***
— А? Сяо! Ты пришел поучаствовать в Празднике морских фонарей? Адепт, успев потеряться в лабиринте своих мыслей, едва замечает подоспевшего путешественника, и убирает руки за спину, выпрямившись во весь рост. Он слишком привык к спокойствию, но златовласый мальчишка делает остатки его божественности уязвимыми. Не так сладостно и незаметно, как это мог сделать анемо архонт, скорее, по-дружески, но тоже по-своему удивительно. Сяо перебарывает в себе желание сказать, с какой целью он находится здесь. Вместо этого он пятится назад. — Я жду кое-кого. — Кого же? Господина Чжун Ли? Алатус кожей чувствует горечь вопроса. Если бы его архонт пожелал, он бы уже давно явился к нему, но Властелин Камня, успев заключить последний контракт с Самигиной, даже не потрудился явиться к нему. Возможно, защитник Якса ошибся — он, и правда, не заметил, как прогневал своё божество. Но кто, как не Рекс Ляпис знал, что Сяо готов бесконечно извиняться перед ним, вымаливая отеческую благосклонность на коленях днями, если не годами. А если юноша и вовсе ошибся в каждой из своих бредовых теорий, то что причина такой жестокой каре? — Нет. Неважно. Думаю, никто не придет. — резко отвечает охотник на демонов, минуя Итера и его маленькую летающую подругу. Его ответ оставляет неприятный осадок, что бывалый путешественник воткнул иглу в едва ли затянувшуюся рану, но Яксе не нужны его неловкие извинения. Конкретно сейчас он просто хочет побыть один. Одиночество коротает «дома» — на крыше постоялого двора. Его одиночество бездумно — он уже давно не думает, или же думает лишь изредка о покинувших его божествах, и о разбившемся на осколки сердце архонта любви. Его одолевают другие мысли — о людях, чьи молитвы встречает молчание вот уже который век; о путешественнике, слепо сражающемся против небесного порядка только потому, что на это любезно указали архонты, решив не своими руками установить свою власть в Тейвате. За века ему стало ясно одно: человеческие чувства совершенно не заботят богов, но если они исключительно человеческие, то по какой причине боль сковывает грудную клетку сильнее, чем истерзанный муками организм точит скверна? — Ты думаешь о том, каково мое отношение к людям этого региона? Было бы невежеством снова называть его своим. — Вы ведь вернулись не ради них. — Нет, — соглашается тот, чье имя теперь Чжун Ли. — Я никогда не питал к ним особенно нежных чувств. — Так карали ли вы кого-то вообще? — спрашивает Сяо, оглядываясь на явившегося к нему мужчину. — Или это был лишь фарс? — Нет, не фарс. Энергия, пробужденная иллюзией предательства Самигины, пробудила кое-что и во мне. Я чувствовал это много столетий назад, когда сам предал первого архонта Снежной, но с тех пор все только ухудшилось. Это было небольшим уроком, что контракты с Селестией не для архонта ее идеологии. — Это жестоко для архонта, который позволял себе вольность говорить о любви. — Моя любовь далека от человеческой. Такой хрупкой личности, как Екатерина Алексеевна, противопоказано любить божество. Впрочем, теперь она заслуженно карает меня в ответ. — Вы были слишком увлечены желанием наказать ее… — Сяо, — резко обрывает его Моракс. Ткань собственного рукава под его пальцами сминается и расцветает линиями складок. — Я был бы крайне признателен, если бы ты пересталподливать масло в огонь. Властелин Камня выглядит уставшим. Неизвестно, что именно измотало божество, спящее в каменном панцире несколько веков. Сяо нелегко, и он, некстати, вспоминает, как Рекс Ляпис, словно мантру, вторил ему, что и камень точится. Но если при его отсутствии мальчику было легче повторяться, то, ощущая энергию божества рядом, его захлестывает бессильная злоба. Вероятно, он слишком глуп для божественных — его — планов. — Ты бросил нас всех. Формальность сбрасывается с Яксы ненамеренно. Ему, конечно, хотелось быть ближе для воплощения собственной цели — услышать объяснения. А Моракс только кивает в понимании его бесконечной обиды; в понимании того, что адепт верит, что камень рассыплется в прах, бог перестанет быть таковым, и сжалится над ним, предав собственную цель. Но этого не происходит, и дерево несущей крышу постоялого двора балки почти трещит под его побелевшими пальцами, обтянутыми тканью перчатки. Сяо практически сдается, пока крепкие мужские руки не прижимают его спиной к торсу, а губы по-отечески не оставляют на макушке поцелуй. — Я был бы благодарен тебе, если бы ты позволил мне навещать тебя как можно чаще. Я даю слово ответить на каждый твой вопрос, но позднее. Пожалуйста, дай мне и себе некоторое время. У Сяо опускаются плечи от внезапно нахлынувшего спокойствия и полного смирения. Про анемо архонта он спрашивать не стал.* * *
