Пятьдесят оттенков ярости

— Джим! — дрожащим голосом позвал я. — Ты меня слышишь? — Да, слышу, — отозвался в наушнике голос моего университетского приятеля. — Боюсь, мне все же понадобится твоя помощь, — выдавил я сквозь ком в горле. — Не вопрос, — мгновенно ответил тот. — Жди возле этой каморки. — Сеньор Гастон, что случилось?! — встрял в диалог голос Мариано. — Ваш друг жив? — В том-то и дело, что я не знаю! — воскликнул я. — У меня руки дрожат, я не могу даже пульс нащупать! — Успокойтесь, — ответил ассистент моего отца. — Это нормально, ведь сеньор Маттео Вам, как брат. И все же постарайтесь понять: он хотя бы дышит? — Не знаю! — отмахнулся я. — Не понимаю уже ничего! — Ладно, ладно, — сдался Мариано. — Просто вынесите его за пределы камеры. Справитесь? Я кивнул, но потом, сообразив, что тот меня не видит, ответил: — Да, справлюсь. Несмотря на дрожь, я подхватил бесчувственное тело друга и потащил к выходу. Под тяжестью сводило руки, но я и не думал жаловаться. Что там говорил Мариано? Что Маттео мне «как брат»? Да нет. Только сейчас я понял, что мы с ним — и есть братья. Плевать на кровь — родство основано вовсе не на ней. Оно не в крови, а в душе. Наконец, мы с Маттео очутились в коридоре. Тут как раз подоспел Джеймс. — Возьми его за ноги, — велел я приятелю. — Поможешь донести. Пока англичанин исполнял поручение, до моих ушей донесся шум наверху. — Надо спешить, — заметил я. — Похоже, охрана зашевелилась. — Наверное, обнаружили бесчувственного Матиаса, — охнул Джеймс. — Сейчас будет жарко. — Вы его вырубили? — опешил я. — Ну, у нас вроде как не было выбора, — пояснил Джеймс. — Этот чудик застукал нас, когда мы уносили Ану. Бежим. Надо торопиться. — Да, теперь точно надо, — пробурчал я, и мы почти бегом устремились к выходу. Нести Маттео в принципе было довольно тяжело, а уж быстро — тем более. Джеймсу тоже приходилось непросто — скользкие глянцевые кроссовки парня все время норовили выпасть у него из рук. Но вот, когда мы уже почти добрались до прихожей, я заметил на лестнице какое-то движение и, словно по наитию, крикнул приятелю: — Пригнись! Джеймс припал на колено как раз вовремя — один из охранников выстрелил с лестницы, и пуля пролетела там, где всего долю секунды назад была его голова. В то же мгновение на верхних этажах послышался топот. — Бежим! — заорал Джеймс, поднимаясь. Охранник с лестницы выстрелил снова, но мы уже во все лопатки неслись к выходу. Одна из пуль по касательной задела мое плечо. Руку обожгло болью, но я даже не остановился. Главное — вынести отсюда Маттео, с остальным разберусь позже. Каким-то образом нам все же удалось выскочить на улицу. Поверженный охранник у входной двери еще не очухался. Только это вовсе не означало, что мы теперь были в безопасности. Охранники толпой ломанулись за нами, и мы, виляя, чтобы избежать пуль, с трудом добрались до леса, а там уже закопались в деревья. — Сеньор Гастон! Сеньор Джеймс! — расслышал, наконец, я крики Мариано из наушника. — Вы меня слышите?! — Слышу, — отозвался я, пока мы торопливо несли Маттео к машине. — С нами все в порядке, мы уже почти едем в больницу. Вы тоже выдвигайтесь. Уточни у шофера, куда он нас отвезет — мне не до этого. Разговор с ассистентом отца прервался. Мы Джеймсом добрались-таки до машины, посадили Маттео на заднее сидение, а сами сели от него по бокам. Нико опустился рядом со мной, а Педро — на переднее сидение. — Где Ана? — спохватился я. — Сеньорита Луна прислала своего водителя, и тот уже увез ее в больницу. В психиатрическую, от греха подальше, — отозвался наш шофер. — Да, похоже, Нине здорово не повезло, — подхватил Педро. — Спорим, теперь обоих родителей лечить придется долго и упорно. А поправятся они окончательно, или нет — вопрос сложный, и на ответ никак не повлияешь. Когда машина тронулась, я засуетился: — Нужно позвонить этой Марите. — Я ей уже позвонил, — вмешался Нико. — Она едет со своими людьми. — Ты не предложил остаться и помочь? — нахмурился я. — Понимаю, что никому из нас этого делать не хочется, но банальную вежливость никто не отменял. — Конечно, предложил, — отмахнулся парень моей сестры. — Она говорит, что не нужно. Так как они с Педро уже сняли гарнитуры, я и Джеймс последовали их примеру, сложив эти штуки в коробку между сиденьями. — Гастон, ты ранен! — вдруг воскликнул мой университетский приятель, указав на мое левое плечо. Рука, и вправду, здорово болела, но я не обращал на это внимания, просто зажимая рану здоровой рукой. И