меж них и не поскользнуться. Невероятно, но с первым шагом шипы со скрежетом втянулись в пол. Этот неожиданный шум в тишине подземелья заставил вздрогнуть. Но робкая радость от маленькой победы не заставила себя ждать. Еще шажочек, еще. Уже с уверенностью ступая на плиты, девочка двинулась вперед. Вдруг одна плита не поддалась. Уже привыкнув к легкой прогулке, ребенок оступился и чуть не упал, но вовремя оперся палкой о стальной пол. Неловкое движение оставило несколько длинных царапин на ногах. Что дальше? Только стиснуть зубы и продолжить ступать с осторожностью. Боль не дает сосредоточиться, но потихоньку идти все же получается. К концу ловушки путь снова стал легким — шипы исчезли под ногами. Задумываться о том, как же правильно нужно пройти, нет сил. Начинает тошнить от голода и боли. И только длинные, длинные коридоры впереди. На полу появилась черная пыль, похожая на пепел. От вида этой пыли мутит, и девочке кажется, что вся ее маленькая жизнь состоит из пути в никуда из ниоткуда по длинным рушащимся коридорам.       Зайдя в очередную комнату, она наткнулась на что-то. На что — сначала не поняла, потому что смотрела теперь только под ноги, ни шагом дальше. По полу рассыпаны круглые мячики. Приглядевшись, девочка поняла, что это вовсе не мячики, а грязные, залепленные землей и крошкой стен конфеты. Но ей все равно, сколько лет они здесь пролежали. Руки сами к ним тянутся. Возможно, не стоит, но голова уже просто не способна что-либо советовать. Съев несколько штук и распихав все, что нашла, по карманам, девочка почувствовала себя значительно лучше. Возможно, потом, потом придется пожалеть о своей несдержанности, но не теперь. И хотя окружение никак не поменялось и перспективы нерадостные, шагается веселее. А ловушек стало больше. Или, может, это лишь обман — девочка не знает. Но по всему телу появились ссадины и синяки, заставляющие морщиться при каждом неловком движении. Силы продолжают таять, ветер все завывает в пустующих коридорах, а на миг показалось, что здесь не только он плачет. Нет, впереди явно слышатся чьи-то стоны. Страх смешался с радостью в невероятном коктейле. При мысли, что существо впереди может напасть, по спине змеится холодок, но ведь кто-то живой… Быть может, удастся отыскать помощь. На пути возникло белесое свечение. Плач исходит будто бы оттуда. На призрачном полотне проявилось лицо. Большие грустные глаза, из которых падают прозрачные слезы, растворяясь и не попадая на пол, смотрят как бы сквозь.       — Т-ты? Оп-пять? — провыл призрак.       — Я, — пискнула девочка. — Но почему «опять»? Уверена, мы раньше не встречались, — ее голос окреп, стоило только набраться решимости.       — У-у-у… Ты не она, — простонало существо, вглядываясь в стоящего перед ним человека своими пустыми, горестными очами.       — Тот ц-цветок тоже так сказал. Что вы имеете в виду? — вспоминать о том ужасном монстре не хотелось, поэтому девчушка зажмурилась, словно это могло помочь.       — В последний раз, когда в Подземелье был человек, произошло все это… Ты очень на нее похожа. Но что за цветок? Он твой друг? В этих местах давно перестали цвести цветы… — «вздохнул» призрак и начал медленно таять, пропадать.       — Подождите! Н-но… Что произошло? Где тот человек сейчас?       — Я не знаю. Сюда давно никто не прихо-о-одит… Мне нравится одиночество. Единственное, что мне осталось. Прости, не буду тебе меша-а-ать…       Привидение все-таки исчезло. Последнее, что осталось — свернуться комочком на жухлой, гнилой листве и последовать за ним. Но решимость заставила двинуться дальше и попытаться не спотыкаться, не падать, не останавливаться. Коридоры, связанные паутиной, мертвые растения и пыль, похожая на прах — все это отравляет последние проблески решимости. Но когда девочка подошла к старым остаткам дома, она нашла искру смелости. Нет, не у его крыльца, между треснувших ступенек, но в самой себе.       