Пятьдесят оттенков ярости

В доме я сразу услышал хохот парней их столовой и пошел туда, чтобы все выяснить. Не прерывая работы (в данный момент, они разворачивали праздничные плакаты) ребята смеялись буквально до колик. — Что за веселье? — спросил я, подходя ближе. Рамиро кивком указал на банку клея, которую я принес. Она в закрытом виде стояла на каминной полке. — Это не клей, — прохихикал он, вытирая глаза ладонью, — а засохшая краска. Католина сказала, что сейчас сама принесет нужную баночку. О, господи! Еще напасть! Ведь мало, кто знал, что служанка давно была влюблена в Маттео. По крайней мере, исправно строит ему глазки. Конечно, хуже, чем Симон, девушка не отреагирует, если влюбленные еще не закончили. Но такая ситуация ее тоже не обрадует. Я снова рванул на третий этаж и сразу понял, что не прогадал. Католина стояла напротив двери в комнату Луттео, бледная, как смерть, и прижимая ко рту ладони. Я торопливо подошел, из чувства такта стараясь не прислушиваться. Впрочем, там и уши напрягать было не нужно. Из комнаты доносились приглушенные стоны Луны и грохот ламелей на кровати. Мне, конечно, было все равно. Однако уводить оттуда остолбеневшую Католину было не очень-то приятно. И все же, взяв за руку, я увлек ее в кладовку, где заставил посмотреть себе в глаза и произнес: — Послушай, я знаю, что тебе всегда нравился Маттео. Но ты же понимала, что у вас нет шансов. Католину, к слову, я знал давно. Раньше мы с другом часто гостили в этой резиденции, а девушка работала здесь на протяжении трех последних лет. Ей едва исполнилось восемнадцать, когда родители погибли в авиакатастрофе. А отец теперешней служанки был личным помощником Анхелло Бальсано. После его смерти тот посчитал себя, в некоторой степени, ответственным за благополучие Католины, поэтому взял ее на работу. И не пожалел об этом. Несмотря на свою молодость, та была на редкость расторопной. Анхелло даже хотел перевести девушку в основной особняк Бальсано, однако вовремя заметил, что она по уши влюбилась в Маттео. Если ее перевести, парню не будет прохода. А тот относился к Католине, как к легкому фильму, который можно посмотреть лишь изредка, от скуки. До знакомства с Луной он иногда даже флиртовал с ней. Но ничего большего у них не было. Черт, да эти двое и не целовались ни разу! Тем не менее, чувства Католины легко можно было понять. Ведь она три года считала Маттео своим героем. И вдруг у него появляется девушка, с которой он, к тому же, занимается любовью. — Да, конечно, я это понимала, — дрожащим голосом отвечала горничная. — Но все равно надеялась, ждала и верила. Господи, да я готова даже стать для Маттео просто любовницей! Пусть встречается с кем угодно — я ни разу не попрошу с ней расстаться. Пусть женится на любой особе — я ни разу не заикнусь о его уходе из семьи! Все, что угодно, — лишь бы быть с ним. Но неужели я не подхожу даже на эту роль?! Она разревелась, спрятав лицо в ладонях. Что мне оставалось? Я обнял ее, прижал к себе, стараясь успокоить. В этом объятии не было ничего романтического. Просто Католина плакала мне в плечо, словно в подушку. Я пытался дать ей свою поддержку. Девушка должна была почувствовать, что не одинока. В конце концов, кто виноват, что любовь молодой прислуги оказалась безответной?! Только проклятый Купидон, у которого, похоже, туговато с чувством юмора. Когда слезы Католины немного успокоились, я сказал: — Ну, что ты такое говоришь?! Наоборот, ты достойна большего! Ты обязательно встретишь своего человека, с которым создашь семью! У тебя будет муж, дети и все остальное! Настанет день — и мы вместе посмеемся над этой ситуацией! Просто нужно подождать. Ты совсем молода, ненамного старше нас с Маттео. У тебя все впереди. Католина опустила глаза, а потом снова с надеждой на меня посмотрела и спросила: — А как ты думаешь, есть вероятность, что со временем я… понадоблюсь твоему другу в качестве лю… — Нет! — строго оборвал ее я. — И советую тебе выбросить из головы подобные мысли. Он по уши влюблен в Луну, и никого, кроме нее, в упор не видит. Служанка опустила голову и вытерла глаза ладонью. — Не переживай так, — добавил я. — Если Маттео не ответил на твои чувства, значит, он — просто не твой человек. Поверь, он бы обязательно влюбился в тебя, если бы мог. Но сердцу не прикажешь. Знаю, — ответила Католина. — Я его не виню. Давай найдем клей, а то испортим твоей девушке праздник. Я понимал, что она находится в шоковом состоянии, но поделать ничего не мог. Горничная справится со своей потерей лишь тогда, когда влюбится по-настоящему. Надеюсь, это будет взаимно. Католина — очень хороший человек, и я желаю ей