Клеймо психопата

Быть Рейчел Гарднер — значит быть сильной духом, находчивой, не обращать внимания на косые взгляды и не показывать истинные чувства. Быть Айзеком Фостером — значит верить в собственные силы, в первые пришедшие на ум мысли, и презирать тех, кто думает иначе. Быть Рейчел Гарднер — значит иметь в запасе тонну терпения, всегда держать под рукой запасной, а то и не один план, чтобы выкарабкаться из захлопнувшейся ловушки. Быть Айзеком Фостером — значит быть беспощадным, вспыльчивым, хаотичным, осуществлять любые свои желания и выходить за грани разумного. Быть Рейчел Гарднер — значит носить маску хладнокровия и в нужный момент мастерски уметь придержать спадающие ленты флегматичности, не позволяя другим заглянуть за завесу и узнать истинный облик. Быть Айзеком Фостером — значит скрывать шрамы за грязными слоями бинтов, задирать вверх голову, щуря глаза, и не признавать собственных ошибок. Быть Рейчел Гарднер — значит получать в свой адрес сотни прозвищ, ничему не удивляться и поддерживать одного–единственного человека. Быть Айзеком Фостером — значит быть верным напарником, отличным защитником и злейшим врагом. Рейчел Гарднер нравится Айзек Фостер. Под весом психологических атак, острых комментариев, вызывающих у обычных людей тошноту и черную ненависть, он не сгибается. Рычит, закатывает глаза, фыркает, но не сдается. Нравится испытывать его сознание на стойкость, вплоть до перебрасывания дурацких фраз, переходящее в противостояние. — Опять шаталась по дому ночью? — Я спала. — Ага, когда светать начало. И до этого всю ночь телик горел. Я видел. — Не могла оторваться от старых фильмов ужасов. — Тебе резни не хватает? Признайся, ты просто тащишься от всех этих предсмертных криков. Какое–то время он молча разглядывал девчонку, пока та не повернула к нему голову и не спросила: — В чем дело? — Ты переоделась. То платье тебя вконец доконало, да? — засмеялся Фостер, запрокинув голову вверх. — Я дам тебе его поносить, раз так понравилось. Смех моментально прекратился, а возмущенное «захлопнись» почему-то не вызвало обиды. Зак подмечает — со дня их знакомства Рэй все такая же безобидная на вид, только решимости прибавилось. Теперь она не колеблется брать в руки что–то острое, если придется вдруг защищаться от тех, кто полезет не с благими намерениями. Она сможет дать отпор, да даже уворачиваясь от чужих ударов. И парень с удовольствием замечает во всех этих изменениях самого себя. У нее часто красуются ссадины и царапины — пробираясь через кусты и ветки, больно хлеставшие по лицу, она не замечает недовольного взгляда. Уже сидя на диване, Рэй с долей удивления смотрит на напарника. Тот опускается перед ней на одно колено, закатывает штанину, чтобы промыть рану на щиколотке. Фостер называет Гарднер «мелкой растяпой», снова читает лекции про то, что ему приходится быть нянькой для недалекой дурочки, а на попытку сказать хоть слово цыкает и недовольно сводит брови к переносице. Прикладывает к ране свою рубашку, которую в спешке снимал, и раз пять умудрился запутаться в рукавах. — Какого хрена ты суешься в лесную срань без меня? — Зак никогда ни на что не разменивается и говорит сразу в лоб. — Понадеялась, что ты услышишь меня телепатически. — Рэй, мать твою! — Я хотела, чтобы ты отдохнул, — пожала плечами блондинка. — Я в состоянии сходить за продуктами одна, не привлекая внимания. — Вот кто бы тут мямлил! — Зак прищуривает глаза. «Опасно», — сказала бы Рейчел, потому что этот взгляд ей слишком хорошо знаком. Когда они только–только могли работать в команде, будучи запертыми в старом здании, Зак частенько скатывался по эмоциональной шкале в «режим черного бешенства». И глаза прищуривал точно так же, прежде чем начинался адовый конец света. Положа руку на сердце, Рэй могла с точностью сказать, что она в жизни столько не вступала в словесные споры