Клеймо психопата

— Да как эта хрень открывается? Рэй, какого черта ты молчишь? Абракадабра, отъезжай, чтоб тебя! Как эта штука вообще двигается? Зак Фостер раздражен. Самые негативные чувства пробуждались стоило лишь оказаться в местах небольшого скопления людей глубокой ночью. Если он заорет прямо сейчас и сорвется на случайного прохожего, то это не принесет никакого удовлетворения, а лишь усилит кипящую ярость. Шорох одежды, шаркающие шаги, бубнеж по телефону заставляли парня сжимать кулаки. Компания подростков, громко обсуждающих какой–то фильм, случайный толчок в бок, и Зак готов развернуться к самоубийце, с силой впечатав кулак прямо в морду, соскучившись по старой драке. Сегодня он снова не в духе, а значит, сойдет самая обычная хмурая мина. Зак Фостер прячет под капюшоном жуткие ожоги и не любит, чтобы к нему приближались на расстояние между «не лезь ко мне, сволочь» и «я сейчас размозжу твою хиленькую черепушку». Злобой были пропитаны каждое слово, движение, жест. Она исходила из глубин его существа с завидным постоянством. Сейчас под ненужным наблюдением он мечтал разрезать зевак на мелкие кусочки, вскрыть грудную клетку и нашпиговать ее изнутри этими пронырливыми маленькими глазенками, что пялятся на него со всех сторон. Но нельзя. Он дал слово Рэй, что не выкинет ничего безрассудного в этот день, чтобы они спокойно могли исчезнуть из города, не привлекая лишнего внимания. Какого лешего только коса сломалась снова? Как же он соскучился по крикам. Рейчел Гарднер с очередным вздохом и нечитаемым выражением лица приложила карточку к металлическому выступу, где красовалась красная отметка, моментально меняющая цвет. Створки разъехались в сторону, и она потянула за руку на себя буйного и сквернословящего парня. Тот ругал ни в чем не повинный турникет всеми известными ему словами, изрыгая тонну проклятий, пока девушка вела его за руку прочь от любопытных взглядов. Рейчел Гарднер хладнокровна. — Эй, парень, не найдется пары монет? Очень–очень нужно. — По выходным милостыню не подаю, — огрызнулся Фостер, а Рэй с запоздалой мыслью подумала, что сегодня будний день. — Какой страшный взгляд, а что рядом с тобой за милашка? Наверняка она будет посговорчивее и поможет нам не только деньгами. Каждая реплика, летящая в сторону напарницы от татуированных придурков, раздражает до скрипа зубов, до желания пригвоздить данное отребье к стене и стереть с лица мерзкие улыбки, а Рэй схватить в охапку и запереть в каком–нибудь месте далеко–далеко от людей. Рейчел повзрослела, но для Зака она так и осталась все той же надоедливой девчонкой с флегматичным лицом, имела странный музыкальный вкус, темное прошлое и ловко управлялась с пистолетом, не говоря о ножах. Отчаянная и мрачная. — Не твое дело. Сдолбался. — Эй–эй, разве вежливо так разговаривать? Смотрю, мужик, ты любишь вляпываться в неприятности. Айзек Фостер никогда не играл по правилам. Указывать ему имела право только Рейчел, но и та сейчас молчала, рассматривая незнакомых парней, словно, диковинных зверюшек. — Он хоть мужик, а вы далеки от подобной категории. Двое парней ежатся от прохладного голоса. Тушуются под взором глаз, где правят балом непроходимые льды и всегда кружит бесконечный снег. Бормочут «психованная» и покидают странноватую парочку. Воцарилась тишина. Рэй с Заком синхронно переглянулись. Первым не выдержал Фостер, хрипло рассмеявшись и качая головой, в то время как Гарднер позволила себе легкую улыбку. — Ты и, правда, психованная. Рейчел Гарднер — само спокойствие. — Эй, Зак, — зовет его тихий голос, откуда–то сбоку, и Фостер недовольно