Пятьдесят оттенков ярости

— Так где, по-твоему, может находиться Маттео? — поинтересовалась по пути моя девушка. Мы шли по тротуару, держась за руки, но довольно быстро, а не так, как часто ходят влюбленные парочки. — Когда злится, он всегда идет в городской спортзал, где выплескивает негативную энергию в бокс, — пояснил я. — Бальсано занимается боксом? — опешила Нина. — Не профессионально. Просто на уровне хобби. Начал где-то с шести лет, когда одна из мачех совсем уж достала. Мой друг никогда не ударит женщину, хотя иногда эти особы вели себя так, что просто руки чесались. Потому он и начал лупить боксерскую грушу, представляя на ее месте очередную мачеху. А после знакомства с Луной неоднократно представлял Симона или Себастьяна. Вот только меня пугает, что впервые на месте груши парень видит мою физиономию. Так что пойдем скорее. — Не беспокойся. Я уверена, что Маттео простит тебя, как только ты ему все объяснишь. — Надеюсь. Мы дружим чуть ли не с рождения и, за все это время, ни разу не ссорились так серьезно. Во всяком случае, я не доводил его до состояния, которое называю монстрическим. — Монстрическим? Интересная игра слов. — И это определение очень точно передает состояние Маттео, когда он в такой ярости. Как правило, мой друг, если злится, то все равно сохраняет определенное здравомыслие. Монстра в нем разбудить довольно сложно. Но, если тебе это удалось, беги со всех ног. Причем, вместе со всеми, кто находится в поле его зрения. Потому что взрывом по имени Маттео Бальсано накроет всех. Ну, кроме меня. — Почему кроме тебя? — Не знаю. Но факт в том, что только я всегда умел успокаивать того монстра, которого в нем будили. В этом состоянии Маттео подпускал к себе только меня. Хотя, на моей памяти, подобные случаи бывали всего дважды. — И оба раза ты находил слова для того, чтобы загнать монстра в клетку? — Не совсем. Тогда ему нужны были вовсе не слова, а поддержка. Я был для него чем-то вроде умиротворяющего талисмана. Стоял рядом, смотрел, как он мутузит боксерскую грушу, с выражением вселенской скорби на лице и так помогал приятелю успокоиться. Под моим взглядом он быстро терял свой запал. Но сейчас я право не знаю, что делать. Вряд ли, в моем случае, молчание прокатит. Но и оставить Маттео я тоже не могу. Нужно все ему объяснить, поговорить с ним… — А ты уверен, что сейчас следует показываться другу на глаза? — Я не брошу его на растерзание собственных демонов! В одиночку он себя уничтожит! — Ладно. Хорошо. Если ты знаешь, на что идешь, я могу сказать одно: удачи. — И что, даже ничего не посоветуешь? — А что здесь можно посоветовать? Гастон, ты знаешь Маттео куда лучше, чем я. И ты такие приступы видел. — Знаю. Но совершенно не представляю, как сделать так, чтобы он меня выслушал. — А тебе, действительно, это так необходимо? — В смысле? — Ну, думаю, лучше не оправдываться. Вот, оправданий, Маттео, действительно, слушать не станет. Насколько я его знаю. Он их в принципе не слушает, а в гневе, тем более. — Но что же мне делать? — Знаешь, иногда бывает достаточно элементарного слова: «прости». Только произнести его ты должен со всей искренностью, на какую способен. Вспомни, в чем состояла твоя ошибка. Поставь себя на место друга. Поставить себя на место Маттео? Да уж, до этого я как-то не додумался. Моя гениальная девушка, в очередной раз, мне помогла. Действительно, сначала нужно разобраться, что именно разозлило моего друга в первую очередь. И, представив себя им, я вдруг понял, до чего ужасно поступил. Мой приятель скучал по мне, а я даже не позвонил и не сообщил о своем приезде. Всю сознательную жизнь называя его братом, теперь я открыто продемонстрировал свое пренебрежение. Разумеется, никакого пренебрежения и в помине не было, но со стороны Маттео мой поступок выглядел так. О том, что я приехал, он узнал абсолютно случайно, как будто был мне не лучшим другом, а каким-нибудь навязчивым знакомым, с которым я не очень-то хотел общаться. Конечно, это тоже было далеко не так. Я собирался позвонить Маттео и пригласить их с Луной прогуляться в нашей компании. Мне очень хотелось увидеть своего почти-брата, обнять, хлопнуть по спине и поговорить с ним. Но он-то всего этого не знает. А я еще пошел разбираться с Эннио Ферассо, взяв не лучшего друга, а Джеймса. И тем самым как будто продемонстрировал ему свое недоверие. Я словно предпочел нового приятеля. А между тем все обстоит совсем иначе. Конечно, Джеймс — хороший парень, но ему никогда не заменить моего почти-брата. Да и тот не стремится к этому. Маттео сам все поймет, когда я их познакомлю. Хотя так далеко вперед лучше не забегать. Для начала, мне нужно помириться с лучшим другом, а это, судя по