Ева любит яблоки

С самого утра накрапывал мелкий дождь, и, судя по прогнозу погоды, в ближайшую неделю небо вряд ли прояснеет. Несмотря на это, первый звонок проводили на улице, и со спортивной площадки за типовой школой буквой «П» гремела музыка и доносились приветственные речи. Я сознательно пропустила линейку и теперь стояла под зонтом у входа в здание, хмуро разглядывая рассохшиеся деревянные рамы окон и давно не крашеные скамейки. Переход в новую школу в одиннадцатом классе меня мало волновал. В общем-то, в некоторой степени я даже была рада. Только так можно сбежать от сочувствующих взглядов, нелепых попыток учителей лишний раз не нагружать меня, учитывая, их же словами, «её ситуацию». А то, что там остались все мои друзья и парень… Это не страшно. В конце концов, я же не уехала в другой город и даже не переселилась на отдельную планету. Мы сможем видеться и общаться как раньше, просто теперь вне привычной обстановки классов. Но эта школа… Она так разительно отличалась от моей прежней, что я невольно ощущала себя здесь лишней. Здесь не было отдельной парковки, вместо изящных прозрачных дверей — деревянные, которые не мешало бы обновить. Летнее посещение директора, когда я переводилась, дало некоторое представление и о том, как внутри этого старого здания. Выкрашенные зеленым, словно в больнице, коридоры, скрипящие половицы, часть из которых отсутствовала, вечные сквозняки из-за щелей в окнах. Во время краткой экскурсии по классам старшеклассников, во время которой местная директриса Мария Валерьевна нахваливала свою школу, я с некоторым удивлением обнаружила расписанными не только парты, но даже стены, а доски, как правило, были не маркерными или хотя бы новенькими зелеными, а старыми, коричневыми, исцарапанными мелом многими поколениями учеников и учителей. В туалетной комнате, куда я забежала перед выходом, обнаружились зеркала с трещинами, турецкие туалеты вместо нормальных унитазов, а подоконники пестрили черными точками, где прежде, видимо, тушили сигареты. В любом случае, именно эта школа в конце года выдаст мне аттестат о среднем образовании. И я знала, что справлюсь. Может, оно и к лучшему. Посмотрю, как живут и учатся девяносто пять процентов подростков, а не только те, чьи папы-мамы считаются элитой этого города. Прочувствую на себе атмосферу заведения, выпускники которого в большинстве своем отправятся в лучшем случае в ПТУ. Научусь ценить то, что есть. Я еще раз глянула на часы на руке и решительно двинулась вовнутрь. Линейка, если верить директрисе, должна была закончиться минут через пять. Мне позволили пропустить торжественную часть. Я ведь не участвовала в репетициях первого звонка, когда одиннадцатиклассники должны были танцевать подобие вальса и вести первоклашек на их первый урок. Мария Валерьевна, правда, пыталась уговорить меня произнести речь вроде того, как я счастлива провести свой выпускной год в этой школе, но в этом случае я упрямо стояла на своем. Если уж предстоит пройти это испытание, то не стоит начинать его с позора. Ждать долго не пришлось. Либо директриса была крайне пунктуальной и не позволила традиционно затягивать поздравительные речи по поводу нового учебного года, либо процесс ускорил разгоняющийся дождь, но она и правда появилась спустя пять минут у своего кабинета, где я подпирала стенку возле каких-то объявлений. — Ева, милая, ты уже здесь? Твои одноклассники сейчас отведут первоклассников на первый урок, а затем я провожу тебя к ним, — радушно приветствовала она. Я поежилась, чувствуя себя совсем не в своей тарелке. — Здравствуйте. Не стоит. Вы можете просто назвать мне номер кабинета, и я сама дойду. Женщина несколько фамильярно хлопнула меня по плечу, а затем почти затащила в свой кабинет. — Олечка, два кофе, пожалуйста. Ты ведь любишь кофе? — Я неопределенно махнула головой, что было воспринято как одобрение. — Проходи, садись, у нас есть несколько минут. Как тебе линейка? — Я же говорила, что не приду, уж простите, — впрочем, сильного