В лабиринтах памяти. Часть 2

Несколько дней спустя. На губах Евы, нависающей над ним на тонких руках, расцветает робкая улыбка, но вот выражение черных глаз вовсе не соответствует невинному лицу. Ее взгляд жадный, совсем бесстыдный, и Элайджа, чувствует, как от одного только этого взгляда, его член начинает пульсировать, наливаясь от желания. Ева не говорит ни слова, просто смотрит. Ее дыхание постепенно тяжелеет, и Майклсон готов поклясться, что между точеных бедер жены уже горячо и влажно. Ему хочется стиснуть хрупкое тело, подмять его под себя, но отчего-то Певородный не может пошевелить даже пальцем. Ева щурится, все также сохраняя молчание, а ее маленький язычок проходится по пересохшим губам соблазнительно-красноречиво, после чего она склоняется к мужской груди, и мягко прикусывает плоский сосок. Элайджа шипит, настолько острой кажется ему сейчас грубая ласка жены, и та, довольная результатом, скользит губами все ниже, пока дорожка полу-поцелуев полу-укусов не замирает у темных волос в паху. Ева поднимает вверх лицо, бросает на мужа обжигающий взор и в следующий миг, ее губы опускаются на восставшую мужскую плоть, а Элайджа только сминает пальцами тонкую простынь, изо всех силы сжимая губы, сдерживая стон. Жена облизывает его член, будто леденец, дразнит, то глубоко принимая его плоть, стискивая своим жарким ротиком, то кончиком языка касается лишь головки, наблюдая за тем, как искажается страстью лицо Первородного. Она впивается порочным взглядом в его глаза, и влажный язык скользит по каменному члену от основания до головки. Элайджа задыхается, больше не в силах сдерживаться, глухо стонет и... …просыпается. Вот только, темные волосы Евы, накрывающие его пах — первое что он видит, распахнув глаза, — не оставляют никаких сомнений, что откровенные ласки жены — отнюдь не сон. Вампир шумно выдыхает, когда жена обводит языком головку, и в следующий миг делает то, чего ему хотелось еще во сне — тянет ее на себя, укладывая на спину и нависая сверху. Ничего не понимающая Ева, облизывает языком припухшие губки, и Элайджа с рыком впечатывает ее в постель, заставляя широко раздвинуть ножки. — Ты — ненасытная распутница, птичка, — цедит он, склоняясь к раскрасневшемуся от возбуждения девичьему лицу. — И твоя жена, — добавляет Ева дразнящим тоном. Майклсон опускает ладонь, скользя меж их телами, и касается низа ее живота, подтверждая свою догадку. Его жена совсем мокрая, и ее огромные черные глаза становятся еще больше, когда он наполняет тесное лоно двумя пальцами, сразу набирая быстрый темп. — Ты рождена для того, чтобы принадлежать мне, птичка, — шепчет Элайджа в приоткрытый ротик, которым Ева жадно глотает воздух, задыхаясь от вожделения, — только я могу брать тебя. Только со мной ты становишься собой. Маленькой сладострастницей, которая думает лишь о том, чтобы я трахнул ее. Ты ведь хочешь сейчас именно этого, Ева? — Да, — стонет в ответ та, и Первородный резко подается вперед, заменяя пальцы пульсирующим от желания членом. Ева шире разводит бедра, позволяя мужу вбиваться в нее до самого основания, и он пользуется этим, вновь и вновь входя в нее под разными углами. Девушка чувствует каждое движение каменной плоти, наполняющей ее лоно, и волны наслаждения — каждая мощнее предыдущей — накрывают ее, неумолимо приближая к пику. — Ты — моя, — выдыхает Элайджа, между глубокими толчками, и Ева кивает, едва найдя в себе силы, чтобы ответить: — Только твоя. Ее чувственный голос, охрипший от бесконечных стонов, ударяет вампиру в голову, и он, предельно ускоряясь, берет жену, которая теперь уже громко кричит, и Первородному остается лишь надеяться на то, что наложенное Бонни Беннет заклятье, не позволит Софи услышать то, как ее мать бурно кончает, содрогаясь всем телом. Мгновение спустя, Элайджа, не сводящий жадного взгляда с искаженного страстью лица любимой, следует за ней, изливаясь в обжигающем оргазме. Вампир накрывает ее своим телом, и несколько минут они просто просто лежат, не говоря ни слова, пока Ева не начинает ворочаться, пытаясь скинуть мужа с себя. — Ты меня раздавишь, — нарочито недовольно стонет она, и Майклсон с тихим смехом, переворачивается на спину, укладывая жену себе на грудь. — И вот ко мне вновь вернулся мой непорочный ангел, — улыбается он, на что Ева только надувает губки. Элайджа очерчивает их контур, и жена, накрывает его ладонь своей, переплетая их пальцы. Вампир тянет ее тонкую руку к губам, и в этот миг замечает усыпанное бриллиантами кольцо, то самое, что скрепило их союз в старинной церкви. — Ты сохранила его? — почти с благоговением выдыхает он, поднимая взгляд на Еву, щеки которой смущенно краснеют. — Хотела выбросить, — не сразу отвечает она, прикусывая губу, — избавится. Но не смогла. Как и от чувств к тебе. А уж теперь, когда Софи с тобой заодно, мне и вовсе никуда от вас не деться. В голосе Евы сквозит наигранное недовольство, но черные глаза, сияющие от счастья и гордости с головой выдают ее истинные чувства. — Да, наша дочь — настоящая Майклсон, — соглашается Элайджа, — этого у нее не отнять. Он хочет сказать что-то еще, но в этот миг, легкая на помине, Софи появляется на пороге спальни, сонно потирая глаза, и Ева едва успевает укутаться в простынь, скрывая их наготу. — Ты уже проснулась, детка? — спрашивает она, выдавливая из себя улыбку. — Да, папа обещал, что мы будет играть в куклы. Я буду Корнуэллой, а он — Дианой. Малышка пристально смотрит на отца, который совершенно невозмутимо улыбается, согласно кивая, пока Ева с силой прикусывает губу, отчаянно пытаясь сдержать смех. — Я жду тебя в своей комнате, папочка, — командным тоном извещает вампира Софи и важно удаляется, прикрывая за собой дверь. — Элайджа Майклсон, играющий в куклы… — почти стонет от хохота Ева, не обращая внимания на то, как муж недовольно хмурится, совсем не разделяя ее веселья, — пожалуй, нужно сделать пару фото и отправить их Клаусу. — Ты просто напрашиваешься на наказание, птичка, — глухо цедит вампир, буравя жену прищуренными глазами. — И что же ты сделаешь на этот раз? — строго выговаривает та, но ее глаза, в противовес холодному тону, сияют предвкушением. — А это ты узнаешь сегодня ночью, когда вновь станешь моей личной наложницей, — низким голосом отзывается Элайджа и тянет жену к себе, вовлекая ее в жаркий поцелуй. В это время маленькие губки стоящей за дверью спальни Софи растягиваются в довольной улыбке. И пусть ей понятны не все слова родителей, она точно знает, что теперь все будет хорошо.