…И сегодня у нас в гостях доктор исторических наук, профессор Григорьев Дмитрий Павлович. – По залу прокатились аплодисменты. – Здравствуйте, Дмитрий.
– Добрый вечер, Юлия. – Слегка скованно ответил профессор и направился к одному из двух кресел, между которыми стоял низкий столик с хрустальной вазой. Ваза почему-то была пуста.
Усевшись в другое кресло, Юлия закинула ногу на ногу, повернулась к собеседнику и расположила руку между подлокотником кресла и своим крохотным подбородком. Профессор же сидел в своём кресле так, словно был у врача на приёме: смирно, руки на коленях и лишь голова повёрнута в сторону Юлии. Спустя пару секунд молчания она заговорила:
– Расскажите нам, как вы относитесь к данной новости?
Профессор задумался. Возможно, пытался вспомнить, о чём нужно вести речь.
– Открытие границы?
– Да, после шести лет отчуждения Арстоцка вновь открывает границу. Все говорят о воссоединении семей…
– Плохая это идея. Очень плохая. – Перебив собеседницу, резко выдал профессор.
Он собирался сказать что-то ещё, но теперь его перебила Юлия.
– Но почему?
– Открывайте границу где угодно. Только не в Грештине. – договорил он.
– Подождите! Ведь многие наши родственники и друзья находятся в западной части Грештина, по ту сторону стены! Разве не лучше открыть границу именно там, где этого ждут наши друзья?
– И ровно там же этого ждут наши враги! – Профессор понял, что коротким разговор не будет. И тоже повернулся всем телом к Юлии. – Разве вы не помните итоги войны?
– Мы все это помним. Мы присоединили восточную часть города Грештин, который до войны целиком принадлежал Колечии. Вот только ещё раньше вся Грештинская область принадлежала Арстоцке.
– Вот только последнее колечианцы предпочитают не вспоминать. Поверьте, Юлия, они до сих пор точат на нас зуб за половину города и области. Будет открыта граница – будут и террористы.
Юлия задумалась. К такому разговору её не готовили. Эти старые историки чертовски своевольные. Не могут они вести беседу в правильном русле.
– Дмитрий Павлович, а у Вас есть идеи, как можно избежать… этого? – Последнее слово Юлия пыталась сообразить чуть дольше обычного. Говорить «терроризм» ей нельзя. Уволят.
– Открыли бы лучше границу около Парадизны. Поверьте, наши друзья и родные согласятся и в обход пойти, чтобы…
Изображение ведущей, пожилого историка и телестудии в один миг концентрически покрылось чёрным туманом, а голоса их смолкли. Ещё пару секунд в центре экрана гасло небольшое светлое пятно, а очертания людей в креслах и стола с пустой вазой растворялись в черноте. Я положил пульт на диван и побрёл на кухню.
– Ты зачем так долго смотришь телевизор? – В десятитысячный раз спросила Катя, зная, что на этот вопрос я всегда отвечаю молчанием. – Ты же глаза посадишь. Ужинать лучше садись.
– Угу. Аппетитный запах. – Заметил я, глядя ей в спину, но зная, что на её лице появилась довольная улыбка. – Что на ужин?
– Пюре с курицей. – Катя поставила передо мной тарелку с едой, вручила ложку с вилкой и повернулась обратно к кастрюле. – Тебе, кстати, письмо пришло.
Меня это весьма удивило. Кому понадобилось писать для меня письмо? Может, школьным товарищам? Нет, с ними я перестал общаться, как только мы окончили школу. Даже на встречу выпускников ни разу не сходил. Сотрудники или начальство? Да они мне и позвонить могут. Телефоны уже в каждой квартире стоят. Может, повестка? Только этого не хватало...
– Письмо? Хм… – Я подцепил небольшой кусочек мяса, искупал его в пюре и отправил в рот пережёвывать. – От кого?
– Маттэ, не говори с набитым ртом! – В пределах кухни Катя обращалась со мной, как с ребёнком. – Не знаю я. Я, как домой прихожу, смотрю – почтальон в наш ящик письмо положил. Ну, решила взять. Смотрю – адресовано тебе. Открывать не стала. – Она отчиталась и поставила на стол ещё одну тарелку с едой. Но садиться за стол не стала.
Меня переполняло желание сию минуту встать из-за стола, взять письмо и узнать, кому и зачем я внезапно понадобился. Но для Кати это сразу будет означать, что её кулинарные навыки интересуют меня меньше, чем какая-то бумажка. Я решил культурно доужинать.
– Ладно. – Я пережевал ещё ложку пюре и закусил ломтиком хлеба. – Доем – посмотрю. А Никитка где?
– На тренировке ещё. Через полчаса должен вернуться…
Катя замялась. Видимо, она думала, сказать или не сказать. Наконец, решилась:
– Слушай, может, не стоит ему заниматься хоккеем?
– Это почему?
– Боюсь я за него. Зубы-то повылетают у него. А вдруг ему коньком по горлу попадёт? Я вот слышала…
– Хочет парень заниматься – пусть занимается. – Отрезал я. – Я его не заставлял. И отговаривать не стану.