добра. Отстранившись от меня, она быстро взяла с полки нужную баночку. Но в коридоре до наших ушей донесся общий крик Луны и Маттео. Очевидно, эти двое все-таки заканчивают развлекаться. Господи, как не вовремя! У Католины задрожали руки, и я едва успел поймать банку, выпавшую из ее ослабевших пальцев. Затем, мне же пришлось ловить саму горничную, которая, похоже, была на грани обморока. Я торопливо повел ее вниз, моля небеса о том, чтобы этой сцены никто не увидел. Ведь потом никому не объяснишь, почему я придерживал эту молодую красивую девушку за талию и куда-то вел. Молитвы, к счастью, были услышаны, и мне удалось посадить Католину на диван в гостиной. После этого я вернулся в столовую и отдал ребятам клей. — Скоро заканчиваем, — оповестил меня Рамиро. — Где Симон? — Он… э-э… неважно себя почувствовал и вышел подышать воздухом, — выкрутился я. — Сколько вам еще нужно времени? — Минут пятнадцать, — ответил мой приятель. — Дельфи просит поторопиться, чтобы горячие блюда не успели остыть. Поняв намек, я поспешил обратно наверх, чтобы сообщить остальным. В комнате Нины мне снова открыла Жасмин и снова не пустила к возлюбленной. — Это сюрприз, — заявила она непреклонно, перегораживая собой вход. — Я хочу, чтобы все упали в обморок. — Если ты ее изуродовала, я тебя придушу собственными руками, — елейным голосом отвечал я. — Лучше мою девушку не сделать, потому что некуда. Она всегда прекрасна. — Ну, вот я и подчеркиваю ее достоинства, — отмахнулась модница. — Не переживай, ничего экстремального. Сама Нина не позволила бы такого. — Закругляйся, — сказал я. — Дельфи говорит, начало через пятнадцать минут. — Как — через пятнадцать?! — охнула Жасмин. — Да я же не успею! Мне нужна помощь! Срочно! Я с готовностью шагнул вперед, но девушка меня остановила со словами: — Не твоя помощь, извращенец! Я остолбенел. Честное слово, так меня еще не называли! Ну, ладно, если Жасмин нужен кто-нибудь другой, найти его не сложно. — Вот, кто мне поможет! — воскликнула модница, глядя поверх моего плеча. Обернувшись, я увидел оторопевшую Хим, которая как раз вышла из комнаты. На ней было голубое платье с белым лаковым ремешком, подчеркивающим красивую фигуру. Волосы она распустила, прикрыв ими царапины. — Э-э, привет, Жасмин, — неуверенно поздоровалась рыжая. — С чем я должна помочь? — Закончить образ Нины, конечно! — защебетала она. — Я такое придумала! Все просто упадут! Идем, скорее! У нас мало времени! Не переставая болтать, Жасмин вернулась в комнату. Хим неуверенно шагнула следом, а на входе я успел сказать девочке: — Прими мои соболезнования! Рассмеявшись, та закрыла дверь перед моим носом, не позволив мне и краем глаза увидеть свою принцессу. Маленький рыжий чертенок! Невольно улыбаясь, я поднялся на третий этаж, чтобы поторопить наших голубков. Надеюсь, они не начали свои утехи снова. Если верить интернету, людям нужно некоторое время, чтобы прийти в себя после таких игр. И действительно, на этаже не было слышно ни стонов, ни вздохов, ни грохота кровати. Я решительно постучался в нужную дверь. — Кто там? — послышался изнутри оклик Луны. — Это я, Гастон, — отозвался я. — Пришел сказать, чтобы вы поторапливались. Мы начинаем через пятнадцать минут. И только попробуйте начать второй раунд! Ты слышал, Маттео? — Так точно, сеньор Зануда, слышал, — лениво протянул мой друг. — Назовешь меня так еще раз — я тебя кастрирую, понял?! — возмутился я. — Ничего подобного! — отвечала за парня Луна. — Эта часть его тела неприкосновенна для всех, кроме меня! — Ладно, ладно, — рассмеялся я. — Тогда я просто откушу его длинный итальянский нос. Давайте, поднимайте свои задницы. Только не мелькайте друг перед другом обнаженными телами, а то мы вас к ночи не дождемся! Вот так, посмеиваясь, я спустился вниз. Симон как раз вернулся в дом и остановил меня в прихожей. — Гастон, прости, — виновато сказал он. — Мне не следовало так говорить о Луне. Если она считает, что Маттео — ее судьба, я готов с этим смириться. — Очень своевременно, — съязвил я. — Она уже пообещала больше с тобой не общаться. Так что мириться тебе уже не с чем, приятель. Отныне для Луны ты — чужой человек. — Я никогда не буду для нее чужим, — упорствовал мексиканец. — У нас общее прошлое. — Вот именно, — отмахнулся я. — Ты — ее прошлое, а Маттео — настоящее и будущее. Вот, с чем тебе следует смириться. Иди, переодевайся, мы скоро начинаем. Симон недоверчиво хмыкнул, как будто серьезно сомневался в совместном будущем Луттео, но все же поднялся наверх. Через некоторое время туда же отправились и все остальные. Я тоже быстро переоделся, а через десять минут ждал свою принцессу у подножья лестницы…