Recovery/Восстановление

Это были трудные минуты — держать сопротивляющегося монстра и дожидаться, пока закроется портал. Кетчуп делал почти все, кроме использования своей магии: бил, пинал и орал. Горчица все еще не был уверен, являлось ли отсутствие магии признаком какого-то неопределенного смирения, нежеланием ранить его или просто последствием слишком долгой жизни без применения атак. И на самом деле это не имело смысла, ну, имело, но в тот момент Санс был просто рад, что ему не придется драться со своим другом. Бывшим другом. Так что Санс не использовал собственную магию. Он только, морщась, сносил чужие удары. Кетчуп все равно не был сильным. В конце концов, свет погас, и Кетчуп замер, безвольно повиснув в его руках. Санс прижимался к нему еще мгновение, используя его присутствие, чтобы подтвердить, что все действительно изменилось. Они сделали это. Они были свободны. Затем в его разуме всплыли все виды причин, по которым они никогда больше не должны касаться друг друга, и он выпустил второго скелета. Кетчуп не двигался даже чтобы отойти от него, поэтому Санс осторожно усадил его обмякшее тело на пол и выпрямился. Они были в лаборатории, он надеялся на это, но ощутил панику в душе, когда заметил, что лаборатория пуста. Нет машины, нет коробок, ничего, кроме нескольких бесполезных вещей, не осталось. Неужели он ошибся в том, какой профиль был его? О бля, о бля, о бля. Он облажался. Не только увел Кетчупа против его воли, но и притащил его звезды знают куда. Что он натворил? Здесь не было даже машины, чтобы попробовать все исправить. Они в полной жопе. Что ему стоит делать? Как он мог даже... Дверь над ними открылась с ржавым скрипом, и Санс автоматически приготовился к бою. Пока не доказано иное, математически вероятно, что все альтернативные линии стоит подозревать в наличии жутких мудаков—насильников. Его правая глазница засветилась красным, и он призвал несколько костей для атаки. Уверенные шаги — до крайности знакомые — начали спускаться вниз по лестнице. Санс чуть не расплакался, когда Папирус ступил в лабораторию, его левая глазница пылала магией, а над ладонью парило несколько по-настоящему впечатляющих костей. Разумеется, Санс не мог плакать перед братом, но это был его брат. Он узнал бы его глупый череп где угодно. Сложив этот факт с осознанием того, что он, скорее всего, воспользовался правильным профилем машины, Санс определил, что они на самом деле в его собственной временной линии и от облегчения осел на пол. — С-САНС? — эй, бро. Когда другие проблемы отступили, он вдруг остро осознал, что на нем цепи и наручники, и он абсолютно голый. Было уже слишком поздно скрывать это от Папируса. Почему Папирус в его лаборатории? — САНС! — Папирус развеял кости и подбежал к нему, но остановился в шаге, не прикоснувшись. Санс увидел, как пальцы его брата сжались в кулаки, натянув кожу перчаток. На его черепе читалась ярость, и он не мог смотреть на Санса дольше, чем мгновение. Он морщился, кидая на него взгляд каждые несколько секунд, прежде чем снова отвести глаза. Санс гадал, что Папирус должен был подумать о его исчезновении. Он мог представить несколько версий того, что его брат, возможно, предполагал, но ни одна из них не была хорошей. Может быть, это воссоединение не будет настолько потрясающим, как он думал. Санс оглянулся на поникшую фигурку своего двойника. В конце концов, он испоганил все для Кетчупа.