– Но если…
– Кать, это его любимое дело! – Повышать голос мне совсем не хотелось. – Когда я был ребёнком, у меня тоже было увлечение. Но мне заниматься им не дали. Я же уже рассказывал, забыла?
– Помню я.
– Ну вот. – Я остыл и прервался ещё на ложку пюре с кусочком мяса, попутно пытаясь сформулировать следующую мысль. – Знаешь… Я хочу, чтобы Никитка смог жить лучше, чем мы. Я не собираюсь запрещать ему заниматься тем, что ему нравится.
– А если ему понравится курить?
– В рамках приличия, Кать. Я постараюсь привить ему неприязнь к курению. Постараюсь привить неприязнь к алкоголю. Но неприязнь к спорту – это откровенный бред. Всё. Закрыли тему.
Катя поникла. Хоть меня и не заставить таким образом изменить решение, возникла неловкая пауза. Я думал, Катя отвлечётся на еду, но она неподвижно сидела перед тарелкой и с ложкой в руке. Ситуацию спас звонок в дверь.
– Сиди, я открою. – Я быстренько закинул в рот оставшийся кусочек мяса, встал из-за стола, поставил свою уже пустую тарелку в мойку и, дожёвывая на ходу, отправился к двери. Выходя с кухни, я услышал характерный звон ложки о тарелку: видимо, Катя всё же принялась есть. Я открыл внутреннюю дверь и заметил, что с телефонной полочки сдуло конверт. Я поднял его.
– Хм. Действительно, мне письмо. От Министерства Труда Арстоцки. Неужели…
Звонок в дверь повторился. Я посмотрел в глазок внешней двери. За дверью стоял Никита. Как всегда, потрёпанный, со старой деревянной клюшкой в одной руке и парой коньков в другой, хотя сегодня он выглядел как-то немного необычно. Я не придал этому значения и открыл дверь. И увидел, что на щеке Никиты красовалась длинная царапина, левый глаз был украшен фингалом, а от шапки была оторвана бомбошка.
– Это кто тебя так? – Мой сын не конфликтовал ни с одноклассниками, ни с ребятами на льду. Он никогда раньше не приходил избитым.
– Пап, я за Майю заступался! – оправдывался Никита, скидывая с себя одежду. Коньки и клюшку я взял из его рук и поставил у двери. – У неё старшеклассники хотели кулон отобрать, а я заступался!
Говоря «старшеклассники», Никита, скорее всего, имел в виду четверых хулиганов из седьмого класса. Они уже не раз становились главной темой на родительских собраниях: руководители, как всегда, ничего путного сделать не могли и лишь призывали родителей самим водить детей из школы.
– И ты избитый ещё и в хоккей играл? – Раздался за моей спиной голос Кати. Она была явно недовольна самоотверженным поведением сына.
– Мам, ну мне же не больно! – Воскликнул Никита.
– Он поступил по-доброму. – Добавил я. – Он молодец. Нечего его ругать.
Катя вздохнула. Видимо, ей крайне неохота мириться с мнением «большинства».
– Но обработать рану не помешает. – Пробурчала она, схватила Никиту за руку и пошла на кухню. Никита, едва поспевая, плёлся за матерью. Я закрыл двери.
Через пару секунд до меня дошло, что я остался наедине с письмом из Министерства Труда.
Поздравляем!
Сообщаем Вам, что в соревновании «Человек Труда» от 1 октября 1982 года
Вы заняли 1 место в нашей новой номинации «Пограничный Инспектор»!
В связи с этим мы предлагаем Вам должность пограничного инспектора на КПП
гор. Восточный Грештин. Заработная плата – 3000 арстоцких рублей в месяц.
Вашей семье будет предоставлена квартира в доме 8 класса гор. Восточный Грештин.
Нам известен состав Вашей семьи на 14 мая 1978 года:
– Matteo Lanke (Вы)
– Aikaterini Lanke (Ваша жена)
– Nikita Lanke (Ваш сын)
– Tatiana Skvortsova (Ваша тёща)
– Alesandro Lanke (Ваш дядя)
В случае, если состав Вашей семьи изменился, сообщите об этом в ответном письме.
Мы скорректируем для Вас заработную плату и предоставим другую квартиру.
Для получения дальнейших инструкций Вы должны явиться 15 ноября 1982 года в 12:00
по местному времени на КПП гор. Восточный Грештин напротив ДК им. Рикерта.
В случае неявки наше предложение будет отозвано.
Если вы желаете отказаться от данной должности – срочно известите нас об этом.
Слава Арстоцке!
– Опять моё имя с ошибкой написали?
Голос дяди Алессандро, внезапно раздавшийся у меня за плечом, помешал мне даже подумать о том, как отреагировать на это предложение.
– Да уж. – Я не смог придумать более подходящего ответа. – Эти олухи, как всегда: всё запомнят о мальчишке, укравшем булку из магазина, но не запомнят, как пишется имя героя Арстоцки.
– Смотри, эти «олухи» тебе работу предлагают. – Усмехнулся дядя.
