Пригоршня кусочков смальты

Королева отложила вышивание, поднимаясь и делая несколько шагов, чтобы размять затёкшее тело. В замке всё шло своим чередом и вмешательства особого не требовало, наоборот, разбираться в хитросплетениях того, что здесь происходит, кто за что отвечает и кто почему должен делать то или иное, было неимоверно увлекательно, напоминая игру, и молодая государыня самозабвенно ей отдавалась. Однако до того, как слуги окончательно превратятся в детали стройного узора, оставалось ещё немало времени. Со двора донесся цокот копыт множества коней. Сердце застучало быстрее, и молодая женщина поспешила навстречу вернувшемуся Арбону, смиряя желание побежать и подбирая подол шитого серебром платья, чтобы не путалось под ногами. За без малого год супружества она так и не выучилась степенно ждать, пока венценосный супруг изволит войти к ней – так предписывал этикет, так требовали приличия, но она не могла – так, и каждый раз спешила, впопыхах наступая на подол, чтобы первой поймать предназначенную лишь ей улыбку, первой услышать любимый голос, первой смирить быстрые шаги, чтобы, пряча ответную улыбку, тихо сказать: «Приветствую государя!»… Сегодня улыбка была слабой, не улыбка – намёк уголками обветренных губ. Вернувшиеся были суровы и мрачны, муж, проходя мимо, мельком пожал руку, шепнул: «Всё потом!» и скрылся за спинами спешащих за ним советников и придворных. Королева осталась кусать костяшки пальцев – давняя, уже и, считай, забытая, привычка – и растерянно глядеть вслед. Загадка разрешилась вечером, когда муж, утомленно горбясь, зашел в покои, отбрасывая пропыленный плащ. Жена подсела ближе, осторожно заглянула в лицо. -Что случилось, любовь моя? Прямые густые ресницы дрогнули. -Война, малышка. Степь всколыхнулась. Война! Войн не было более пяти лет, люди успели привыкнуть к спокойствию, к миру, выросли дети, невесты стали женами – она бросила быстрый взгляд на собственное обручальное кольцо, узкий витой ободок с редкой синевы сапфиром. Она помнила, как мать, уезжая к отцу, отрешённо пересчитывала стрелы в колчане, как братья с кажущейся небрежностью проводили по клинкам, придавая им блеск и гладкость, и, когда сестра спросила, что они делают, Лони криво усмехнулся и бросил: «Война, стрекоза!». Потом уже она поняла, что война –это не только блестящие мечи и полный колчан, но понадобилось десять лет, чтобы это понять. Десять лет и дорога через пустошь, десять лет и тревожные вести, десять лет и погибший три месяца назад Лонарамар, Лони, который катал её маленькую на плечах и смешил без конца, десять лет и свадьба, на которой им желали мира подольше. Война. Вот и все. И тем не менее сознание упорно цеплялось за невозможное. -Но ведь они и раньше буянили. Ты мне рассказывал… -Буянили, да. – Родная рука привлекла ближе. Илана склонила голову на мужнино плечо, тяжело вздыхая. -Может, в этот раз они успокоятся так же быстро, как и раньше? -Может… – Такой же тяжелый вздох щекотнул макушку. – Не думай об этом. Сегодня же к границам отправится шесть тысяч, этого хватит, чтобы приструнить степное отребье, а там будет видно. Не грусти, Иллэ! …Шести тысяч хватило, чтобы удержать границы, и не более. Арбон целыми днями был где-то, но не дома, поздней ночью приходил, устало опускался в кресло и часто там и засыпал, пока жена нежно не будила и не подталкивала в сторону постели. К холодам степняков удалось отбросить достаточно далеко, и зиму перезимовали почти спокойно, но весной всё началось снова. Королева принимала старшин, подписывала указы наместникам, судила челобитчиков, рассеянно улыбалась во время высоких визитов – соседи не забывали, заезжая в гости между очередными боями – и ждала. Год. Два. Три. На четвёртый год войны и пятый супружества она перестала улыбаться на вопросы, когда королевская чета порадует страну наследником – мама не церемонилась, взволнованно спрашивая дочь, почему у них до сих пор нет детей, придворные были куда деликатнее, предпочитая шептаться за спиной. Когда пришла горькая весть о гибели второго из братьев, Илана не плакала, лишь стояла до позднего вечера на башне, глядя в сторону степи. Муж поднялся вслед за ней, обнял за плечи: я рядом, не грусти, малышка! Потёршись щекой о мозолистую ладонь, Илана вздохнула и несмело спросила: -Может, нам в Орден написать? -Зачем? – Не понял Арбон. -Ну… Мы пять лет женаты… А я до сих пор не могу понести… – она всё же всхлипнула, сжимаясь в комочек. -Тш-ш-ш-ш, – от его туники пахло ветрами степей, горькими травами и потом, – не надо в Орден. Я тоже поздно появился, отцу уже за тридцать было, и Лассаэль тоже. -Но Лени уже второй год, – подняла заплаканное лицо жена, – я очень хочу подарить тебе сына, Арбон, правда! -Я этого не меньше тебя хочу, – лёгкие поцелуи осушили новые слёзы, – но, может, это и к лучшему? Ты волноваться будешь, а это вроде вредно. Не плачь. Мы молоды, зачем торопить жизнь? Пойдём