Last Stardust

"気が利くような言葉はいらない 素晴らしい特別もいらない ただずっと　ずっと側に 置いていてよ 僕の想いは 歳をとると 増えてくばっかだ　 好きだよ 分かってよ　 分かってよ" [1] [1] Мне не нужны громкие слова, Не нужно ничего особенного для удовольствия, Я просто хочу, чтобы ты был рядом всегда, И даже когда я стану старше, мои чувства будут лишь сильнее. Я так люблю тебя. Пойми же. Пойми! Отабек спал, как всегда, в позе, в какой Юра бы уже давно задохнулся и умер страшной смертью — вытянувшись на животе, утопив половину лица в подушке и свесив одну руку с кровати, а другую, судя по всему, подогнув под себя. Комната лишь едва-едва освещалась высоким торшером у двери, от которого по стенам расползались мягкие, очень домашние закатные цвета. Больше всего в номере в Осаке Юре нравились этот торшер с оранжевым абажуром-рюмочкой и балкон с черным кованым парапетом, с которого были видны чужая широкая терраса с плетеными креслами и чуть подальше — баскетбольная площадка. Юра сидел на своей кровати поперек, прислонившись спиной к стене и свесив с края ноги. День получился длинный, и только в конце удалось расслабиться, когда они гуляли в парке на территории самого крупного Замка в Осаке — Осакадзё. Внутрь Юра не пошел, решив, что поедание ледяного десерта с сиропом из зеленого чая будет более правильным в его ситуации. И этот вечер получился удивительно спокойным. Никто не спорил и не препирался, даже Гоша был в очень благодушном настроении, спешить было некуда, и они допоздна просто ходили по дорожкам парка, пока небо не потемнело, а на его фоне не стали мелькать силуэты летучих мышей. Юра за время прогулки окончательно принял решение последовать совету Вити и отпустить ситуацию — пусть все будет, как есть. Все лучше, чем трепать нервы и себе, и другим. Особенно Отабеку. Он и так ему крови выпил со своим характером столько, что никакие извинения этого не восполнят. Хватит, просто хватит. Они вернулись в гостиницу, и, пока Юра был в душе, Отабек просто отрубился. Вот так вот — со светом, в немыслимой позе и на неразобранной кровати. На него это было непохоже, и Юра просто тихо устроился на своей половине комнаты и так и сидел, глядя на него, пока телефон под задницей не прожужжал об обновлении Вайбера. Очень вовремя, спасибо, подумал Юра, косясь на соседнюю кровать — не разбудил ли. Принятое решение оставить все, как есть, и не трогать больше крутилось в голове, то принося успокоение, то, наоборот, раздирая изнутри на лоскуты, как стая чертей. Это же правильно. Так будет правильно. Забота — это не только очевидные вещи, иногда и правда стоит уйти в тень, чтобы не портить человеку жизнь и настроение. У Отабека на самом деле был непростой год, ему нужны были эта поездка, этот отдых чуть ли не больше, чем всем остальным. А Юра тут со своими старыми обидами. Ну и что, что было больно? Ну и что, что у всех планета крутилась, а у него, Юры, замерла, как вкопанная, да еще и покосилась на один бок, когда они с Отабеком... что? Расстались? Слово-то какое дурацкое, Господи. Не сошлись характерами? Такое вообще возможно, если это был человек, понимавший его по выражению лица, по взгляду, по одной короткой смс-ке? Юра зажмурился и сглотнул, пытаясь пропихнуть в горле вспухший снова ком. Вечера и ночи в Японии были прекрасны, не поспоришь, но как же тяжело в это время бороться с этими гребаными чертями внутри. Они будто ждали наступления сумерек, чтобы выбраться из своих укрытий и начать драть когтями, тянуть, мучить. Но было, кроме них, и другое чувство. Что-то, похожее на щемящую, выкручивающую нежность, от которой даже дышать порой получалось урывками. Глядя на такого