В лабиринтах памяти. Часть 2

С лица Хлои не сходит улыбка, пока она наблюдает за Евой, тонкие пальцы которой, не смотря на то, что девушка изо всех сил старается оставаться спокойной, едва заметно дрожат. Алые губы кривятся, но ведьма продолжает хранить молчание, изучая свою соперницу, так и не давшую ответ на ее вопрос. Керн щурит голубые глаза, скользя взглядом по тонким чертам девичьего лица, изящным плечам, выступающим ключицам, высокой груди, обтянутой вязаным платьем, точеной талии, стройным ногам. Ева Майклсон, которой от силы двадцать пять лет, не просто красива. Она выглядит невинным ангелом, маленькой недотрогой, но при этом безумно, обжигающе соблазнительна, что Хлоя, даже будучи женщиной, не может не признать. Ведьма смотрит прямо в бездонные черные глаза, в которых, кажется, можно утонуть, опускает взгляд на пухлые губы, будто созданные для поцелуев, и прекрасно понимает своего первородного любовника. Но он — ее. И даже эта сексуальная цыпочка, ставшая по какой-то нелепой случайности его женой, не может изменить этого факта, порожденного ее желанием. Хлоя хочет Элайджу. Всегда хотела. И препятствие в виде молодой вампирши не кажется ей существенным. Вот только мысль о том, что кто-то смог разрушить ее магию, слегка портит радужную картину. — Ты что, язык проглотила, милочка? — наконец нарушает затянувшееся молчание ведьма, впиваясь в лицо Евы злым взглядом, — кто смог снять чары? — Вернуть чувства? — в черных глазах искреннее не понимает, которое приводит Хлою в ярость, и она уже сама не понимает, как едкие слова срываются с ее губ. — Вернуть чувства ему могла бы и ты! Поэтому, мне пришлось пойти на небольшую хитрость. Эмоции никогда не должны были вернуться. Как?! Как ты это сделала?! Глаза Евы расширяются, занимая пол-лица, и девичий голос дрожит, когда она выдыхает: — Твоя магия не позволила мне вернуть ему чувства три года назад? — Именно, жалкая сучка! И поэтому я не понимаю, что ты сделала сейчас?! Керн уже не сдерживает эмоций, ее лицо искажает гримаса ненависти, и она приподнимается на подлокотниках кресла, вытягиваясь вперед. — Отвечай! Как ты смогла… — О, это не я, — перебивает ведьму Ева, прикусывая губу. Ее разбирает истерический смех от абсурдности происходящего и при этом, в голове пульсирует лишь одна мысль. Элайджа не выбирал Хлою три года назад. У него просто не было выбора. Чертова Керн обманула его. Их обоих. Но потом… Размышления девушки прерывает истеричный голос Хлои. — А кто? — истерично кричит она, захлебываясь словами, — кто смог разрушить мою магию?! — Ну, — тянет Ева, уже полностью приходя в себя, — она любит яблочный сок, командовать и играть в шашки. Если она злится, то может разрушить здание или поджарить ведьму, поведение которой ей не нравится. Она начала колдовать еще в утробе, и до сих пор каждый день поражает самых сильных ведьм своими умениями и мощью. Твою магию, не прилагая никаких усилий, за пару секунд разрушила наша с Элайджей дочь. Ее зовут Софи, и ей три года. Глаза Керн стекленеют, и она качает головой, отказываясь верить сказанному Евой, глаза которой блестят от гордости. Их малышка уже не в первый раз спасает родителей, и вся семья Майклсонов наверняка очень гордится ей, зная лишь о случае с Пустой. Теперь же акции Софи и вовсе подлетят на небывалую высоту, уж Элайджа точно сделает для этого все возможное. Девушка улыбается своим мыслям, не замечая, как Хлоя оказывается совсем рядом, и ее ладонь, направленная на соперницу, резко поднимается вверх. Ева кричит от боли, падая на колени, и закрывая лицо руками, отчего ведьма довольно скалится. — Ты все врешь, жалкая мразь, — хихикает она, сверкая полными безумия глазами, — и за это заслуживаешь смерти. Я убью тебя! — Вот уж не думаю. Ледяной голос Элайджи доносится с порога, и Керн мгновенно теряет интерес к корчащейся в муках Еве, сосредотачивая свою внимание лишь на любовнике, который