***

Папирус отчаянно пытался держать себя в руках. Мерзкого куска дерьма здесь не было. Очевидно, что монстр за спиной брата был другим скелетом, которого он видел. Теперь этот Санс был здесь- и как это произошло? Папирус не мог даже смотреть на своего брата. Не только из-за его наготы, каждый взгляд на эти цепи заставлял Папируса вспоминать то, что он видел. Папирус стал свидетелем многого, наверное даже слишком многого, через экран доктора Альфис в лаборатории. Он всегда будет благодарен ей за то, что она настроила машину так, чтобы появилась возможность заглянуть в другой мир, но это вызвало некоторые проблемы. Папирус на самом деле не хотел бы видеть все те жуткие сцены, но, в тоже время, ему это было нужно. Он чуствовал себя так, будто отказался от собственного брата, если бы не смотрел. В конце концов Андайн была вынуждена оттащить его от стола и вывести из лаборатории, и он не уходил тихо. Если он кинется на брата прямо сейчас, после всего, что они пережили, скорее всего, этим только напугает обоих монстров. И не в последнюю очередь ему стоит не забывать о том, что монстр, который сделал это был… Ему нужно что-то другое, на чем можно сосредоточиться. — КАК ТВОЙ ЧЕРЕП? Санс выглядел так, будто его удивил вопрос, он поднял руку и прикоснулся к затылку, морщась и шипя. — видал и лучшие деньки, — пробормотал Санс. Кажется, постепенно он осознал свою наготу и начал неловко переступать. Он продолжал оглядываться на другого, который неподвижно лежал у него за спиной. — ОН РАНЕН? — спросил Папирус, волнуясь, что не своевременно предложил им медицинскую помощь. Он шагнул вперед, чтобы проверить монстра, но Санс передвинулся и преградил ему путь. — н-нет, но лучше не трогай его. я не знаю, что он может увидеть в твоей помощи. В глазницах Санса был почти извиняющийся взгляд, и он выглядел настолько уставшим. Конечно, блять, конечно. О чем он, бля, только думал?! Душа Папируса бешено забилась, когда он понял, что все делает неправильно. Для начала он даже не провел их в дом. Пока Доктор Альфис работала над машиной, он разрабатывал десятки жестоких способов мести. Даже сейчас он мог в деталях вспомнить любой из них. Однако он не уделил ни единой мысли тому, как позаботиться о Сансе, когда он вернется домой.

***

Кетчуп не двигался, звезды, лучше ему не падать духом сейчас, когда они наконец-то выбрались. Санс попросил Папируса пойти в дом и разобрать диван для гостей, хотя он не был уверен, что хочет сегодня оставлять Кетчупа одного. По крайней мере, он отослал Папируса и мог попробовать придумать какой-нибудь план. Вооружившись инструментами, хоть они и были ржавыми, Санс начал ломать замки и снимать все цепи и оковы с Кетчупа и большую часть с себя. Ему понадобится помощь с наручниками. Все это время он ощущал странное покалывание на задней части шейных позвонков, как будто за ним кто-то наблюдает. Он проверял, ожидая увидеть, что Папирус вернулся или что-то подобное, но каждый раз там никого не было. Что за хуйня произошла с лабораторией? Как будто ее обчистили. Ох, бля, что если они уничтожили машину? Блять, блять, блять. Он намеревался в конечном итоге отправить Кетчупа домой, как только ему станет лучше. После использования машины ублюдка, Санс думал, что сможет заставить работать свою. Если она все еще существует. Если нет, тогда это полный и безоговорочный пиздец. — эй, кетч, — попробовал он. Возникло слабое движение, Кетчуп развернулся и посмотрел на него. Нет, зыркнул на него. Он ничего не сказал, но Санс все равно почувствовал, что его винят. Как ты посмел заставить меня, ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ, пойти сюда? — слушай, прости, я не мог оставить тебя там. он- он бы тебя уничтожил, — Сансу пришлось отвернуться, — я думаю, я надеюсь, что быть подальше оттуда поможет, и когда-нибудь ты сможешь пойти домой. Он услышал тихое шмыганье, потом полузадушенное рыдание. А затем Кетчуп, лежащий на пыльном полу его лаборатории, всхлипнул. Санс бессмысленно завис, полностью уверенный, что двойник не нуждается в его утешении. Он обнаружил, что тупо пялится на запястья Кетчупа и его пальцы, прижатые к глазницам. От долгого ношения металлических наручников на них появились такие ужасные рубцы. Эти шрамы останутся у Кетчупа на всю жизнь. Наверное, на его лодыжках и шейных позвонках точно такие же. Санс посмотрел на собственные лодыжки. На них виднелись шрамы, но не настолько серьезные. Он никогда не был против шрамов. Попадать в передряги и выносить из них шрамы — здесь это обычное дело, но он был точно уверен, что ему на хуй не нужно постоянное напоминание об этом дерьме. Санс сидел с Кетчупом до тех пор, пока не стихли его рыдания, его собственная душа была тяжелой. — ты, эм, хочешь, пойдем внутрь, найдем какую-нибудь одежду? — вопрос Санса поглотила тишина. Кетчуп не ответил, только отвернулся от Санса. — я прикоснусь к тебе, — предупредил Санс, — телепортируемся. Другой монстр все еще не ответил, но Санс ощутил, как он слегка вздрогнул, когда фаланги Санса мягко коснулись его. Санс последний раз окинул взглядом лабораторию, странное чувство только усилилось. Почему он так паршиво себя чувствует? Встряхнувшись, он срезал путь, и они оказались в его комнате на матрасе. Сансу потребовалось несколько секунд, чтобы просто оглядеться. Его комната. Его собственная чертова комната. Слезы собрались в уголках его глазниц. Сейчас это казалось почти чуждым — ощущать свой старый матрас под костями. Звезды, ему стоит придумать что-то более серьезное для Кетчупа. Он не захочет спать в комнате Санса, не говоря уж о комнате Папируса, но ему все-таки не стоит оставаться одному. Тряхнув головой, Санс встал и побрел к куче своей одежды. Он был несколько удивлен, что она все еще лежала на месте. Учитывая, как много времени прошло с его пропажи, для Папируса было бы нормально прибрать тут все. Он сжал в руках футболку, когда на него навалилось осознание, что Папирус, должно быть, хотел сохранить здесь все, как есть.