с всякими идиотами, сколько с Заком. — Ну что за лажа, — ворчит он. — Только штаны не снимай, иначе быть беде, — шутка в исполнении Рейчел выглядит до невозможности странно. — Рэй, — злобным тоном выговаривает ее имя Зак, но та знает, что за этим рычанием он пытается замаскировать собственное ошеломление. На губах Рейчел расцветает улыбка. Кажется, что подобные ссадины и царапины не важны. И то, что они пекут — пустяки. Зак аккуратно управляется с ними, боится сделать больно, и это заставляет чувствовать ее намного лучше. Ей нравится Зак Фостер. Его болтовня, от которой трещит голова, как он забавно при этом гримасничает и кривит губы в едкой ухмылке. Нравится наблюдать, как он на всех парах мчится выручать ее из передряг с косой на плече. А больше всего — как он ярко улыбается, отворачиваясь сразу, если замечает внимательный взор голубых глаз. Дверь ночью жалобно скрипит, и Фостер приоткрывает один глаз. Тихие, почти неслышные шаги где–то за спиной, заставляют напрячься все тело, и он резко садится на кровати, хватая за руку постороннего. Остатки сна слетают с него, стоит узнать визитера. Попытки подобрать самое грязное ругательство терпят фиаско, и Фостер вскрикивает в оцепенении: — Ты долбанулась совсем? Какого черта подкрадываешься? — Я принесла мороженое. Фисташковое, — отвечает ему Рейчел. Зак замечает на тумбочке два ведерка с этой смесью, а потом глаза всматриваются в девчонку, невозмутимо продолжающую стоять на прежнем месте. — У тебя был грустный вид вечером, и я решила, что тебе не помешает фисташковое мороженое. — В три часа ночи? Ты, блин, серьезно? – выдыхает полушепотом. Девушка ничего не говорит, а только кладет ему на колени мороженое, в то время как сама усаживается на кровать со своей порцией. Зака вдруг пробирает на смех, но крышку все же снимает. «Ты чокнутая, Рэй, знаешь?» Зависть — практически болезнь. Зак Фостер завидовал, выходил из себя из–за этой тошнотворной хвори. Рэй глухо давит кашель, идет на поправку, постепенно восстанавливаясь. Она была предельно внимательна, умна настолько же, как и бесстрашна и неосторожна. От одного слова «опасность» у нее моментально срабатывали все мыслимые и немыслимые переключатели. Сколько бы ей ни пришлось ломать ребра, вдыхать ядовитый газ, приносящий нестерпимую боль легким, ловить непредсказуемые пули, она все равно будто бы хотела заполучить еще — безумнее, больше, ужасающе. Зак завидовал ее каждой мимолетной улыбке. Каждому потеплевшему взгляду. Всему тому, что не адресовалось лично ему. Уныние казалось самым привычным состоянием. Невозможность жить спокойно, не убегать временами терзала сердце сильнее, чем раньше. И Рейчел Гарднер не понимала, почему такие перемены посещали ее голову и прочно заседали там довольно долго. Но, когда, и сам Зак молчит и смотрит в одну точку, нахмурив брови, блондинка не подливает масла в огонь. Казалось, оба перегорели. Устали. Но ровно до того момента, пока Рейчел насильно не закрывала собственный разум от такого рода вторжения и не брала за руку Фостера, чей взгляд становился вновь осмысленным и живым. Гордыня овладевала Заком Фостером. Он был «лучшим охотником», выслеживая потенциальных жертв. «Лучшим» убийцей. Несмотря на внешность, он обращал внимание на себя. Он ставил себя выше жертв. Он был выше. И только, когда руки Гарднер касались его кожи, он падал со своего кровавого трона, чтобы взирать на Рейчел — равную себе. Ругаясь сквозь зубы, сжимая до побелевших костяшек пальцев собственное плечо рукой, куда пришлось огнестрельное ранение, Зак ощущал как никогда большую разницу в росте с Рейчел. Только проскользнув в их укрытие и плюхнувшись на кровать, он позволил себе рвано выдохнуть и простонать от боли. Девушка осторожно треплет его по черным волосам, будто ребенка, а не разыскиваемого преступника, ощущая его боль, как свою собственную. Зак