Звук лиры мелодичен. Он пьянит, вовлекает в сладостные объятия манящей мелодии, и охотник на демонов готов поклясться, что слышал его ранее неоднократно. Или же, слышал что-то подобное. Нет, только не это. Это был он — лорд Барбатос, все с тем же ликом погибшего друга, историю о котором сочинил, чтобы получить благосклонность людей Мондштадта. Сидел и играл на лире среди тростника, руша возведенные в душе Сяо стены, воссоздавая мосты, согревая теплом воспоминаний. Это была именно та мелодия, на которую много лет назад откликнулся обезумевший генерал Алатус; именно та мелодия, знаменовавшая его спасение; та мелодия, которую каждый раз играл анемо архонт, пока защитник Якса дремал на его коленях, тем самым оберегая его от кошмаров, чтобы после покрыть поцелуями подбродок и щеки. — Здравствуй, Сяо. Ты ждал меня? Сяо кажется, что еще немного, самую малость — и он перестанет опасаться божьей кары, позволит себе вольность — удар. Желательно копьем, желательно сразу по лицу, а лучше — в лицо. Дабы раз и навсегда, дабы наверняка не забыл. Но вот дилемма — даже подобное Барбатоса мало чему научит. — Вы знаете, что я ждал. Владыка ветров тихо смеется, и этот смех подобен весеннему ветра. Алатус когда-то в него влюблялся. Если Барбатос смеется, то любого рода горечь скрашивается всеобъятой сладостью. Льды тают, камень точится с удвоенной силой (ох уж проклятые мантры Рекса Ляписа!), и хочется дышать полной грудью. А миазма и не ранит как прежде, она вовсе не ощущается. Ощущались только объятия лорда Барбатоса — крепкие, нежные, нежные наряду с краткими поцелуями, по которым таз изголодался мальчик. — Я по тебе скучал, Сяо. Алатус отворачивает голову, не желая слышать. Признаться, что тосковал? Ни за что. Барбатос и так о том знает, нечего тешить самолюбие. Если, конечно, есть, куда тешить сильнее. — Зачем вы пришли? — Мне тебя не хватало. Строгая рука подозрения и враждебной обиды душит Сяо сильнее, чем он мог предположить, пока терзался мыслями об архонте, покинувшем его. Вопросов немало, горечи на кончике языка еще больше, и кажется, что еще чуть-чуть, и мальчик прижмется к Барбатосу, греясь о тепло его груди, как это было раньше, когда земли Тейвата были юны, и в них жила любовь. Но Сяо просто уходит.***
— Я слышала, что путешественник и охотник на демонов давно знакомы. — Мы старые друзья! — О… Так садитесь вместе! Алатус нервно ведет бровью и обходит консультанта похоронного бюро «Ваншэн», чтобы занять указанное место рядом с путешественником. Тяжело быть в компании тех, кто слишком много знает, и не знает, одновременно. Не то, чтобы он ждал чего-то определенного, поддавшись на уговоры Ху Тао, но подобные сборища не любил со времен пиршества адептов, и сейчас сгорал от нетерпения по первому инстинкту уносить ноги от посторонних людей. И пусть зал был полон уюта, тепла и замечательных людей, с каждым из которого были знакомы путешественник и его мастер, у мальчика с ними не было той трепыхающейся, едва заметной, но нерушимой связи, которую люди отождествляют с дружбой. Все его друзья погибли много веков назад, последний — путешественник — сидит по левую руку. А может ли он назвать другом, сидящего по праву руку, мастера? Что бы там не говорил Чжун Ли, он все еще остается его божеством. Люди слишком эмпатичны — казалось ему, и гео архонт Моракс пытается показаться таким же. Ему удается, и все вокруг верят, но Сяо не верит. — Чжун Ли, не сиди как каменный! — вскликивает управляющая, и Итер, одновременно с Алатусом, не сдерживает смешка, за что оба удостаиваются пронзительного взгляда Властелина Камня. — Встреть нашего гостя. — Да не нужно, я сам войду! Дверь в ресторан снова распахивается от порыва ветра. — Привет-привет. Пересекались наши пути ранее или нет — неважно. Этот момент знаменует совершенно новую встречу. С Праздником морских фонарей, старые и новые друзья! — Ох, это же бродяжка! Сяо всем нутром ощущает, как ему плохо, но привычно скрывается за неприступной стеной, не сдержав только изумления, когда уже второй раз столкнулся с покинувшим его божеством за несколько дней. Такого рода встречи — хуже кары их отсутствия. Охотник на демонов вдруг понял, что ощутила Самигина, оказавшись в объятиях предавшего ее архонта спустя столько веков, и его участь была ничуть не лучше. Впрочем, он не знает, делает ли Моракс попытки встретиться с ней, и, если делает, как именно его принимает царица. Алатус чувствует, как Итер нащупывает его руку, и преисполняется