Внутри, как и везде, — запустение и разруха. Попробовав найти еду, девочка расстроенно шмыгнула носом. Ее начало тошнить: где-то в желудке свернулся, как еж, тугой узел. Одна из комнат, несомненно, когда-то служила кухней, но теперь поживиться здесь нечем. Закоптелый камин с золой — остатком уюта. Холодильник пуст. Валяется в ящике набор ножей. Одного не хватает. Девочка передернула плечами. Нашлось несколько дверей в жилые комнаты, и в одной явно спали дети. Разбросанные игрушки, помятые, непонятные, но все равно трогательные рисунки, другие вещи, теперь уже никому не нужные. «Был ли у меня дом? Своя комната, рисунки с забавными подписями?» — подумала девочка, прикрывая за собой дверь. Бесполезно — вместо пары досок остались просветы, но она почувствовала необходимость оставить все, как было. Кажется, что это значимо, не просто… глупость. Никому не нужные осколки. Похоже, не осталось даже никого, кто мог бы назвать это памятью.       Поискав выход, девочка нашла лестницу и очередной длинный коридор. Неожиданно ее скрутило в спазме, и она согнулась, схватившись за перила. Тошнота усилилась, к горлу подступил ком. Из легких вырвался кашель, и ее вывернуло прямо на лестницу. Ее хрупкую фигурку рвет на пол, наверное, этими глупыми конфетами. По лицу текут слезы, потому что есть больше нечего, а голод снова станет душить ее. Держась за перила, девочка постаралась отдышаться. Усталость накатила волной, и в ногах — слабость. Нужно вернуться на кухню, добраться до раковины. Пока она проковыляла по дому, таща за собой палку, стало совсем плохо. Картинка перед глазами расплылась. Шагая по коридору, она почти не чувствует боли. А по щекам катятся соленые ручейки, и капли падают на грязный пол. Трагедия этого дома заставила всколыхнуться саму душу, хотя девочка даже на финал не успела. Занавес давно закрылся. И хода за кулисы нет. Она ходит по пустой сцене, а в груди что-то ноет, стонет от осознания: того, что тут когда-то жило, не будет больше никогда ни здесь, ни в ее судьбе.       Когда она нагнулась над раковиной, тошнота уже прошла, и девочка только кашляла и плевалась на ржавое железо. Раздавленное сердечко дрожит в груди. Так плохо. Как же плохо! Подумалось, остаться здесь ненадолго. В комнатах найдется кровать для нее и, если вытряхнуть пыль, мягкая подушка. Может, во сне отступят боль и голод. Но девочка упрямо мотнула головой. Ее отталкивает от этого решения. Чужой дом, чужая судьба. Нужно идти дальше. Назвать это предчувствием или ощущением, но она хочет увидеть, что там, за лестницей.       Глаза слипаются, но она ползет, перебирая рукой по стене. Когда уже закончится этот коридор?! Кажется, что она бредет несколько часов. Стены, пол, потолок — все слилось в одноцветную кашу грязно-сиреневого оттенка. Девочка даже не поняла, когда дошла до конца: минуту стояла, бездумно пялясь на выход. Ворота покосились. Из-за них веет холодом. Выглянув, девочка спрятала нос обратно. Снаружи воет, уже не просто плачет — беснуется ветер. Снег сверкает своими кристалликами. Выходить не хочется. Девчушка, прислонившись к воротам спиной, сползла вниз. Как-то вышло само собой свернуться калачиком, поежившись, и уплыть далеко-далеко. Где нет боли во всем теле, слез от увиденного за все время и страшных воспоминаний. Уйти туда, только закрыв глаза. Пока, на время.