поворачивается в сторону звука. — А? — Смотри, — в руках у девушки потертая и потрепанная бумажка, на которой пестрели изображения двух людей. Когда Рейчел исполняется пятнадцать, о ней пишут в газетах уже не как о жертве и пропавшей девочке, а как о соучастнице преступлений Зака Фостера. В статьях ее называют сумасшедшей преступницей, больной на голову, убийцей, чьи руки по локоть в крови, и ее место на пару с Фостером за решеткой. Рэй улыбается и делает вырезки из газет, наклеивая в небольшую салатовую тетрадку, чем вызывает у Зака ехидную усмешку. Она идет по левую руку от него. Или по правую. Да и не так уж важно, ибо Рейчел Гарднер везде. Будет тем, кто без страха сомнений прикроет, а если будет поздно, то закроет собой Зака. Не колеблясь. Не раздумывая. Бесячее самопожертвование для Фостера является полной дуростью, но преступник знает, что она нуждается в нем. И пока это так, то Зак и шага не ступит от Рэй. — Да это же мы, — показал пальцем на фотографии Зак, — и когда нас заснять успели? — Видимо у них сохранились наши данные. — Это было давно, — внезапно Зак расхохотался. — У тебя даже на фотках рожа дурацкая. Какого черта? Когда ты в последний раз ревела, то была страшненькой. — К сожалению, ты страшный даже тогда, когда смеешься. Понимание сказанной фразы осенило Зака только тогда, когда они шагают в вагон полупустого поезда. — Вот зараза, — вена на лбу вздулась, а губы сложились в ядовитый оскал. Зак Фостер не в духе. В метро на них пялится какая–то женщина со своей подругой в годах, что–то шепчет той на ухо и кидает на них брезгливый взгляд. Парень стискивает ладонь в кулак и скрежещет зубами, но попытки успокоиться приводят к тому, что он начинает беситься еще больше. — Как же я хочу убить их, — выходит раздраженно и на грани злого шипения. — Ты же сам сказал, что будешь держать себя в руках. — Вымораживает, — сквозь зубы просвистел парень. — Я им сейчас шеи сверну. Внезапно его обнимают за шею, притягивают ближе к себе, и Фостер вздрагивает. Переводит внимание на спутницу. — Эй! Ты чего творишь? — голос снизился до удивленного шепота, да и сам Зак заметно занервничал. — Тихо. Не шуми. Не понимает, что у нее на уме. Что она задумала на этот раз? — Ты....это...стой, — на последнем слове он заткнулся, когда Рэй, не стесняясь, перекинула одну ногу ему на колени, а затем другую. Села боком к профилю Фостера, на что тот рефлекторно прижал ее ближе к своей груди. — Если изобразим пару, то они перестанут уделять нам такое пристальное внимание. Лампочка в голове парня загорается, стоит ей перевести взгляд на двух раздражающих особ. — Скажи мне, что эти две карги перестали на нас зырить. — Нет, смотрят. Прямо на нас пялятся. — Че, серьезно? — недовольно прошептал Фостер, получив едва заметный кивок. — Может им сказать: «чего вылупились, уродины?». — Так мы еще сильнее будем выделяться. — Да чтоб тебя! Внезапно ухмылка расползается на лице. Зак зарывается в светлые волосы у уха, будто шепчет что–то непристойное и краем глаза подмечает, как скривились их наблюдатели, бурно обсуждая, какая сейчас невоспитанная и развязная молодежь. Парня настигает ошеломление и ступор, стоит Рэй схватить ткань капюшона с двух сторон цепкими пальцами и приблизиться практически вплотную. Сначала атаке подвергается правая щека, затем подбородок — Гарднер дарит невесомые поцелуи, игнорирует приоткрытые от шока мужские губы, но посторонние это видеть не могут — в их головах совершенно другая картина данного наблюдения. Сразу перехватывает дыхание, а щеки вспыхивают и наливаются румянцем на мягкие касания Рэй. Фостер