к нему благодарностью. Они вместе глядят, как Чжун Ли и Венти, словно два довольных кота, бросают друг на друга провокационные взгляды. Они, в самом деле, считают, что их никто не замечает? — Сяо, ты ведь меня помнишь? Мы совсем недавно общались! — …Да, да. Семь пар глаз выжидающе устремлены на него, в ожидании рассказа. Не будь мальчик в присутствии Властелина Камня, давно бы поднялся, и ушел, не объясняя причины. Что за фарс — он чужой для человеческого общества, Рекс Ляпис об этом знает, и считает его присутствие здесь приемлемым? Драконий Король Моракс, каким помнил его Алатус, еще во времена войны архонтов, молодой, внимательный и сильный, с бегущей по венам лавой, заботливо бы приобнял своего адепта, помогая скорее скрыться от неприятного общества людей, каждому из которых может навредить его миазма. Здесь же иначе — они будто незнакомы. Будто не сидящий подле него Моракс укрывал его своим плащом и залечивал раны после того, как повел в бой его и сотни других воинов, защищая Ли Юэ от жестокой тирании недостойных архонтов. Будто не сидящий подле него Моракс покинул его на несколько веков, заставляя страдать для него. — По мере приближения Праздника морских фонарей монстры становятся активнее обычного. Я обходил Тростниковые острова с дозором пару дней назад. И случайно наткнулся на… этого. — Что? — опускает брови мальчик. — Ты уже все забыл? Я бард! Сяо снова ощущает, как к горлу подступает комок. Намеренно или нет, но каждое слово лорда Барбатоса звучало подобно жестокой насмешке. Как же он мог забыть, пока ждал столько веков? Как он мог забыть, когда края сапога касается носок ботинка Владыки ветров, тем самым давая понять, что покой защитнику Якса будет только сниться? — Меня зовут Чжун Ли, в настоящее время работаю в ритуальном бюро «Ваншэн». Рад обрести в вас нового друга. Адепту становится мерзко, и он выходит на улицу, все с тем же путешественником рядом, благодаря Селестию, что у него появился такой друг.* * *
Моракс останавливается у пристани, чтобы полюбоваться прекрасными видами на водную гладь, и перевести дух. Прекрасно: он наконец-то смог объясниться с Сяо и принести свои извинения. А его адепт, кажется, обзавелся товарищами, что приносило некое душевное спокойствие. Возможно, они с лордом Барбатосом тоже сумеют прийти к компромиссу. Впрочем, даже сам Властелин Камня знал, что это проблематично: анемо архонт делает то, что хочет; делает это тогда, когда хочет; и не нуждается в чьем-либо разрешении — ему просто нужно будет сесть на хвост охотнику на демонов, изнуряя его своей навязчивостью, пока тот не решит сдаться и станет молча слушать. А в том, что мальчик, изголодавшийся по эмоциям, заботе и плотской ласке, решит сдаться, он практически не сомневался. Сяо несдержанно льнул даже к его ладони, хотя еще два века назад, когда Рекс Ляпис с отеческой улыбкой брал его на руки, позволял себе недовольно шипеть, удирать прочь, прячась в кронах деревьев, где все равно был обнаружен своим мастером, или растворяться в пространстве. Зачастую растворяться, чтобы переместиться куда-то в более укромное место, где его, в любом случае, обнаружит бог контрактов, чтобы никто наверняка не заметил, как величайший защитник Якса сидит на руках. Чжун Ли разглядывает людей на пристани, слушает детский смех, и вновь убеждается, что поступил правильно. Глаза задерживаются на знакомой рыжей макушке. Мужчина крайне рад видеть старого знакомого живым, но подходить для беседы не собирается. Воспоминания ледяным осколком царапают каменное сердце. В черных волосах красуются два пера — эту девушку Моракс узнал бы из многих — они были знакомы до того, когда и лорда Барбатоса не было в Тейвате. Подле нее некто, словно вышедший доктором во время эпидемии чумы. Рекс Ляпис оглядывается, замечая другие знакомые лица, и не верит собственным глазам. Затерявшиеся в толпе, едва заметные, но знающие люди все равно могут легко отличить предвестников от обычных приезжих, желающих полюбоваться красотами Ли Юэ. Они что, сегодня, все здесь? Чтобы проверить догадку, приходится прибегнуть к элементальному резонансу. Моракс подумал было, что ему никогда более не придется резонировать с собственным гнозисом, но интуиция не подвела. Он обнаруживает Самигину у праздничной ярмарки. Она молча глядит, как показывают театр теней. Незрима, неотличима от обычного человека, в простом изящном платье, разве что, более плотном, нежели того требует погода портовой гавани. — Екатерина Алексеевна. Царица оборачивается, глядя на гео архонта. Ее взгляд пронизан льдом и сталью. — Здравствуй, Моракс.