Противостояние

- Даша! Молчание. - Даша! Молчание. - Дарья!!! - Да иду я! – раздался раздраженный голос. Прошло две минуты. Никакого присутствия Даши. - ДАША!!! - Иду я, иду. Что орать-то сразу, - ворчала Даша, выходя из комнаты и медленно идя на мамин голос. Судя по звуку, она находилась в кухне. Как и предполагалось: Марина Владимировна, мать Даши, была так зла, что сдерживаться у нее просто не было сил. Она стояла, уперев руки в бока, и грозно смотрела на приближающуюся дочку. - Ты когда научишься приходить сразу же, когда я тебя зову?! - Я тебе не собачка, - буркнула Даша, - чтобы бежать, как только имя ее выкрикнут. - Ты как с матерью разговариваешь!? – провизжала Марина Владимировна. – Мы с отцом корячимся на этих работах, чтобы хоть как-то тебя обеспечивать, а ты и этого не ценишь! Отец по месяцам дома не бывает, чтобы купить всё то, что ты хочешь! Я работаю с восьми до восьми без выходных и отпуска! А, приходя домой, обнаруживаю кучу посуды в раковине, не заправленные кровати, кучу стирки! Имею я право отдохнуть хотя бы вечером?! Ты целый день находилась дома сегодня, не могла даже посуду помыть!? Ты когда мне помогать начнешь? Девке шестнадцать лет, она до сих пор не знает, как со стиральной машиной обращаться! Даша спокойно стояла, смотря в стену. Она знала, что возражать не стоит. Это еще больше распалит разбушевавшуюся мать. Вообще-то мать с дочерью жили дружно. Но примерно раз в месяц у Марины Владимировны случался вот такой срыв, и тогда прячься, кто может. Происходило это потому, что долго не приезжал отец Даши, потому что зарплату задерживали, снова выходной не давали, задерживали на работе. Это всё постепенно накапливалось и переполняло чашу терпения даже такой спокойной женщины как Марина Владимировна. - То ли дело Таечка! Вот девочка, не девочка, а прелесть просто! «Вот именно, что не девочка», - мысленно усмехнулась Даша, продолжая молчать. - И вежливая, и заботливая, и поможет всегда, и поздоровается! И дома родителям помогает, и… - Мужиков приводит, когда их дома нет, - продолжила Даша длинный список. - Что? Что ты несешь-то, Дашка! Совесть бы уже поимела. Тая хорошая девочка, умная, начитанная, учится хорошо. И дома родителям помогать успевает. А у тебя где успехи? Ни в школе ничего не соображаешь, ни дома помочь не можешь! Отец разбаловал, как не знаю кого! Я родителям с десяти лет помогала! В твои годы сама всё делала. Хоть и мама дома была, не работала, а стирала, убирала я без напоминания, без указки! Даша с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Она в свое время уже вдоволь наслушалась маминых рассказов о том, какая она была хорошая. Только вот одного Марина Владимировна не учла: ее мать, бабушка Даши, еще была жива, и Даша, как хорошая внучка, частенько заходила к ней. И на жалобы внучки о том, что мама замучила со своими придирками баба Люда с усмешкой рассказала о том, что Марина Владимировна была такой же. И посуду помыть ей в лом было, а полы так и вовсе не допросишься. Лишь в лет шестнадцать начала добросовестно помогать. Так что у Даши всё впереди. В принципе, Даше было действительно несложно вымыть посуду и заправить кровати. Когда у девушки было хорошее настроение, она могла и полы помыть, и убраться. Только вот сегодня с хорошим настроением косячок вышел. С самого утра, когда мама ушла на работу, Даша решила встать попить. Она подошла к окну, посмотрела во двор и увидела, как по нему идет Дима, парень, который с начальной школы ей нравился. Все записи в дневниках были посвящены ему. И какое же было ее удивление, когда она рассмотрела рядом с ним соседку Таю. Как только они зашли в подъезд, Даша бросилась к двери, приникла к глазку. Парочка прошествовала мимо ее квартиры, мирно беседуя. А Даша услышала обрывок разговора: - Нет, родителей дома нет. – Тая кокетливо посмотрела на парня. – Ты уже решил, чем займемся? «Нетрудно догадаться, чем вы займетесь», - раздраженно подумала Даша. Это событие так выбило ее из колеи, что несколько часов она проревела, записывая в дневник, какой Димка предатель, а потом тупо лежала, уставившись перед собой. Забыла даже про желудок, подающий сигналы SOS. И вот какая может быть уборка с посудой?! - Мам, я поняла уже, что все на свете лучше меня, может, закончим