резко отодвигает ту от себя, пристально вглядываясь в голубые омуты, будто ищет нужный ответ. Глаза сузились, заметив невинный взгляд, за которыми он сумел разглядеть затаенное смущение. Девушка насторожилась, едва заприметив нехорошую улыбку — Зак делал так, когда задумал очередную пакость, но не успела и пикнуть. Тот отодвигает волосы Рэй в сторону, обнажает бледную шею, и, слегка куснув, слышит прерывистый вздох. Игра перестает быть игрой, и сейчас неважно, что происходит вокруг. Заку нравилось, с каким упорством она могла говорить нелепые для его понимания вещи или поступать опрометчиво даже перед лицом опасности. Своим присутствием она навевала непривычное спокойствие. Но Зак Фостер видел за всей этой равнодушной маской то, чего не могли разглядеть другие. В голубых глазах яростно щерился сам дьявол и горел огонь такой силы, с которым можно было беззаботно забавляться до той поры, пока не приходило осознание — он с нарастающим упорством сжигал его изнутри. В чувство приводит невнятное бормотание и хищные глаза видят недовольных двух женщин, что пялились на них все это время — те продвигались к выходу. Столкнувшись с ними взглядами, Зак нарочно облизал губы и звучно причмокнул, чем вызвал неодобрение по их возмущенным лицам, а Рэй добавила масла в огонь, когда помахала им через окно. Зак же рассмеялся. Весело. Громко. Рейчел Гарднер верит в бога. У монахини в церкви, что промышляла торговлей сиротами, теперь нет глаз — Рэй старательно зашила пустые прорези синими нитками. Женщина умоляла, кричала и визжала, ползла спиной к витражу иконы божьей матери, когда ее настигла смертельная пуля. Рейчел извиняется перед всевышним за неподобающее поведение в святой обители. Позже Зак ворчит и оттирает рубиновые капли собственным рукавом черной рубашки с бледной кожи, но плюет на это дело и тащит девушку в ванную, на что Гарднер послушно кивает. Зак Фостер не верит в ангелов. На счету парня ни один десяток убийств, он не умеет и не собирается замаливать собственные грехи. Вместе с изуродованными телами полицейских и случайных свидетелей, которые оказались вблизи их временного укрытия, Зак сжигает и найденную библию с ветхими страницами. Посреди темного и дремучего леса Фостер заворожено смотрит, как багряное косматое, словно чудище, пламя перекидывается на мертвые тела, выжигает кожу, а страницы книги чернеют, сворачиваются и рассыпаются прямо на глазах. Ночью высокий столб дыма слишком заметен — сигнал возвещает о том, что беглецы находятся здесь и хотят быть обнаруженными. Рейчел не раз упрекнет напарника в сумбурном решении, несущего лишь неприятности, но тот махнет рукой, пока до ушей не донесется вой сирен и лай собак. Только тогда Фостер ругнется сквозь зубы, опустошит канистру с бензином, выливая оставшуюся жидкость в нестабильно–полыхающий костер. Туда же летят старая ветровка, выпачканная в крови, и перемазанные в гари когда–то белоснежные бинты. Лесную глушь они покидают задолго до того, как бравые офицеры полиции добираются до источника высокого и витиеватого столба дыма. Рейчел Гарднер верит в небеса. Неоновые неисправные вывески на одной из улиц время от времени надоедливо мерцают едким зеленым цветом. За дверьми неказистого мерзкого бара раздаются вопли, звуки борьбы и звон разбитого стекла. Все в округе знали, что работники заведения — алчные ублюдки, беспросветные идиоты и меркантильные подонки. Их жизни — мусор, на которых можно срубить неплохие деньги. Девушка подпирает стену рядом с дверью, проводит пальцами по острому лезвию ножа, стряхивая алые капли на мокрый асфальт. После дождя