уставшего и измотанного Отабека, на эту так по-детски свисавшую с кровати руку, Юра мог только сцеплять пальцы в замок, подтянув к груди колени и обхватив их руками, лишь бы не поддаться искушению прикоснуться. Рука же затечет так. Потом болеть будет. И отвалится, злясь на себя, добавил Юра, косясь на торшер. И свет нужно выключить. В любом случае, нельзя вот так вот сидеть всю ночь — вставать в пять утра. Он тихо сполз с кровати и подошел к Отабеку, снова гадая, как он может так спать на животе. Юра присел на корточки и замер. Отабек всегда крепко спал, просыпался крайне редко, и все же коснуться его руки было страшно, как будто от этого что-то могло стать еще хуже, чем было. Юра выдохнул. Куда уж хуже? Хуже будет, если только Отабек проснется среди ночи оттого, что не чувствует ничего ниже плеча. Чужие пальцы на ощупь были прохладными. В номере работал на всю мощь кондиционер, так что сложно было поверить, что за окном все +30 даже ночью. Юра аккуратно и медленно приподнял руку Отабека, укладывая ее рядом с подушкой на кровать. Вот так. Теперь правильно. Даже такая мелочь, пускай, но хоть что-нибудь он сделает нормально, чтобы потом не жалеть и не грызть себя до сквозной дыры в груди. Господи, как же жаль, что вся эта херня с ними случилась. Как будто нельзя было решить все по-другому. Почему так? Юра даже не успел поймать момент, когда, вместо того, чтобы убрать ладонь с руки Отабека, мягко обхватил ее своей, борясь с желанием сжать покрепче. "Извини меня. Прости. Я такой идиот. Прости", — беззвучно, одними губами произнес Юра. Он уже хотел было убрать руку, как вдруг Отабек нахмурился во сне и, перевернув ладонь, так крепко переплел их пальцы, что Юра тихо охнул. Сердце сорвалось куда-то вниз и, казалось, пробило все этажи под ними. В редкие ночи, проведенные с Отабеком в одной постели когда-то, Юра тоже порой просыпался от нехватки воздуха, когда его во сне обнимали с такой силой, что было не вдохнуть. Отабек наутро ничего не помнил. Как же мы с тобой так, подумал Юра, пытаясь хотя бы пошевелить пальцами, кончики которых уже начало покалывать, так сильно они были сжаты. Юра сел на пол, стараясь не особо двигать захваченной рукой. Может, просидеть так до утра — не самый худший вариант. Хотя бы вот таким образом, хотя бы на несколько часов. Несмотря на то, что суставы жаловались на неожиданную тесноту, внутри все вдруг успокоилось, как будто прекратилась метель и пришла тихая, безмолвная пустота, от которой, наконец-то, совсем не было больно. Юра прикрыл глаза и уткнулся лбом в бок матраса с краю. От Отабека шло мягкое тепло, в которое хотелось завернуться, как в одеяло. И пусть бы было жарко, и пусть бы было тесно, как угодно. Рука Отабека вдруг резко дернулась, и Юра с шипением втянул сквозь зубы воздух, так как пальцы тут же начало колоть с утроенной силой. — Юра? Ну вот и все. — Я… — Юра поднял голову и встретил мутный со сна взгляд Отабека, на лице которого было написано смятение, граничащее со священным ужасом. — Свет. Ну, ты уснул со светом, я выключить хотел. Нельзя спать со светом, не выспишься. А ты лежал неудобно. Вот. Рука затечет. Отабек моргнул и перевел взгляд на их все еще крепко переплетенные пальцы. — И отвалится, — с безнадегой добавил Юра, тоже глядя на свою руку в чужой ладони. — Ох, прости! — На Отабека словно враз свалилась вся действительность, и он отпустил Юру, резко выдергивая свою ладонь из-под его. — Я случайно! — Да ничего, — сипло отозвался Юра. Отабек обвел глазами комнату, потом все же остановил взгляд на нем. — Не сиди на полу, продует. Этот