на этом? Сейчас помою твою посуду. - Вот только не надо одолжения мне делать! – возопила Марина Владимировна. Даша возвела глаза к потолку. «Папочка, где ты…». Почему-то когда приезжал отец, Марина Владимировна никогда ни на кого не кричала. А сейчас… его не было уже больше месяца, и, естественно, вся семья в лице Даши, Марины Владимировны, двух бабушек и Антона, нервничала. - Да никому я одолжения не делаю! А тебе сейчас пофиг: лишь бы поорать на кого-нибудь! Если вы с отцом поссорились, это не значит, что нужно на меня орать! Не нужно на мне злость срывать! - Не повышай на меня голос! - Тебе значит, можно? - Я мать тебе, неблагодарная ты девчонка! - Да, конечно, я и забыла, что меня родили только за тем, чтобы было на кого поорать в случае чего, - саркастически заявила Даша. – У тебя же все дети идеальные, кроме меня. Даже шалава эта, Тайка. - Ох, Даша! Тая хорошая девочка. В отличие от некоторых она не исписывает тетради, жалуясь, что мальчик не обращает на нее внимания! - Правильно – она сразу его… - Даша осеклась. – Погоди. Ты что, читала мой дневник? Марина Владимировна опустила глаза. Она поняла, что этого говорить совсем не стоило. - Даша, - мирным тоном начала она. - Да что это такое?! Никакой личной жизни! От тебя что, вообще ничего скрыть нельзя? Такое желание меня контролировать? Заведи себе собачку! Чтобы шаг влево, шаг вправо – попытка к побегу! Достала! С этими словами Даша выбежала из дома, на ходу застегивая куртку. Хорошо, кроссовки она никогда не расшнуровывала, а снимала их так. Это пригодилось и сейчас – в обувь Даша влетела за считанные секунды. - Даша! – неслось ей вслед. – Даша, вернись! (POV Даши) С полчаса я неслась по улице не в силах остановиться. От злости хотелось рвать и метать, кричать на худой конец. Но ни закричать, ни пнуть кого-нибудь не получалось. Оставалось только бежать. Странно – привычной вибрации телефона не было слышно. Когда я психовала и уходила на улицу, мама обычно звонила и просила вернуться не позже одиннадцати. Сейчас же даже этого не происходило. Я остановилась. Похлопала себя по карманам. Усмехнулась. Телефона с собой не было. Сердце было готово вырваться из груди. Оно стучало где-то у горла. Я медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоить бешеный пульс. Останавливаться так резко явно не стоило. Когда пульс, наконец, стал нормальным, а ноги перестали дрожать после физической нагрузки, я медленно пошла, совершенно не думая, куда иду и зачем. Злость прошла быстро. Оставался лишь осадок. Я не могла понять, как так можно: не давать собственной дочери сохранить хотя бы часть своих мыслей в секрете. Неужели мама может вот так просто вторгнуться в то, во что я никого и никогда не стала бы посвящать? Чувства к Димке были мои единственной тайной. Этого никто не знал – даже бабушка и Антон, которым я доверяла больше всего. Никто не знал, сколько слез я пролила, думая о том, с кем он и где. Теперь же узнают все. Зная мамин характер, я понимала, что держать язык за зубами она не сможет, даже если ее попросить. Ну вот как после этого пытаться понять дурацкие высказывания типа: «Мама – моя лучшая подружка!». Блин, раз уж на то пошло, то моя лучшая подружка – бабушка! Только и она ничего не знала. Я застонала. В Димку я влюбилась внезапно. Это можно было назвать любовью с первого взгляда. Мы не всегда жили здесь. Переехали, когда я училась в третьем классе. В школе меня всерьез не воспринимали и не интересовались, даже издевались немного. Одноклассники были жестоки в этом возрасте. Они утащили мои туфли, и мне приходилось скакать на одной ножке по школе и искать ее. Прятали мою сумку. Вытряхивали из нее все учебники или рвали тетради, а из листочков проделывали дорожку, ведущую к одному учебнику, потом к другому, затем к сумке. Так я по частям собирала и содержимое сумки, и ее саму. Дима был единственным мальчиком, который надо мной не насмехался в начальной школе. Он учился на класс старше. И когда увидел меня, скачущую на одной ножке до очередного листочка, то помог собрать все учебники, сам нашел мою туфлю и проводил до дома. На следующий день со мной начали здороваться. Мы общались до восьмого класса. Я имела глупость сказать ему, что он мне нравится, при чем очень давно. Тогда Димка