***

Мягкий матрас под ним был ничем иным, кроме воспоминания. Он мог провести смутные аналогии со своим собственным печальным спальным местом. Хотя более ясными были воспоминания о том, как он проснулся в постели Папиру- демона. О, звезды, неужели это было только сегодня утром? Он сжался в комочек. Страдание. Потеря. Сожаление. Боль. Печаль. Горчица не испытывал этого. Он просто!.. Санс не плакал. У него кончились слезы, и глазницы просто резало. Санс бестолку тер их. Что ему делать сейчас? Что он может сделать? Не похоже, что временная линия Горчицы была дружелюбной, если судить по другой версии его и его брата. Санс старался не прислушиваться к движению внизу, но необходимость делать это подавляла его. В лаборатории он всегда настороженно, внимательно вслушивался, чтобы знать, когда демон приходит и понять, что он окончательно ушел. Звуки были разными, бряцанье кастрюли, поставленной на плиту, было чуть громче и немного яростнее, но все-таки знакомым. Если бы он попытался, то все еще мог заметить детали, отдаленно напоминавшие его брата. Он так долго делал все, что мог, чтобы выкинуть брата из сознания, но все равно не очень преуспел. Если бы он решился сосредоточиться на мысленном образе, то это его брат сейчас стоял на кухне. Его брат не одетый в оранжевую толстовку. Когда Горчица встал, матрас прогнулся и слегка закачался от его шагов. Вместе с ним мелко дрожал Санс, но не шевелился. Он до сих пор не пришел к какому-то решению, что делать. Просто смешно думать, будто даже без цепей он свободен. Он ощущал, как из его души пыталось вырваться что-то очень похожее на смех. Такая удача, да? Теперь он свободен от демона, но в еще большей ловушке, чем раньше. В этой временной линии нет работающей машины. Горчица — лжец. Санс никогда не вернется домой. — блять, — он услышал, как второй монстр тихо выругался. Смирившись со своей судьбой, Санс повернулся и посмотрел в чем дело. Горчица стоял над грудой грязной одежды. Он дрожал, а его плечи были опущены. Но все равно Санса удивило, когда он услышал всхлип другого скелета. Сансу пришлось поднапрячь свой разум, чтобы как-то объяснить слезы Горчицы. Он всегда был тем, кто оставался сильным, непокорным, кто встречал демона дерзким взглядом…. за исключением моментов, когда он терялся. Сквозь пелену гнева и разочарования Санс вспомнил панические атаки Горчицы. Могли ли они прекратиться, пока другой монстр был прикован к стене, или Санс просто не замечал их, потому что они не взаимодействовали? Потому что Санс начал отстраняться? Понимание того, что он просто так злится на своего товарища врезалось в его душу, и он ощутил головокружение. Звезды, что с ним не так?