испуганный и потерянный вид Отабека, с которым он смотрел на пальцы Юры в своих, не желал покидать голову до самого утра. Такое выражение лица, как будто он ему кости переломал, а не за руку взял. Юра проглотил рвущийся наружу стон. Забота, Плисецкий. Забота. Садись, два. * * * — Ну что-о-о, всем доброе утро! Как спалось? — Улыбающаяся Мила крутила над головой раскрытый белый зонтик, стоя около автомата с напитками у входа в хостел. — Если бы кое-кто не храпел, спалось бы идеально, — зевнув, ответил Крис и покосился на Гошу. — Я? Да ты так вертишься во сне, как будто искру хочешь высечь! Всю ночь шур-шур, шур-шур! — вскинулся тот. — Что-то в Киото тебе это не особо мешало! Мила прижала ладонь к лицу, потом все же опустила руку и повернулась к Юре. — О-о-о, да у тебя круги под глазами, как у Поповича в гриме, — протянула она, наклоняя голову вбок, как голубь. Юра ответил ей хмурым взглядом. Губы пересохли, язык прилип к нёбу, так что открывать рот и что-то говорить было выше его сил. К тому моменту, как в 4:45 в ухо из-под подушки заорал Мэрилин Мэнсон, Юра успел поспать минут пятнадцать с натяжкой. Отабек полночи крутился с боку на бок, явно стараясь делать это тихо, но Юра все равно слышал. Каждое движение, каждый вздох. Мила перевела взгляд на Отабека, и тот, не говоря ни слова, вытащил из нагрудного кармана летней рубашки очки и нацепил их на нос. Девушка вздохнула. — Ну хоть вы вроде выспались, — сказала она Вите и Юри. Первый стоял, подпирая косяк распахнутой, как и вчера, входной двери, а второй копался в небольшом рюкзаке, словно в поисках клада. — Они-то выспались? — хмыкнул Крис. — Никифоров, ты знаешь, что тут очень тонкие стены? — Беруши? — Витя, совершенно не меняясь в лице, сунул руку в карман белых джинсов и, вытащив ее, потряс в воздухе прозрачным пакетиком с ядрено-розового цвета затычками для ушей внутри. — Витя! — с потрясающим акцентом одернул мужа Юри, пока остальные хохотали, как припадочные. Юра тоже не сдержал смех. Эти двое умели поднять настроение даже ранним утром после бессонной ночи. — Пожалуй, стоит вспомнить о тренировках, — подал голос Пхичит, щелкнув пальцем по экрану телефона. — Поезд в Токио отходит через двадцать минут. До станции минимум полчаса. — Утренняя пробежка, как я по ней скучал, — воодушевленно сказал Виктор, выхватывая из рук Юри рюкзак и срываясь с места. Бегать по еще сонному и пустому району Осаки, а потом — через еще не открывшийся тоннель корейского рынка оказалось намного приятнее, чем Юра думал. Даже посторонние мысли вылетели из головы, пока тело вспоминало, что такое нормальные физические нагрузки, а не гулянья до поздней ночи по достопримечательностям. Правда, что ли, начать здесь бегать по утрам каждый день? Точно стоило бы, иначе Лилия, увидев его по приезду, скажет опять что-нибудь про своих любимых ленивых трутней. В синкансэне до Токио Юра загуглил расстояние до Камакуры. Два локтя по карте, нечего сказать. И это все всего с одной пересадкой. Зато посмотрят океан. — Мы купили проездные только на неделю, так что поездка на океан потом может вылезти в копеечку, — объяснял всем Виктор, когда они решали, стоит ли ехать через пол-острова, чтобы искупаться и полежать на пляже. Решение было принято единогласно, так что предстояла поездка до Токио, а оттуда — уже до Камакуры. Юра был не против. На этот раз с ним сидел Пхичит, у которого на телефоне обнаружилась совершенно потрясающая инструментальная музыка, под звуки которой можно было доспать недостающие часы. Он ожидал, что лишь немного подремлет, но и в Токио, и потом — в Камакуре