раскаяния в голосе не было. Я чувствовала лишь усталость, хотя день едва начался. — Понимаете, для старшеклассников линейка — это день, когда видятся с друзьями, которых у меня здесь нет. И одновременно они позволяют себе прочувствовать, что это последний их первый звонок в любимой школе, что тоже не про меня. Принесенный кофе оказался растворимым, так что я сделала пару глотков, стараясь не скривиться и сохранить вежливую улыбку на лице, и попросту перестала слушать, что рассказывала директриса. — Ева, Ева! — я дернулась, когда поняла, что меня зовут, причем, видимо, не в первый раз. Мария Валерьевна терпеливо улыбнулась, явно сообразив, что ученица не слышала ничего из того, про что ей рассказывали последние пять минут. — Пора идти. Готова? «Нет, но есть ли смысл откладывать?» — Да, конечно, — я вновь дежурно растянула губы и вслед за директрисой встала, чтобы покинуть кабинет. Дорога до класса прошла, слава богу, в молчании, чему я была безумно благодарна. Женщина, шагающая рядом со мной, казалось, не замечала опаздывающих на первый урок учеников, а на попытки некоторых поздороваться в лучшем случае кивала. Я невольно скривилась, понимая, что такое радушие, которое было проявлено в сторону моей скромной персоны, вызвано лишь тем, что моя семья могла бы оказаться неплохим спонсором. — Ну, вот мы и на месте, — Мария Валерьевна остановилась у дверей с цифрой «403» и всем телом повернулась ко мне. — Они могут быть немного недружелюбны в начале, но не переживай. Со временем они привыкнут. Удачи. Я хмыкнула в ответ на такое «позитивное» напутствие, когда женщина развернулась и удалилась прочь. Ей богу, лучше бы не провожала. Паники прежде не было, но после таких слов в груди стало как-то неприятно жарко, а сердце забилось куда сильнее, чем хотелось бы. Решив, что ожидание и дальше только убьет меня, я решительно распахнула дверь. Первым человеком, который бросился мне в глаза, оказалась женщина в возрасте. Крупная, ей не мешало бы привести волосы, как и брови, в порядок, а вот с румянами и тенями быть осторожнее. Если верить словам Марии Валерьевны, это была моя новая классная руководительница Елена Викторовна, дама, несмотря на свой внешний вид, достаточно мягкая и уступчивая. А на деле, по словам всё той же директрисы, сказанным доверительным шепотом, словно подружке, «только такая пофигистка и справилась бы». — Ева, милая, заходи! — от несколько визгливого голоса и манеры, кажется, всех преподавателей здесь называть меня «милой», я скривилась, но послушно сделала шаг в кабинет и обвела взглядом свой новый класс. Первой мыслью было: «Я точно не впишусь». Изначально мой опущенный взгляд уткнулся в ноги, торчащие из-под парт. Либо в джинсах, либо голые коленки. В прежней школе носить джинсы, как и юбки короче «миди» было строго запрещено. На большинстве присутствующих парней красовались белые футболки либо рубашки, однако последние, как подсказывала интуиция, надевались только по праздникам. У большинства девушек были такие глубокие декольте, что я невольно почувствовала себя монашкой в блузке, из выреза которой не торчало кружево. Мой взгляд невольно прошелся по крашеным блондинистым макушкам, и из пятнадцати я насчитала всего две женские, которые были нетронуты краской. Я невольно сглотнула и вспомнила, как утром выбирала наряд, чтобы не показаться вычурной или чересчур распущенной. Туфли на небольшом устойчивом каблучке, ровные черные брючки с тонкими светлыми полосками, простая, но элегантная рубашка. На голове сделала косу, ведь по этикету положено быть в обществе с собранными волосами. Здесь, в этом мире мини-юбок, откровенных блузок и химии на головах мне теперь казались излишними эти старания. По крайней мере, когда я встречусь с друзьями после школы, я не буду среди них белой вороной. — Ну, чего замерла, проходи, — окликнула Елена Викторовна, и я послушно сделала несколько шагов вперед. — Класс, у вас в этом году новенькая ученица, — учительница приобняла