бросает на нее короткий взгляд. После его глаза видят лишь лежащую на полу хрупкую девушку, и через мгновение на лице Майклсона, обращенном к Хлое, начинают змеится тонкие дорожки вен, и его голос едва различим от гнева. — Ты умрешь, — говорит он, и ведьма замирает от того, сколько уверенности в его тоне, — это случится в любом случае. Но если ты сию же секунду не оставишь в покое Еву, то, клянусь, я устрою тебе настоящий ад. То, что сделал Клаус в Венеции с кельтской ведьмой, посмевшей ему угрожать, покажется тебе детской забавой. Керн становится похожей на восковую статую, бледнея, будто труп, и Первородный понимает, что его слова достигли цели. — Любимый, давай поговорим, — выдавливает из себя Хлоя, отступая назад. Ее ладони дрожат, а взгляд бегает по комнате, словно в поисках выхода. Ей становится плевать на Еву, которая медленно приходит в себя, все еще морщась от боли, потому что сейчас у Керн есть заботы куда серьезней. Медленно приближающийся к ней Первородный выглядит абсолютно спокойным, и на его красивом мужественном лице не отражается ни единой эмоции, но кому, как ни ей, не знать о том, что это лишь маска. Темные вены исчезли с гладко выбритых щек, но гнев, пылающий в почерневших глазах, пугает ничуть не меньше обличия монстра. Потому что сейчас Элайджа точно знает, чего хочет. И Хлоя прекрасно понимает, какое желание он испытывает. — Ты не убьешь меня, — выдыхает она, и на лице Майклсона на миг отражается тень презрения, настолько жалко звучит ее голос, — я люблю тебя, — предпринимает она последнюю попытку. — Ты разлучила меня с семьей, заставляла жить жизнью, которую я ненавидел, причинила боль моей жене, — чеканит вампир, — и ожидала другого финала? — Я… — Прощай, Хлоя. Все происходящее дальше кажется Керн замедленной съемкой какого-то низкобюджетного, абсолютно бессмысленного фильма ужасов. Элайджа приближается к ней вплотную, и его пальцы касаются ее шеи. Нежно. Мягко. Она даже не сразу понимает, что он собирается сделать, настолько ей приятны прикосновения мужских рук. В этот миг он кажется ей богом, высшим созданием, идеальным воплощением мечты, и Хлоя дарит ему улыбку, совсем готовая к неизбежному. Она уже представляет себе хруст костей, ощущает отголоски боли, и воздух вокруг будто густеет, заставляя ее дышать глубже. Но Майклсон вовсе не собирается сворачивать любовнице шею. Пару секунд он смотрит в голубые глаза, в которых безумие смешано с обожанием, а после, так и не говоря ни слова, абсолютно хладнокровно, отрывает ей голову. Стоящая за его спиной Ева тихо вскрикивает, и Элайджа вихрем разворачивается в ее сторону, обеспокоенно разглядывая ее бледное лицо. — Все хорошо, птичка? — Ты не мог бы отпустить…это? — взгляд девушки опускается на его правую руку, в которой все еще находится голова Хлои, — и ты лично будешь чистить ковер. Ее голос полон недовольства, в нем скользит оттенок отвращения, но осуждения или страха нет совсем, и Элайджа выполняет ее просьбу, вытирая окровавленную руку белоснежным носовым платком. — А где Софи? — интересуется Ева, стараясь не смотреть на мертвое тело. — Она с Алариком и его дочками. В кафе. Мне показалось, что тебя долго нет. И я не ошибся, птичка. Ты вновь у меня в долгу. Девушка на его слова только закатывает глаза, обреченно качая головой. — Я просто поражаюсь, как ты можешь думать об этом, находясь в одной комнате с трупом! — Ну, ты же думаешь о чистоте своего ковра, — отвечает ей Элайджа, пожимая плечами. — Я стала монстром, — вздыхает Ева, прикусывая губу. — Ты стала одной из Майклсонов, — делает к ней шаг муж, и девушка не сопротивляется, когда он заключает ее в свои объятья, — а теперь соберись, птичка. Нам предстоит день шопинга с Софи, и я бы, если бы у меня был выбор, лучше бы, пожалуй, еще раз прикончил Хлою. Ева тихо смеется, прижимаясь к груди Элайджи, и в этот миг понимает, что все наконец-то стало по-прежнему.