после пересадки и еще одного синкансэна его еле добудились. — А где океан? — спросила Мила, когда они выгрузились на станции. — Там, — неопределенно махнул рукой в сторону выстроившихся непонятным узором домиков Юри. — Еще пробежечку? — спросил Виктор. Юра пробежечку не хотел. После прохладного вагона на солнце было горячо и липко. Крис вдруг отошел в сторону и с воодушевлением заговорил по-японски с молодой девушкой и женщиной постарше, стоявшими на платформе в нескольких шагах от них. Барышня сделала круглые глаза, а женщина протянула совершенно откровенное русское "ээээ" в ответ на вопрос, который Юра даже не понял. — Мама, это же Кристофф Джакометти! — сказала девушка, дергая спутницу за руку. По-русски. Юра улыбнулся, услышав звучание родной речи от кого-то, кроме своих. А еще подумал, что долго же они продержались, не встречая фанатов фигурного катания. — Здравствуйте! — поздоровался Отабек, подходя ближе к застывшему с нечитаемым выражением лица Крису и парочке из России. — Отабек Алтын! — икнула девушка, и Юра закатил глаза. Ну все, океан откладывается. Эти двое действительно оказалась из России — мать приехала к дочери, которая проходила стажировку в Токио, и та решила показать ей океан. Фигурное катание обе смотрели и любили, а потому без труда узнали всех и забросали вопросами на косом английском – из вежливости к тем, кто в русский никак не мог. — Собственно, наш дорогой друг спрашивал вас, где Тихий океан, — подписывая какой-то рекламный плакат, усеянный кандзи, сказал Виктор. — Ты-то откуда это понял? — тихо спросил у него Гоша. — Вообще-то я уже три с половиной года японский учу, — ответил Витя, улыбаясь, завидев, что девушка фотографирует его на телефон. — И я учу, — удрученно сказал Крис. — Только почему-то со мной на нем никто не разговаривает. — А ты попробуй на нем разговаривать с японцами, может, получится, — хохотнул Гоша. — Океан минутах в двадцати пешком. Мы только что оттуда, вода классная! — ответила на вопрос Вити девушка. Еще немного пообщавшись и откланявшись, все двинули в указанную сторону. Камакура сначала напоминала совсем маленькую деревушку с узкими улочками и заросшими какими-то вьющимися растениями заборчиками вдоль тротуаров. Тротуар, кстати, был таковым только номинально — проезжая часть, по которой, как уже привык Юра, ездили только велосипеды, а не машины, никак не была отделена от пешеходной зоны. Солнце жарило, как ненормальное, и Юра уже мысленно смирился с тем, что в Питер он вернется весь в красных пятнах. Кожа, успевшая обгореть еще в день приезда, уже слезла на руках и носу и начала выжигаться по второму разу. О том, чтобы загореть, как человек, и получить красивый и ровный бронзовый цвет, Юра даже не мечтал — только не с его полупрозрачной кожей. Постепенно деревушка уступила место дорогим коттеджам, а потом — отелям. Стали встречаться люди в купальных костюмах, цветастых рубашках и платьях с пляжными сумками. Судя по всему, пляж был уже недалеко. Они зашли пообедать в небольшую кафешку, находившуюся на последнем этаже обычного дома, хозяева которого держали свой маленький бизнес. Все меню уместилось на трех страничках, и Юра, смерив подозрительным взглядом картинки с явно сырой рыбой, заказал себе самое безобидное на вид — спагетти. В такую жару есть особо не хотелось, но кондиционеров в Японии не было разве что у велосипедов (еще не придумали, как внедрить), так что тело быстро остыло, а организм, вспомнив об отсутствии завтрака, потребовал еды. Гоша долго пытался попросить у милого пожилого японца — хозяина заведения — приготовить