меня за плечи, и я едва ощутимо содрогнулась. В этой школе вообще знают о таком понятии как «личное пространство»? — Ева, расскажи пару слов о себе. Именно этого я и боялась. На самом деле, выступления на публике никогда меня не смущали. Я привыкла выступать со школьной труппой в разных спектаклях, декламировать свои стихи и очерки на разных конкурсах, играть на скрипке перед толпами зрителей. Но никогда прежде я не испытывала такого страха, чувствуя на себе оценивающие и неприветливые взгляды. «К черту, какого хрена мне их стесняться?» — решилась и сделала шаг вперед, привлекая к себе и так сосредоточенное лишь на мне внимание и, одновременно, вырываясь из хватки классной руководительницы. — Меня зовут Ева Махова, мне семнадцать, — голос, спасибо урокам ораторского искусства, не подвел. — Я из этого города, перевелась по семейным обстоятельствам. Сильна в точных науках, занималась верховой ездой. В свободное время люблю читать, общаться с друзьями, рисовать. Хотя рисую плохо. Пою тоже плохо, поэтому в культмассовый сектор меня лучше не записывать, — по классу прошли смешки, что придало мне уверенности. Я полуобернулась к учительнице и добавила: — Натерла ноги новыми туфлями, поэтому это всё, и куда можно сесть? Женщина, которую моя уверенность в себе, видимо, несколько смутила, указала рукой куда-то в сторону: — Последняя парта ближе к окну свободная, садись туда. Я облегченно выдохнула и пробормотала нечто вроде благодарственной молитвы. Хоть что-то в мою пользу. Последняя парта у окна, к тому же пустая — возможность прожечь взглядом спину уменьшается до нуля, зато будет доступ к свежему воздуху и солнцу в теплое время года, а в холодное — к батареям. Я прошла мимо семи парт, преследуемая откровенно нескромными взглядами, которые оценивали меня саму, одежду и манеру держаться, и почти рухнула за пустую последнюю парту у окна, только теперь сообразив, как дрожат ноги. Впрочем, перевести дух мне не дали. Девушка спереди, чуть полноватая и тоже крашеная в блондинку, как и большинство новых одноклассниц, обернулась и протянула руку: — Привет, я Наташа Королёва, можно Ната. За Натаху убью. Как и за глупые шуточки о сочетании моего имени и фамилии. Я осторожно пожала её ладонь, внутренне усмехнувшись странному представлению. — Я Ева, можно просто Ева, моим именем сильно не проиграешься, — чужая рука чуть сильнее сжала мою собственную, словно предупреждая думать, о чем говоришь. Пришлось тут же радушно улыбнуться и добавить, наивно хлопнув глазами: — Помимо всего, что я про себя рассказала, славюсь дурацкими шутками не в тему. Новая одноклассница чуть прищурилась, а затем расплылась в ухмылке. Видимо, сглаживание ситуации засчитано. — Ну, это мы все заметили. И не привыкай к этому месту, — кивнула она как раз на тот стул, где сидела я, — тут обычно сидит Рос, видимо, первый день решил толкнуть. Я осторожно постаралась высвободить свою руку из чужой, но её ладонь всё еще держала мою мертвой хваткой. Ого, девочка явно не из слабеньких! Судя по её тону, я так и не смогла распознать, кто ей этот Рос, что она так защищает его место: парень, голубая мечта или друг? — Думаю, он мне уступит. Я умею уговаривать парней. Моя одноклассница чуть скривилась и взглянула на меня, клянусь, свысока, хотя даже голову не стала поднимать. Я просто вдруг почувствовала, что меня едва ли не в пол вбили одним взглядом. — Собираешься стать новой королевой пчёл? Вот так просто и прямо. Я вновь окинула взглядом класс, который слушал учительницу куда менее внимательно, чем наблюдал за нами, и почувствовала отвращение. — Ты имеешь в виду, хочу ли я стать главной шлюхой ради мнимой популярности? — чуть понизив голос, чтобы разговор остался тет-а-тет, произнесла: — Извини, тут я пас. Ната пару секунд всё еще всматривалась в мои глаза, прежде чем ослабила хватку и кивнула: — Думаю, мы подружимся. Я вновь приветливо улыбнулась — кажется, к концу этого дня у меня будут адски болеть щеки, — но ничего не произнесла.