небо прореживают золотые лучи солнца, и под капюшоном расцветает еле заметная улыбка, глаза же неотрывно следят за бликами в небе. Скрип двери эхом раздается в голове и в проеме показывается Зак, перепачканный в крови, но довольно скалящий зубы. Здание очищено. Двое людей двигаются в сторону безлюдного переулка, возвращаясь в царство потухших фонарей, чтобы столкнуться с парой-тройкой бродяг. Те кутаются глубже в рваные тряпки, не рискуя встречаться с незнакомцами, своим видом вселяющие дрожь и страх. Зак Фостер не верит в рай. До хрипа и боли в горле он смеется на террасе заброшенного дома и смотрит в предрассветное небо, в то время как Рэй беззаботно сопит в одной из комнат. Будь рай на самом деле, тогда он бы давно провалился прямиком в ад, да и Рэй прихватил бы за компанию. Внутри у них — разорванная и залитая чернилами совесть, усыпанное пеплом сердце и изломанная, кривая душа. Они убегают, воруют, извиняются не словами, а жестами. До десятой ступени идиотизма у Зака Фостера развит навык поступать необдуманно и спонтанно. Это, порядком, мешает спокойно жить. В его же случае «спокойно» — приравнивается к догонялкам по парапету очередных жертв на высоте птичьего полета. Для такого человека спокойная жизнь с острой кровавой косой под боком и ножом в кармане — норма в мире, полетевшем в тартарары. Где–то в полицейских участках давятся от обжигающего горячего кофе и таращатся в принесенные отчеты, когда Зак Фостер встревает в масштабные разборки, ради кого–то, вроде Рейчел Гарднер. Но для парня бескорыстность и доброта — самые сложные слова. А потому он уходит от ударов под ритм шальных пуль, вытаскивает блондинку из вороха проблем, которая своей прямотой лезет на рожон. Почему бы и нет? Мир давно перестал быть привычным, и он мог позволить себе быть отвратительно–неуравновешенным придурком, пачкаясь в чужой крови. Рейчел Гаднер способна уживаться лишь с ними — Заком Фостером и с мыслительными стычками своего противоречивого характера. Айзек же гремит, бесится и огрызается на любой косой взгляд. Все эти действия приправляет грязная ругань, что вызывает у окружающих желание слиться со стеной. С самоубийственной решительностью Рэй пересекает препятствия, находит ответы и решения, заставляя Зака сжимать челюсти до боли в деснах. Мир наклонился для них впервые, когда Рейчел — «ходячая–логика–не от мира сего», обрабатывает и зашивает его раны. Не дает сдохнуть. А Зак защищает ее. От возможных врагов. От самой себя. Рейчел Гарднер и Зак Фостер не были святыми. Им не попасть на небеса, пройдя через жемчужные врата, но также они не хотят спускаться в пылающий агонией, ненавистью и болью кровавый ад. Поэтому для этих двоих здесь — лучшее место, где они могут быть и хорошими, и плохими. И против них никто это не направит. Сосед в лице бородатого мужика, питавший непомерную страсть к алкоголю, после несколько выпитых бутылок поднимал руку на маленького мальчика, опекуном коим и являлся. Зак собственноручно лишает его конечностей своей новой косой, оставляет истекать кровью в мерзком домишке, аргументируя тем, что терпеть не может шум. Рэй вызывает полицию, равнодушным голосом сообщая в трубку о найденном трупе. Спящего ребенка, практически избитого до полусмерти, Рейчел выносит из места заточения, гладит по волосам, не заботясь о крови на своих пальцах, аккуратно усаживает на скамейку около здания и накидывает на худенькие плечи свою теплую олимпийку. Прибывший на место отряд полиции обнаруживает только обезображенное мужское тело и раненного мальчика, проснувшегося от воя сирен и протиравшего заспанные глаза.