ему яичницу. Юри наблюдал за их разговором с видом "ты сам в это влез, сам и разбирайся", но потом все же сжалился над мужчиной и что-то быстро объяснил ему по-японски. Тот сначала застыл, потом активно закивал и унесся вниз по лестнице. — В Японии не готовят глазунью в кафе, — вздохнув, сказал Юри. — Ну это же несложно, — надул губы Попович. Наверное, хозяева посчитали, что яичница была слишком несложной, потому что даже не включили ее в счет, что обнаружил Крис, рассматривая чек, когда они уже спустились на улицу и прошли два квартала. — Будем возвращаться, обязательно занесем чаевые, — заверил всех Гоша. — Ага, — кивнул Витя и продолжил по-русски: — Чтобы до конца добить бедных японцев, которые считают чаевые показателем, что они настолько плохо работают, что даже не могут заработать себе на жизнь. — Что, правда что ли? — вылупился на него Попович. — Кривда. — Жуть, ну и страна. — Кто бы говорил, — деланно надулся Юри. Гоша посмотрел на него с таким выражением лица, словно у Кацуки выросла вторая голова. Витя засмеялся, уткнувшись лицом в ладони. — Да, Гоша, я тоже не первый год учу русский, — Юри поправил очки на переносице и показал Поповичу язык. — Вы меня все пугаете! — указывая пальцем сначала на Витю, потом на Юри, а потом и на Криса, сказал тот. — А я-то чем? — спросил последний. — Японским своим! — ответил Гоша и добавил: — И тем, что крутишься по ночам! — Да ты запарил! — Смотрите! — воскликнула Мила. — Вон там океан! Прям чувствуете — пахнет морем! Юра принюхался к горячему воздуху. Пахло разве что травой — вокруг начались сплошные ярко-зеленые лужайки, ровные, как ковры. Но да, судя по цвету неба впереди, которое становилось светло-серым от клубившихся наверху облаков, океан был где-то по курсу. Хотелось привстать на цыпочки и попытаться заглянуть за покрытые сочной травой небольшие холмики, чтобы увидеть волны. Юра уже рисовал себе в голове картинки из американских фильмов с большими лазурными гребнями над кристально чистой водой. И кучу серферов, как в "Спасателях Малибу". Как было бы здорово разделить эти ощущения с Отабеком, как когда-то, когда они обо всем рассказывали друг другу. Едва подумав об этом, Юра не сдержался и поморщился. Он рассказывал. Отабек обычно слушал, понимал и давал очень ценные советы. Или успокаивал. Или молчал, но так, как умел только он — обнимая, проводя пальцами по волосам, целуя так, что мир сбивался с ритма и будто спотыкался так, что небо едва не опрокидывалось в Неву. Юра повернул голову и слегка наклонился вперед на ходу, пытаясь увидеть Отабека за Пхичитом и Крисом. Тот шел, глядя строго перед собой и почти не щурясь от яркого света. Даже очки снял. — Ой, это океан? — спросила вдруг Мила, останавливаясь. Юра повернул голову. Они вышли на набережную, которую от огромного песочного пляжа отделял широкий белый парапет. Вода отражала цвет неба и была такой же светло-серой, как оно. Волны, гулявшие по поверхности, скорее напоминали шторм на речке, на которую Юра с дедушкой ездили рыбачить в его детстве, пока бабушка еще была жива. Когда была гроза и дул сильный ветер, на воде появлялись белые закручивающиеся барашки, и Юра представлял, что они терпят бедствие на каком-нибудь пиратском корабле, а потом гордо рассказывал бабуле, как он спас дедушку. Та смеялась и говорила, что лучше бы Юра спасал рыбу, а то даже на ужин не хватит. — М... Тихий океан действительно тихий во всех смыслах, — сказал Крис, разглядывая представшую перед ними картину. — Тут бухта, — сказал Юри. — Но все равно красиво. Красиво было. Солнечный свет над океаном