***

С Мишей мы встретились недалеко от моей прежней школы в кафе, куда нередко ходили вдвоем или целой компанией после уроков. Он привычно обнял меня за плечи и чмокнул в губы, а я почувствовала, что распадаюсь на тысячи маленьких Ев от удовольствия и, как выяснилось, облегчения — я наконец-то среди людей, которых давно знаю и люблю. Викулик почти вырвала меня из рук моего парня и потащила к столику, где сидели мои бывшие одноклассники. Мне пришлось пережить еще около десяти объятий и дружеских похлопываний по плечам, прежде чем меня, в конце концов, оставили в покое. Я чувствовала некоторую неловкость — конечно, мы знакомы уже многие годы, но с некоторыми из этих ребят я прежде не общалась настолько близко, чтобы воспринимать их радость как искреннюю. В моей прошлой школе царили несколько иные порядки, чем в новой. У нас редко появлялись новые лица, а если такое и случалось, то это были люди из того же социального класса, что и мы все, так что они быстро вписывались в коллектив. В старших классах, конечно, многие уходили в другие элитные школы — наш лицей гуманитарный, хотя после девятого класса нас распределяли на экономистов, юристов и филологов, однако те, кто хотел поступить, например, в медицинский, переводились в специализированные лицеи и гимназии с углубленным изучением биологии и химии. Но таких было немного. Иными словами, мы все вместе в свое время поступили в первый класс — и почти тем же составом должны были его закончить. Я была, в своем роде, исключением. Не помню никого другого, кто из нашего лицея перевелся бы в обычную районную школу. Директор и моя бывшая классная долго уговаривали моих опекунов оставить меня и не травмировать психику такой сменой обстановки в одиннадцатом классе, но дядя был решительно против того, чтобы тратить деньги на моё образование. Стоит ли при этом упоминать, что моя двоюродная сестренка учится в частной школе? Миша присел рядом, и я с облегчением прильнула к его плечу. Моих бывших одноклассников, конечно же, интересовали все подробности моего первого дня в другой школе. Это тоже было легко объяснить. Мы дружим с другими школами, естественно, однако лишь с такими же элитными. С остальными мы встречаемся разве что на спортивных соревнованиях или олимпиадах, и в эти моменты отлично видна разница как в образовании, так и в воспитании. Пусть это покажется лицемерием и чопорностью с моей стороны, но нам с ребятами из обычных школ решительно не о чем говорить. Они считают нас мажорами и снобами, одетыми в брендовые шмотки и не представляющими ничего, кроме кошельков наших родителей (не мои слова, кстати), а мы их — необразованным быдлом, не достойным большего, чем в будущем пахать на заводах и после работы жрать водку. Мне стоило хотя бы попытаться мыслить иначе — в конце концов, ближайший год мне предстоит провести в окружении последнего типа. По крайней мере, до тех пор, пока мне не стукнет восемнадцать, и я не вступлю в законное наследие с возможностью использовать банковские счета родителей. Конечно, у меня остались и собственные карты, открытые на моё имя. Но я прекрасно отдавала себя отчет, что если буду жить как привыкла, то спустя буквально пару месяцев останусь на мели и буду довольствоваться лишь карманными деньгами дяди, который, как все поняли, не слишком щедр. О картах он, естественно, не в курсе — спасибо банкиру нашей