очень смутился и сказал, что я для него только подруга. Я сделала вид, что меня устраивает вечный статус подруги, и не показала, как мне больно. Но со временем мы стали отдаляться друг от друга, а при встрече лишь кивали друг другу, иногда даже не соизволив сказать простое: «Привет». - Вот, Даша, меньше будешь писать в дневник, - пробурчала я, кляня себя за то, что вообще начала записывать свои мысли и чувства. Где-то слышала, что если изливать всё на бумагу, то становится легче. Тот день, когда мы говорили с Димкой, был началом ведения дневника. Этих тетрадей скопилась чертова дюжина в шкафу, и ни разу мама не обратила на них внимания. Или мне так только казалось? Неужели она всё знала с самого начала? Я представила, как она сидит, при свете лампы читает мой дневник, переворачивая страницы, скрупулезно читая каждую строчку, этим вторгаясь в мое личное пространство. Представила, как она сгорает от любопытства, желая узнать, что же я написала на следующий день, и меня затошнило от отвращения. Мама, конечно, была таким человеком, который желает знать всё о своей дочке, но чтобы настолько… Я посмотрела на противоположную сторону улицы. Просто глянула, без какой-либо цели. Там стояла девушка, чем-то похожая на меня. Длинные распущенные волосы, пряди, прилипшие ко лбу, к лицу, бледная кожа, обескровленные губы. Я словно смотрелась в зеркало. Девушка с каким-то безысходным выражением лица смотрела на дорогу, на приближающиеся машины. Из-за поворота вырулил большой джип. Именно большой – не крутой, не красивый, а большой. И девушка шагнула на дорогу, стремясь попасть прямо под колеса автомобиля. - Нет! – выдохнула я, бросаясь ей наперерез. Не знаю, что заставило меня так поступить: похожесть с этой девушкой или то, что меня так всё достало, что я и сама в подсознании обдумывала то, что сделала девушка. Автомобили бешено сигналили – пешеходной дорожки-то не было. Притормаживая, водители крутили пальцем у виска. Визжали тормоза. Я почти добежала до девушки. Почти. Раздался удар. Ощутимый. Перевернувшись в воздухе, я отлетела назад и приземлилась на спину. Боль пронзила всё тело. Задыхаясь, я пыталась дышать. Короткий вдох. Еще один. И меня поглотила тьма. (POV Марины Александровны) Когда дочь вылетела из дома, я была слишком зла, чтобы звонить и просить вернуться. Но проходил час, два, а она всё не возвращалась. Обычно Дашке хватало около часа, чтобы успокоиться. Тогда она приходила дома, извинялась передо мной, мы мирились, пили чай, обсуждали глупую ссору, и всё было в порядке. А сейчас… Неожиданно кольнуло сердце. Я схватилась за грудь, потерла ее, словно желая выдавить внезапную боль. «Дашка», - пронеслось в голове. Ну что за глупости, право дело?! Внезапное беспокойство нахлынуло с такой силой, что руки дрожали, когда я набирала номер телефона дочери. Зазвучала знакомая музыка. Альтернативный рок. Кажется, так называется это течение в музыке. Я пошла на звук музыки и нашла вибрирующий телефон в Дашкиной комнате. Он валялся на кровати. Рядом лежала тетрадь, которую я как-то случайно открыла, а, поняв, что это дневник, не смогла удержаться и не прочитать. Рука сама потянулась к тетради. Я вздохнула. Взяла тетрадь, но сдержала искушение открыть ее и прочитать новые записи. Осторожно положила на стол. Села на диван, закрыла лицо руками. Ну зачем я вообще начала этот разговор? Неужели у нас никогда не было невымытой посуды в раковине. Подумаешь, она бы спокойно помыла ее. Пообижалась бы с полчаса на мой срыв, а потом мы бы сели пить чай и уже со смехом стали вспоминать эту дурацкую ссору. Дашка быстро отходит. Она вообще не умеет долго обижаться. Вся в отца. Я с трудом удерживалась от того, чтобы не зареветь. Всё начальник виноват – не хочет отпускать даже на пару дней. И это когда так хочется отдохнуть. Мы бы с Дашкой столько дел переделали… Из апатии меня вывел звонок. Я вздрогнула, не глядя на номер, взяла трубку. - Алло? – Голос срывался от приближающихся слез. - Вы мать Нагучевой Дарьи? - Да. Что с ней? - Ее сбила машина. Девочка в тяжелом состоянии. Подъезжайте во вторую больницу. - Х-хорошо. – Но меня уже не слышали. Даша… моя Дашка… Опомнившись, я быстро начала собираться, даже не задумавшись, как врач скорой помощи узнал мой номер телефона.