морщится от каждого движения, сбрасывает ветровку и кидает позади себя. Не без помощи Рэй стягивает окровавленную футболку. Несмотря на холодный воздух, кожа пылает, словно, он находился с источником пожара. Но Гарднер позволяет себе обжечься, касается мужского плеча, где под кожей прячется чужая гордыня. Зак обхватывает ее талию и постепенно расслабляется. Им приходилось испытывать гнев. Злились друг на друга не как положено у напарников. Яростно. Бурно. В воздухе злость вибрировала, расходилась волнами. Как осколки разбитого стекла грозилась впиться острыми краями в противника, принести ощутимый урон. Рейчел молчала, холодно смотрела на Фостера, сжимала кулаки и обходила его по кругу, готовая в любой момент бросить колкое слово. Задеть и вывести из себя. А в ответ — клокочущая незамутненная ярость, сносящая все на своем пути. Зак выплевывал злость, пока она полностью не улетучивалась. Они оба были алчны. Присваивали себе все. Не желали делиться. Будь то инстинкты, эмоции или чувства. Жадность заставляла их сжимать крепче, касаться больше, делала счастливыми. Это становилось похоже на одержимость. На болезнь. Зак Фостер скользил по спине Рэй ладонями, обнимал так, что пробирал озноб. Ее губы выцеловывали шрамы на груди, отдаваясь глухими и быстрыми ударами сердца, краской на щеках и нестерпимым жаром. В этих прикосновениях было столько заботы и нежности, что Зак мог захлебнуться. Голод внутри разрастался с каждым днем. Привязанность становилась все больше. Потребность в присутствии другого сильнее. Когда они объединились и сражались вместе — это было необходимостью. Но она не воспринималась так остро, не скручивала все внутри, истощая неконтролируемым голодом. Зак мог позволить себе впиться зубами в плечо Рей, удовлетворенно рассматривая свои метки, а девушка оставляла в отместку на его плечах кровоточащие царапины от ногтей. И этот голод невозможно было остановить. Похоть отдавала привкусом металла на искусанных и припухших губах. Дыхание становилось прерывистым, и Зака ничего не восхищало, как обнаженное тело Рейчел на простынях. На ее коже отчетливо виднелись синяки от пальцев, касавшихся грубо, нетерпеливо, дико. Зак неровно выдыхает на кожу, целует живот Рейчел и спускается ниже невыносимо медленно, тягуче. Прорывались вожделение и жгучая похоть, притупляя все остальные чувства, а страх улетучивался. Поцелуи мешались со стонами, а грубость с лаской. Их только двое. Преступники. Убийцы. Грешники. Худшие представители общества, сплетенные в единое целое. Они оба окончательно обезумели, но получили что-то взамен. Через несколько дней их обнаруживают. Рейчел натыкается на полицейский патруль и в уме прикидывает, как незаметно пройти мимо, но в итоге ситуация выходит из–под контроля. Кто–то из них окликает девушку, когда та поворачивается к мужчинам спиной, чтобы уйти в противоположную сторону. Она оборачивается через плечо и видит, как грузный мужчина в полицейской форме, неспешно приближается к ней, нахмурив свои брови. Слух улавливает рев мотора под невысоким деревянным мостом и резкое громкое торможение. Зак разворачивается наполовину и смотрит ей в глаза. Девушка понимает все без слов и делает рывок вперед, оставляя патруль позади. Резкий порыв ветра срывает с нее капюшон белой ветровки. Волосы каскадом разлетаются по плечам. Шаг, еще шаг, плавно перетекающий в бег, и Гарднер практически летит вперед, слыша крики позади себя. Рейчел перемахивает через парапет и без страха прыгает вниз. Приземляется, чуть наклонившись вперед. Не теряет равновесия, а вместе с тем и холодного рассудка. Резво усаживается на байк и моментально обвивает руками торс парня, прижавшись к сильному телу. Игнорирует крики полицейских и крутой вираж Фостера, что снес по пути пару мусорных баков, ругаясь сквозь зубы прежде, чем смог выровнять управление. Прохладный ночной