семьи, который отказался разглашать эту информацию. Но я отвлеклась. На деле следующий час я провела, отвечая на вопросы бывших одноклассников о новой школе. Их интересовало абсолютно всё: тачки перед входом, интерьер, шмотки парней и девушек, как меня приняли… Я старалась отвечать, однако ребят интересовало слишком многое, чтобы я могла поспеть за ними. Сказалось и нервное напряжение с утра, так что вскоре я почувствовала усталость и раздражение. Миша чуть сжимал моё плечо своей рукой и, в отличие от остальных, не лез с расспросами, за что я была безумно благодарна. Над некоторыми моими словами он посмеивался, некоторые комментировал мне на ухо, вырывая смешки уже у меня. Однако и этого было мало, чтобы я смогла расслабиться. Но тогда, когда несколько часов спустя все начали собираться, я вдруг поняла, что не хочу расставаться с ними. Завтра мне предстоит новая встреча с этим абсолютно чужим для меня миром, и я готова была цепляться за любую возможность, чтобы отсрочить этот момент. Миша успокаивающе, словно понимал меня, коснулся губами моего виска, а Викусик жалобно протянула: — Мась, нам всем завтра рано вставать. Я понимаю, что у тебя теперь школа, которую можно легко прогуливать, но ты же знаешь, как у нас относятся даже к небольшим опозданиям… Я кивнула. Она, конечно же, права — уже почти десять вечера, а многим еще долго добираться до дома, даже на такси. Потому я потянулась за кошельком, когда Миша остановил меня: — Я сам заплачу, — я хотела было отказать, но он продолжил, — Виктор не слишком щедрый, а для меня это ерунда. Я редко позволяла платить за себя, но в этот раз согласилась. Все эмоции этого дня моментально нахлынули на меня, так что я уткнулась лбом в грудь своего парня, чтобы скрыть не вовремя навернувшиеся слезы. После смерти родителей я не часто плакала. Даже в день похорон позволила себе расклеиться лишь тогда, когда официальна часть была завершена, и я осталась в окружении близких. Мы с мамой и папой не были особо близки, но их смерть подкосила меня. Тот год я закончила в лицее, опекунство оформили быстро. Дело обошлось без психологов, срывов, я просто училась жить в новых условиях. Рядом со мной всегда были Вика и Миша, поддерживали словом и делом, так что не знаю, как бы я обошлась без них. Пожалуй, ради них и старалась быть сильной. И теперь позволила себе слабость впервые за всё это время. Одноклассники, видимо, уловили суть момента, потому ретировались почти бесшумно. Миша несколько минут гладил меня по голове, прежде чем я смогла достаточно успокоиться, чтобы не взвыть на все кафе. Я шмыгнула носом и слабо улыбнулась, сдерживая слезы. — Увидимся завтра? Миша чуть смутился, но всё же ответил: — Завтра не смогу. Мама организовывает благотворительный ужин, я должен быть там. Конечно же, со смертью родителей моё участие в подобных мероприятиях сошло на нет. Хоть что-то, а то они обычно скучные до отвращения. Но я сейчас многое отдала бы, чтобы завтра надеть платье, каблуки и провести вечер в скучных разговорах о политике и бизнесе. — Мы пришлем тебе фотоотчет, — Маша подсела с другой стороны и уткнулась подбородком в мое плечо. — И будем очень-очень по тебе скучать. Я повернула голову и прислонилась щекой к её макушке. Сейчас рядом со мной были мои любимые люди, я чувствовала их поддержку и сопереживание — и знала, что справлюсь со следующим днем.