– Честно говоря, работа инспектором на границе никогда моей мечтой не была.
– Работа электросварщиком тоже, я ведь прав?
Дядя меня обставил. С ним не поспоришь. Он понял это по моему лицу и ехидно улыбнулся.
– Ты же зачем-то полез участвовать в этом конкурсе. Или тебя заставили? – Добавил он.
– Остальные не согласились…
– Согласился ты. Это главное.
И снова дядя прав. Я совсем не горел желанием всю жизнь оставаться в этом мелком осточертевшем городке, вкалывать за копейки и делить на пятерых крохотные кастрюльки пюре с захудалой куриной ножкой. Хоть и не это было причиной моего участия в соревновании.
– Зарплату, кстати, неплохую предлагают. – Вслух подумал я.
– Три тысячи, Маттэ. Это больше, чем вы с Катькой вместе получаете. Соглашайся, не пожалеешь.
– Действительно. Слушай, а тебе не жалко будет оставлять родной городок? – Спросил я дядю.
– А чего тут жалеть? Не город, а грязная дыра. Я бы хотел на старости лет зажить поприличнее.
– Алессандро, вы совсем не изменились! – Процитировал я женщину по имени Сильвия, с которой дяде довелось встретиться на войне. Впоследствии они решили остаться друзьями, но не виделись уже года четыре. Если не больше.
Дядя рассмеялся. Но вскоре резко умолк и стал явно что-то пытаться вспомнить. Наконец, воскликнул:
– Кстати, она же живёт в Грештине! Вроде. Не помню, в Восточном или в Западном? Узнать бы…
– Узнаем. И ты сможешь с ней встретиться. Думаю, она будет рада.
– Мда-а. А я только успел убедить местную соцзащиту, что меня не Алесандро зовут.
Теперь засмеялся я.
– Уж как-нибудь переживём. Ну что, готов покорять ещё одну… соцзащиту? – Пошутил я.
Мы засмеялись вместе. Дядя похлопал меня по плечу и уже собирался отправиться в свою комнату, как вдруг в проходе нарисовалась Татьяна.
– И чего это вы здесь конюшню устроили? Над чем смеёмся?
– Собирай вещи, мама. – Радостно ответил я. – Мы все переезжаем.
Катя, Никита и «мама» согласились с моим решением быстрее, чем я думал. Минут десять они были заинтересованы лишь своими сорванными планами, но мои аргументы в пользу переезда и смены работы быстро переубедили их. Мы собрали вещи и уже через день перевезли мебель. Но и тут не обошлось без небольшого происшествия.
Новая квартира оказалась сразу с ремонтом и отделкой. Поэтому почти всю мебель, которую мы привезли с собой из Нирска, пришлось куда-то пристроить или выбросить. Решили пристроить. В детский дом, до которого мы довезли лишнюю мебель на грузовике. Кроме шофёра, меня и одного грузчика ехать к детскому дому выпросился Никита. Мы были не против.
Детский дом, что оказалось несколько неожиданно, сердечно поблагодарил нас за шкафы, столы, стулья и четыре кровати. А я думал, им одежды и игрушек вечно не хватает…
Пока мы выгружали мебель, Никита бросился знакомиться и играть с воспитанниками детдома. Вместе с другими детьми он быстро исчез из поля зрения взрослых, хоть это и сыграло с ним недавно злую шутку. Когда мы с грузчиком поставили на место один шкаф и вернулись к машине за следующим, Никита встретил меня с маленьким комочком шерсти в руках.
– Папочка, можно мне его оставить?
– Чего? Погоди… Это что? Щенок? Ты где его взял?
– В кустах через дорогу. Там собака охранника щеночков держит. Ребята говорят, им нельзя их кормить, их нищенка кормит… Ну можно оставить?
– Я тебе сколько раз говорил не бегать через дорогу? И… Какая ещё нищенка? Слушай…
– Эй! Мы грузим или болтаем? – Перебил меня грузчик.
– Сейчас, одну секунду. – Отмахнулся я от грузчика и повернулся к Никите. – Так, слушай. Давай мы тут мебель всю выгрузим, поставим на место, а потом обсудим эту тему. Хорошо?
– Хорошо. – Согласился Никита. Я залез в машину, и мы с грузчиком вернулись к делу.
Честно говоря, я вовсе не хотел оставлять дома щенка. Пока мы выгружали столы и стулья, я пытался придумать весомые для восьмилетнего ребёнка аргументы против животных в доме.
Но, когда мебель закончилась, щенка в руках Никиты уже не было. И всю дорогу домой он эту тему не поднимал. Я уж думал, что он сам всё понял. Но не тут-то было. Когда мы доехали до нашей новой квартиры, он достал этого щенка из ящика, на котором сидел в кузове грузовика.
Возвращаться к детдому уже не было никакого желания. Оставлять щенка бродить по улицам города – ещё хуже. Мы всей семьёй отчитали Никиту за столь самовольное решение, но щенка решили оставить. Гром – такую кличку придумал ему Никита. Что ж, пусть будет Гром.