ветер трепал волосы Рейчел, и она приоткрыла глаза, замечая проносившийся мимо лесной пейзаж и редкие тусклые огни фонарей. — Спасибо, — хватка на торсе парня стала крепче, и Зак почувствовал, как руки сильнее впились в руль. «Дура Рэй. Нашла время для подобных шуточек». Губы дрогнули и еле сложились в привычную ухмылку, а сам он пересилил себя, чтобы знакомая пелена перед глазами не застелила весь обзор. — Научишь меня водить байк? — Ага, размечталась, — фыркнул он. — С твоей рассеянностью я тебя к нему и близко не подпущу. Даже велосипед не доверил бы. Смех Зака граничил с воплями восторга, стоило лишь прибавить газу. Рейчел вторила ему тихим переливчатым смехом, уткнувшись в толстовку. Звуки веселья слегка терялись в свисте воздуха, а затем и вовсе рассыпались вокруг как мерцающая пыльца. — Я уже и забыла, когда в последний раз так смеялась. Окружающие говорили, что само рождение Зака — ошибка. С самого детства они отвергали его и обращались как с мусором под своими ногами, раздражались и выплевывали едкие слова, когда видели его жуткий и пронзительный взгляд. А Рэй улыбалась. Говорила, что у него красивые глаза, и даже в ругани находила что–то привлекательное. В детстве у Рэй не было друзей, но она не переживала. Ей сложно было сходиться с людьми и находить общие интересы, поэтому она проводила дни и ночи в одиночестве. Пока не встретила Зака Фостера. В первую встречу он наделал шума и увидел в ней не очередную жертву, а напарника. Ту фотографию, сделанную на скорую руку, в незнакомом городе, где они остановились на пару дней, будучи в бегах, Рейчел хранит до сих пор. Зак влез в кадр, потакая желанию девушки и закинул руку на ее плечо, с недовольной миной уставясь куда-то в сторону. «— Что бы под фото написать? — Да пиши уже что хочешь, — закатил глаза парень. — «Любовь – морковь»? — Дай сюда, — рявкнул Фостер, выхватывая маркер у девушки. — Что у тебя только в башке творится? Раздался щелчок, и фотокарточка выпала из специального отверстия. Парень поперхнулся воздухом, таращась на выведенную неряшливым почерком фразу — «я тебя убью». — Потрясающая подпись, — прокомментировала блондинка, заглядывая через плечо. — Мне нравится. — Я другое написать хотел! Тупость! Тупица! — повысил тот голос. — Тупой автомат! — Зак, тебе бы не помешало словарный запас пополнить. — Прекращай стебаться!» Время от времени Гарднер смотрит на снимки, и улыбка расцветает на ее губах. Она стала проявлять эмоции только благодаря ему. Рейчел Гарднер нашла поддержку в его руках, в объятиях Зака Фостера. Она прекрасно понимает, что и ему нужна опора. Дорога, по которой можно идти, не качаясь из стороны в сторону от шаткого положения, а с твердой уверенностью, что не упадешь. И руки смыкаются еще крепче на торсе Айзека, когда мотоцикл прибавляет ход. Перед глазами открывался прекрасный вид на море, расположенное по правую сторону от дороги, но для Рэй весь мир — в Заке Фостере. Именно доверие к нему делает ее сильнее. Все в порядке. Все хорошо. Новый город станет для них очередным пристанищем. Быть психопатами — их клеймо. Оно изначально было выжжено на их душах. И это никому не исправить. Никогда. Ходят слухи. В Киото есть Белая ведьма. Холодная дева, что превращает в лед все, на что падает ее взор. Равнодушная и безразличная к людским судьбам. Дьявольское отродье. В Киото есть Красный жнец. Олицетворение бушующего и яростного пламени. Жнец с ужасающей силой и жаждой к убийствам. Монстр. Почти никто не верит, но все срываются на шепот и боятся Белой ведьмы и Красного жнеца. Сегодня, завтра, спустя много лет эти двое будут путешествовать по миру, нести наказание своим врагам. Но, несмотря на то, что они балансировали на остром лезвии ножа, где–то в уголке жестокого сердца Красного жнеца разрасталась уверенность — он сможет защитить и уберечь от всех бед свою Белую ведьму.