Спутники

      — Всем привет! — схмурив брови и сразу отводя от лица камеру, говорит Антон.       — Че с тобой? — пораженно выдает Серега, с тревогой смотря на Шастуна. Серый не дожидаясь ответа, поворачивается к зрителям. — Подустал Шастун, представляете?       — Ничего подобного, — отвечает молодой человек в столь любимом розовом свитшоте, — уже три минуты как концерт, ты не представляешь, как я жгу.       Они смеются, Антон обещает зажечь, а, как только видео оказывается загруженным, он встает и идет к кулеру, вытаскивая из рюкзака пачку купленных накануне таблеток.       — Кофеин перед концертом? А че сам уже не справляешься? Взрослость не позволяет? — рядом появляется Арсений и начинает подтрунивать над Шастом, не отрывая взгляд от какого-то аккаунта в инстаграмме с огромной кучей красивых фото. Шаст часто чекал, что лайкает Арсений и, натыкаясь на фото худых красивых и обнаженных девушек, под которыми стоял лайк Попова, раз за разом отчаивался, ведь из всех этих пунктов он подходил только под один.       — Хорош стебаться, на сцену пора, — кивает Шаст, закидывая пару таблеток и запивая водой. Арсений только сейчас выходит из приложения и, блокируя телефон, поднимает взгляд на Антона. Последний сразу закатывает глаза, ведь лицо Попова вмиг меняется до неузнаваемости.       — Что случилось, Тох? — с тревогой спрашивает он. — Как ты себя чувствуешь?       — Да голова опять болит, — привычно отмахивается Антон, выходя из комнаты в коридор, в котором уже скрылись Серега с Позом.       — Опять? — взволнованно переспрашивает Арсений. — Так она же утром болела…       — Да, — Антон хочет замять этот разговор, но у него ничего не получается.       — И что, до сих пор? Антош, ну это не дело! — восклицает Попов, отчего Шаст резко останавливается и поворачивается к Арсению. Они смотрят друг другу в глаза, и Арсений, казалось бы, чувствует ту пульсирующую боль, что досаждает Антону так привычно и мучительно.       — Я выпил таблетку, — разрывая контакт и срываясь чуть ли не бегом с места, бормочет Антон. Арсений же быстро хватает того за руку.       — Обещай, что сходишь к врачу, Тох, нельзя со здоровьем шутить.       — Да я же…       — Обещай! — настаивает Арсений, чуть сильнее сжимая свою ладонь вокруг руки Антона. Тот переводит взгляд с голубых глаз на руку Попова и снова на глаза. «Ясное и бездонное небо над Аустерлицем…»       — На сцену, Арсений, БЕГОМ — ТЫ ПЕРВЫЙ! — окрик Оксаны буквально заставляет ребят стать не импровизаторами, а спринтерами, настолько быстро они срываются с места, чтоб уже через несколько мгновений выйти на сцену, излучая свет и безграничное счастье.

***

      — Пиздос, — устало произносит Антон, заваливаясь на кровать прямо в одежде, поверх красивого серого пледа. Он так устал, что не поехал с остальными ребятами в какой-то ресторан. Он не хотел даже расправить кровать, на которой ему придется спать — ему просто лень.       Раздался хлопок дверью, отразившийся в голове ярким всплеском боли.       Антон приложил холодную руку ко лбу и блаженно выдохнул. «Почему у меня не вся рука из металла? — чувствуя разницу между холодом пальцев и колец, думал Шастун. — Такой кайф бы был…»       — Ты еще не спишь? — открывать глаза было не обязательно, Антон и так узнал обладателя этого великолепного баритона. — А расстелиться не хочешь, не?       — Арс, че ты как мамочка-то, а? — устало поинтересовался Антон, поднимаясь. Да уж, расправить и вправду надо. Как и переодеться. — А че ты вернулся-то?       Антон подошел к шкафу и стал снимать джинсы и кофту, сменяя ее на майку.       — Арс? — повернувшись, Шастун поймал на себе пристальный взгляд. — Ты че?       — Ты разговариваешь как подросток, — фыркнув, Арсений повертел телефон в воздухе и убрал его в карман. — Телефон оставил. Так, ну всё, я полетел, — добавил он и, проходя мимо Антона, чуть-чуть притормозил. Шаст подался чуток навстречу, но тут же парни опомнились и дали друг другу пятюню.       Хлопнула дверь       Антон устало вздохнул.

***

      Вот уже вторую неделю как Антон просыпается раньше будильника. Потому что его будит что-то явно мощнее трели на телефоне.       Это была головная боль.       Шастун сонно дошел до ванны, умылся холодной водой и даже ненадолго забыл о боли в затылке, как, увидев таблетки, вспомнил о ней, и, казалось, целый оркестр с расстроенными инструментами вновь заиграл где-то в затылке.       — Доброе утро, — в ванную бодрячком зашел Арсений, отчего Тоха чуть не подавился водой, которой запивал таблетки. А если он, ну не знаю, мылся?       — Тебя стучать не учили? — более нервно, чем планировал, поинтересовался Антон.       — Так открыто было, — Арс прислонился к стене. — Закрываться надо, малой, — добавил он, наблюдая, как Антон выкидывает пустую упаковку из-под таблеток. — Как ты себя чувствуешь?       — Могло быть и лучше, — устало улыбнулся Антон.       — Голова болит? — уточнил Арс, на что Шаст нехотя кивнул. — Головная боль по утрам — это синдром…       Повисло неловкое молчание. Антон рассматривал голубую плитку на стене, в то время как ебу-тебя-взглядом-во-всех-позах-Попов не отрывал глаз от него. Как только Арсений не выдержал и открыл рот, Шаст быстро перебил его:       — Я схожу! — и они вновь уставились, но на этот раз друг другу в глаза. — Правда схожу… Я устал, Арс, — Шастун опустил голову.       Арсений не смог выдержать и, подойдя, обнял мальчишку. «Он еще такой…» — Попов не успел придумать слово, как дверь в ванную опять открылась, пропуская внутрь заспанного Серегу.       — Фу, а можете себе отдельную комнату снять и там обжиматься, я ссать хочу.       Антон вспыхнул и поспешил выбежать, в то время как Арс, пожелав доброго утра сыкунам, вышел медленно, толкнув Серегу плечом.