вниз. Ты замёрзла, маленькая. -Я не маленькая! – Улыбнулась сквозь слёзы королева. – Я взрослая замужняя эльфийка! Внизу она быстро привела себя в порядок. Конечно, скорбные вести ни для кого не тайна, завтра будет погребение, но сегодня надо быть не зарёванной сестрой, а скорбящей королевой, пусть и не увидит уже, почитай, никто. Старший сын эллентаурского посла лёг здесь же, в Халларде, за который и сражался. Отец, прямой, отрешенный, стоял подле уже закрытой гробницы, поддерживая заплаканную мать, а младшая дочь жалась к мужу, не отводя глаз от мраморного лика. Потом, уже на тризне, выпитое вино помогло слегка прийти в себя, снова увидеть мир вокруг и даже расплакаться, обняв мать и заливая слезами вышивку траурного красного платья. Во дворец прибыли глубокой ночью, и сквозь не желающие останавливаться слёзы она видела встревоженное лицо мужа, слышала его увещевания – не плачь, я же с тобой, видишь, ты плачешь пятый час, я боюсь за тебя, Илана – пока не вцепилась обеими руками в ворот. -Нам нужен ребёнок. Напиши в Орден, Арэ, прошу тебя, или прикажи братьям, которые есть в Халлардане! Я не могу больше ждать, я с ума сойду, прошу тебя, прошу тебя!! -Хорошо, – бормотал он, странно глядел, гладя жену по волосам и отирая на её щеках не желающие униматься слёзы, – я завтра же прикажу одному из братьев… не знаю…пусть посмотрит на песке, или на чем там… Она так и уснула – вцепившись в тунику мужа и повторяя сквозь сон: «Прошу тебя!». «Орденский» появился, как ни странно, уже через два дня и не стал ходить вокруг да около. Илана была ему даже благодарна – начать сама она бы не смогла при всем желании, смутившись так, что горло перехватило спазмом, и вместо заготовленной спокойной речи она едва смогла выдавить приветствие. Мужчина, ещё совсем не старый, живчик с черными весёлыми глазами и постоянной полуулыбкой, с поклоном пригласил государыню в дворцовое святилище, где первым делом погрузил ладони в чашу с песком судеб и забормотал на непонятно языке. Илана прислонилась к колонне, готовясь к чему угодно, вплоть до виновато потупленного взора и мёртвого: «Простите…», но только не к тому, что в самом начале обряда, когда дорожка из золотистого песка с зеленоватыми вкраплениями лишь на четверть пересекла стол, маг распрямится, изумленно склонит голову к плечу и бросит быстрый взгляд на свою королеву. Женщина подалась вперёд, до боли впившись ногтями в ладони. -Говорите! -Ваше величество, – маг все же не смог сдержать улыбки, – вы напрасно тревожитесь. Думаю, теперь вам нужно меньше предаваться грустным мыслям и есть больше фруктов… -Что…Что это значит? Голос не слушался, срывался, и она вновь прислонилась к колонне, не доверяя подгибающимся ногам. Мужчина приблизился, осторожно поддержав её под руку. -Вы в тягости, моя госпожа. Сомнений быть не может. …Новорожденный причмокивал и потешно сопел крохотным носиком, рассматривая склонившегося над колыбелью отца. Опушенные такими же, как у Арбона, густыми прямыми ресницами светло-серые глазёнки не моргали – принц Халлардана трех часов от роду лицезрел дражайшего родителя. Тот состроил сыну рожицу, неловко поднимая на руки спелёнутое детище. -Как ты назовёшь сына, мой король? Позади остались без малого десять месяцев ожидания, позади был счастливый вопль: «У меня будет сы-ы-ын!», потерялись в прошлом содрогнувшиеся степи – Халльский Волк сделал всё, чтобы наследник родился в дни мира, позади остались нелепые страхи, и боль – ребёнок таращился на отца отцовскими же глазами, чмокал и сопел на руках, сероглазый, темноволосый… -Арбон… -Что? Ух ты мой маленький, глазастый какой… Вырастешь – все девки твои будут, это ты в маму такой… -Арбон, – невольный смешок сорвался с губ, – как ты назовешь его? В моем народе имя сыну выбирает отец. -Не знаю, – легкомысленно отозвался муж, – столько имен… -И всё же? Мужчина надолго задумался, легко покачивая кружевной сверток, потом передал малыша матери, начиная мерить шагами спальню. Лоб прорезала морщина – признак того, что государя обуревают думы. Твёрдые губы шевелились, неслышно произнося и тут же отметая имена. Жена с улыбкой наблюдала за ним – они проспорили два месяца, так и не выбрав, и это хождение было знакомо до мелочей. Арбон предлагал назвать ещё не родившегося ребёнка как своего отца, как погибших Лони или Корина, но здесь Илана была непреклонна: называть ребёнка именем мертвеца нельзя. В конце концов порешили дать малышу появиться на свет и лишь потом выбирать – и вот теперь снова спальню мерили размашистые шаги. На полпути до кровати король остановился. Чеканное лицо озарилось предвкушением; он тряхнул стянутыми в хвост волосами. -Идрон. Идрон, сын Арбона, принц Халлардана, сын Халльского Волка, будущий король Идрон I! Сын вопросительно закряхтел, завозился в пелёнках, морщась, но плакать раздумал, снова открывая глаза. Илана легко надавила пальцем на кончик крохотного носика. -Идрон… Рони…