моим прегрешениям, будет непросто. — Ты справишься, — сказала Нина, когда мы уже подходили к городскому спортзалу. — Маттео любит тебя, как родного брата. Вы помиритесь. — Спасибо, любимая, — поблагодарил я. — Думаю, тебе лучше не заходить в спортзал со мной до тех пор, пока я не проверю, насколько зол Маттео. Вреда он тебе, конечно, не причинит — у него принцип: не бить женщин. А вот напугать может здорово. Останься пока в вестибюле, а я крикну, когда можно будет войти. Мне нужно быть уверенным в том, что ты в безопасности. Нина кивнула и послушно осталась возле двери здания, в которое мы вошли. Вообще, это был главный спортивный комплекс Буэнос-Айреса. Ходили сюда и дети, и взрослые, и худеющие женщины. Здание было трехэтажным, оборудованным по последнему слову техники. Да и выглядело оно эффектно. Салатовые стены бросались в глаза, а пластиковые окна, выкрашенные в разные цвета, добавляли яркости и стиля. Крыша была плоской и скрывалась от посторонних глаз. Внутри здание тоже радовало глаз. Холл был организован с учетом всех пожеланий клиентов. Ресепшн, где принималась оплата, и выдавались абонементы, находился прямо перед двойными дверьми, которые вели в сам тренажерный зал, а чуть поодаль находилась лестница. Она вела на второй этаж, где был фитнес-зал, и третий, где занимались дети. Стены были выкрашены в приятный мраморный цвет, а разноцветные диванчики оживляли помещение. За стойкой, как всегда, сидел парень лет двадцати двух, которого я прекрасно знал, поэтому сразу поздоровался: — Привет, Дамиан! Получилось несколько громче нужного. Разбиравший бумаги парень подпрыгнул от неожиданности, а, узнав меня, воскликнул: — Гастон, мать твою! Ты меня напугал! — Прости, — смутился я. — Погоди! — наморщил лоб Дамиан. — А ты разве не в Оксфорде должен быть? — Вообще-то должен, — согласился я. — Но сейчас был вынужден приехать. В общем, долгая история. Ты лучше скажи: Маттео здесь? — Здесь, здесь. Примчался минут так сорок назад, весь взмыленный, глаза кровью налиты, от злости трясется. Я его таким давно не видел. С тех пор, носу из спортзала не высовывает. Я кое-что прикинул в уме и пришел к выводу, что мой лучший друг уже мог начать успокаиваться. Но только Нину я к нему все равно пока не подпущу. — Пойду к нему, — заявил я, протянув Дамиану абонемент. — Можно моя девушка тоже зайдет попозже? С этими словами, я протянул парню деньги за разовое посещение тренажерного зала. — Вы собираетесь втроем заниматься? — изумился тот. — Не советую, когда твой друг в таком состоянии. — Заниматься не планирую, — отмахнулся я. — И Нина тоже. Нам просто нужно поговорить с Маттео. — Ну, тогда зачем это все? — улыбнулся Дамиан, возвращая мне деньги и абонемент. — Я тебе доверяю. Только пригнитесь, когда будете входить, а то начальство, вон, датчики установило. По бокам от дверей в спортзал, действительно, стояли какие-то приборы. — Дурость, я знаю, — словно прочитав мои мысли, сказал администратор спорткомплекса. — Но управляющий наш — редкий параноик. Хорошо, хоть камер не натыкал. Людям бы не понравилось, что их, потных и растрепанных, снимают. — Хорошо, спасибо тебе, — кивнул я. — Мне подождать? — уточнила моя девушка. — Да, любимая, постой пока здесь, — ответил я. — Мы позовем тебя. — Чай, кофе, сок, сеньорита? — поинтересовался у нее Дамиан. — Просто Нина, — смутилась та. — Ничего не надо, спасибо. — Вон там, на столике журналы, — добавил мой знакомый. — Чтобы не было скучно, можете полистать. Присаживайтесь. Моя девушка уселась на диванчик, а я, пригнувшись, шагнул в спортзал. Это было довольно большое помещение, оборудованное множеством самых разных тренажеров и боксерской грушей посредине. Вот эту самую грушу яростно лупил мой лучший друг. Больше здесь не было ни души — очевидно, ярость Маттео спугнула всех. Да, похоже, я был неправ. Он еще даже близко не успокоился. Здорово же его разозлили мои ошибки. И что делать? Он ведь сейчас меня убьет. Но выбора нет. Придется действовать. — Маттео! — неуверенно произнес я. — Дружище! Тот резко повернулся ко мне с выражением самой настоящей ярости на лице. Меня как будто окатило ледяным душем. За всю нашу сознательную жизнь, Бальсано ни разу так на меня не смотрел. Никогда прежде в его глазах не было такой обиды пополам со страшной болью. И, казалось, только тогда я по-настоящему прочувствовал то, как сильно ранил друга своим пренебрежением. Маттео всегда доверял мне больше, чем самому себе. Он делал все для того, чтобы я мог на него положиться. Да и я могу, если уж на то пошло. Мне прекрасно известно, что Маттео не предаст и не подставит меня. Но то, как я поступил, заставило его усомниться в моем доверии. Господи, какой же я