все же ответил ему: — Ничего, царапина неглубокая. Пуля прошла навылет. За меня не волнуйтесь, ребята. — И все равно нужно показаться врачу, — возразил Педро. — Пусть твою царапину хотя бы обработают и перевяжут. — Самое главное — спасти Маттео, — упорствовал я. — С остальным разберемся позже. — Когда — позже?! — взорвался Нико. — Когда ты истечешь кровью?! Ради всего святого, если не жалеешь самого себя, пожалей хотя бы тех, кому ты дорог! Каково придется Хим?! Она только что обрела тебя и не перенесет, если с тобой что-то случиться! А твои родители?! Ты же — их единственный сын, надежда и опора. А что будет с Ниной, — я, вообще, молчу! У нее и так оба родителя в психушке, а ты предлагаешь еще и любимого человека лишить бедняжку?! Представив боль своей девушки, я содрогнулся и заявил: — Хорошо, хорошо, ладно. Я схожу к врачу. Но только после того, как мы узнаем, что с Маттео. — Само собой, так и будет, — согласился Нико. — Иначе, ты с ума сойдешь. Да и мы тоже. Затем, все замолчали до тех пор, пока машина не остановилась возле большого белого здания, с клумбами по периметру. — Больница «Мануэль Бельграно», — объявил шофер. — Самая ближняя. Мы быстро вытащили Маттео из машины и понесли ко входу, уже вчетвером. В холле оказалось достаточно оживленно, что, впрочем, не помешало дежурной медсестре мгновенно сориентироваться, схватит микрофон и объявив на всю клинику: — У нас тяжелораненый. Просьба свободным хирургам срочно явиться в холл! Медсестрой оказалась вполне приятная девушка, светловолосая, голубоглазая, с милыми кудряшками и веснушками. На виде ей было лет двадцать пять, хотя лицо покрывал слой косметики, достаточный для того, чтобы добавит еще года три-четыре. Впрочем, я особо не разглядывал сотрудницу клиники — не до того было. — Куда положить парня? — спросил у нее Педро. Девушка, молча, поднялась и заглянула за синюю ширму, которая стояла рядом с ее столом. И, по ее приказу, оттуда вышел прыщавый нескладный паренек лет семнадцати, толкая перед собой каталку. Подкатив ее к нам, он жестом велел положить на нее Маттео. Поручив ребятам самим укладывать парня, я прошел к столу медсестры, за который она уже снова села, достал из кармана медицинскую страховку лучшего друга (мне ее дал Анхелло, когда мы уезжали из нашего дома) и протянул ей со словами: — Вам ведь нужна страховка парня, да? Девушка взяла документ, окинула меня оценивающим взглядом и добавила: — Ваша тоже, сеньор. У Вас кровь. — Ерунда, — отмахнулся я. — Просто царапина. И, тем более, я хочу сначала узнать, что с моим другом. — Вас не подпустят к нему в таком состоянии, — возразила медсестра. Прежде нужно будет обработать и перевязать рану. Так с собой у Вас Ваша страховка? Я со вздохом достал бумажник и протянул девушке нужный документ. После внесения нас с Маттео в базу данных, медсестра вернула мне обе страховки и сказала: — Подождите минуту, сейчас подойдет врач. Впрочем, ждать долго не пришлось. Не прошло и минуты, как в холл спустился крепкий мужчина лет тридцати шести и худая высокая женщина на пару лет моложе. Даже не спрашивая ничего у медсестры, они все мгновенно поняли. Мужчина склонился над Маттео, а женщина повела меня по коридору. — Я хочу знать, что с ним! — запротестовал я, указав на каталку. — Скоро узнаете, — настаивала женщина. — Но сначала вам нужно оказать помощь. — Он хотя бы жив?! — крикнул я тому врачу, который осматривал Маттео. Медик не ответил, продолжая ощупывать его повреждения. — Это бесполезно, сеньор, — ответила женщина. — Когда он занят пациентом, его ничем не отвлечь. Но, поверьте, будь Ваш спутник мертв, доктор бы уже это понял. Как Вас зовут? — Гастон, — отозвался я, автоматически шагая по коридору. — Гастон Перида. — Очень хорошо, — кивнула врач. — А я — Линда Мерочи. Можно просто доктор Линда. Идемте. Я быстро обработаю и перевяжу Вашу рану, а потом Вы сможете пойти к тому молодому человеку. Судя по всему, он много для Вас значит? — Да, — признался я. — Очень много. Это мой… брат. И тогда только я вдруг понял, что не солгал. Чувство было аналогичным тому, которое охватило меня, когда все узнали, что Хим — моя сестра. Я ощутил, что нашел своего брата. С этого дня и до скончания веков я больше никогда не назову Маттео другом. И вовсе не потому, что друг из него плохой. Нет. Потому что он, вообще, не друг. Он — брат. Мой названный братишка. Не знаю, почему лишь теперь ощутил это с такой силой, но точно знаю, что никогда этого не забуду. Никогда в жизни.