идиот! Лишь теперь мне стало ясно: у моего лучшего друга есть все основания на меня злиться. Однако даже сейчас я не видел в его глазах настоящей злобы. Обида, боль, гнев — все, что угодно, кроме злобы. Уже легче. — С ума сойти! — язвительно произнес парень. — Твое Величество все же снизошло до моей скромной персоны! А что же твой новый лучший друг?! Не справляется с обязанностями?! — Мне понятна твоя ирония, — виновато заметил я, опустив голову. — И ты вполне имеешь право злиться. Я даже не удивлюсь, если возненавидишь. Что?! — опешил Маттео. — С какого это перепуга я должен возненавидеть того, кого всю сознательную жизнь считал братом?! Я подавил облегченный вздох. Он все еще привязан ко мне, и его братская любовь никуда не делась. Есть шанс, что я смогу вернуть наши прежние отношения. — Хочешь сказать, что не испытываешь ко мне ненависти? — вырвалось у меня. — Разумеется, нет, — сердито пробурчал мой лучший друг. — Думай, что говоришь. Как можно возненавидеть одного из самых важных людей в своей жизни? Я невольно улыбнулся, а мой друг посуровел и заявил: — Но все это не означает, что я не злюсь! Еще как, злюсь! С этими словами, он снова принялся яростно лупить боксерскую грушу, выкрикивая обвинения при каждом ударе: — Ты пренебрег нашей дружбой! Показал свое недоверие! Предпочел мне парня, которого знаешь без году неделю! Да это… — Все не так! — воскликнул я. — То есть, с твоей стороны, все так и выглядит, но… дай же мне объяснить! — Ну, попробуй! — крикнул Маттео. — Попробуй объяснить, почему твой, как ты говорил, лучший друг и почти брат узнал о твоем же приезде совершенно случайно! После всего, что мы вместе пережили, ты не удосужился позвонить и сообщить о том, что прилетел в Аргентину! А если бы я не столкнулся с твоим отцом на улице, то узнал бы об этом уже после твоего отъезда?! — Да нет же! Я собирался позвать тебя погулять с нами, но просто не успел! Ты же понимаешь, после разборки с Эннио Ферассо, я сразу пошел к Нине, и… — А, кстати, об этой разборке! — Попробуй заодно объяснить, когда перестал мне доверять! Помнится, ты всегда говорил, что я — твой надежный союзник! А теперь, не моргнув глазом, отдал это место едва знакомому парню! Он у тебя что, чемпион мира по боксу или сын Брюса Ли?! Так. Мне это надоело. Я вдруг понял, что сейчас мне и не надо ничего объяснять. Я должен вернуть ему то, что забрал: свое доверие. А изначально мы с ним начали доверять друг другу не из-за громких слов и клятв. Нет. Доверие возникало из поступков, которые мы совершали ради друг друга. Из тайн, которые сохраняли от кого бы то ни было, кроме друг друга. И сейчас я должен не клясться в своем безграничном доверии, а продемонстрировать его. Кроме того, некоторые мои поступки, и впрямь, заслуживали пары хороших ударов. Поэтому я решительно стал между грушей и Маттео, после чего воскликнул: — Знаешь, что?! Хватит бить бедную ткань! Врежь лучше прямо мне — вдруг полегчает! Маттео замер и севшим голосом спросил: — Ты что сдурел?! — Может быть. Но, если я могу доказать тебе свое доверие, подставив под удар самого себя, мне придется это сделать! Бей. Я сдачи не дам, потому что понимаю: этот удар за дело. Мне, действительно, следовало позвонить тебе сразу. Но, чего я точно не признаю, — так это того, что променял тебя на Джеймса. Нет, он, конечно, веселый и без предрассудков, но твоей дружбы мне никто никогда не заменит! Я не позвал тебя на разборку с Эннио только потому, что Джеймс увязался за мной с самого начала, и я подумал, что мы вдвоем без труда справимся. Кстати, оказался прав. Но сейчас не об этом. Я понимаю, что лоханулся, и хороший удар поставит мне мозги на место. Давай, бей! Мой друг так и застыл с поднятыми кулаками в синих боксерских перчатках. А я прикрыл глаза, готовясь к вспышке боли и понимая, что сам во всем виноват. Повел себя, как идиот, — вот и получу сейчас по морде от лучшего друга. Но удара в результате так и не последовало. Вместо него послышался странный шорох. Я открыл глаза и увидел, что Маттео снимает перчатки. Отбросив их в сторону, он подступил ко мне на шаг, внимательно посмотрел в глаза и тихо спросил: — Ты, действительно, думал, что я тебя ударю? — Ну, я ведь заслужил, — удивился я. — Да и ты был в таком бешенстве… — Совсем крыша поехала?! — возмутился Маттео. — Иди сюда! С этими словами, он сгреб меня в охапку и обнял так крепко, что затрещали ребра. — Ой! — воскликнул я. — Задушишь! — Никогда, слышишь?! — выдохнул мой лучший друг. — Никогда, в какой бы ярости я ни был, у меня не поднимется рука против тебя, брат! Никогда! И вот, тогда я понял, что все в порядке. Маттео Бальсано и Гастон Перида — снова лучшие друзья до гробовой доски!