превращался в полоски лучей, которые из-за серых облаков красиво ложились на воду. С обеих сторон на берегах торчали горы, поросшие густым лесом. На горизонте океан сливался с небом, превращаясь в тонкую, едва различимую линию где-то вдалеке. — Что ж, пойдемте переоденемся и попробуем водичку! — оживилась Мила. Раздевалки оказались не такими, как в России. Это были достаточно комфортабельные вытянутые кирпичные домики: для мужчин и для женщин. Внутри находились кабинки, в каждой из которых был традиционный японский туалет — вытянутая дырка в полу, похожая на утопленную в бетон овальную раковину. Юра, пытаясь вылезти из прилипших от жары к ногам джинсов, высыпал туда всю мелочь из заднего кармана. Везения просто тонна, девать некуда, подумал он, наблюдая, как в воде в сливе блестит монета в 500 иен. — Чего материшься? – спросил вышедшего в конце концов на улицу Юру Витя, стоя на солнышке в черных плавках. Весь белый, как снежное поле. Солнце к нему не липло от слова совсем. — Я всегда матерюсь, — отмахнулся Юра, вдруг почувствовав себя неуютно без штанов и футболки, которые отправились в пакет, что он хотел закинуть Миле в пляжную сумку. Тащить с собой рюкзак не было никакого желания, а от небольшой совсем поклажи в виде плавок сумка Бабичевой, в которой не было разве что кирпичей, не потяжелела утром, не потяжелеет и теперь, тем более нести ее никуда не надо — только поближе к воде. — Пойдем, — дождавшись Юри, сказал Витя. — Вон отличное место, вроде и народу немного. Особой толпы на пляже Юра не заметил, но людей все равно было прилично, они просто были как-то равномерно распределены по большой территории, так что это не слишком бросалось в глаза. Пока они шли по песку, который был раскаленным, что чувствовалось даже через кеды, надетые на босу ногу, мимо на огромной скорости с криком "о-ма-гад!" пробежал Гоша, задирая ноги до ушей, как солдат на плацу. — Ты балбес, Попович! — поболтала в воздухе ногой Мила, вытрясая из сандалий песок, когда они догнали Гошу почти у самого берега. — Горячо! — пожаловался тот, стоя по щиколотку в воде. — А ты чего хотел на такой жаре-то? — покрутила пальцем у виска девушка, отбирая у Юры пакет, который тот так и тащил с собой, чтобы закинуть в сумку. Юра вообще забыл обо всем. Жить с Отабеком в одной комнате — это еще ладно. Все равно они и правда там только ночевали, то есть большую часть времени было темно. Но сейчас... Каким же этот человек был красивым. Весь — от черных волос, с самого утра неровно лежавших на макушке, где они были длиннее, до смуглой кожи, которая при таком мягком солнечном свете — облака постепенно подбирались ближе к берегу — была ровной и матовой. Юра, по сравнению с ним, всегда чувствовал себя хрупким и нескладным, а в этот момент вообще испытал огромное желание утопиться в Тихом океане. — Принцессу занести в морские волны на руках? — толкнув его локтем в бок, спросил Крис. — Не превращайся в Джей-Джея, Джакометти, — огрызнулся Юра. — У, какая теплая вода! — крикнула Мила, сразу, даже не постояв у берега и не помявшись, как часто делают девушки, окунувшись в воду. Отабек, к этому моменту уже зашедший в океан по бедра, нырнул и скрылся из виду. Юра вздохнул и тоже отправился купаться. Раз он решил, что ничего не будет трогать, чтобы ненароком не сломать хотя бы то, что осталось, и не сделать еще хуже, стоит этому решению следовать. Вода на самом деле была очень теплой и приятной. После пережитой за эти дни нескончаемой жары она казалась просто даром божьим. Искусанные губы тут же защипало от соли, стоило нырнуть с головой. Выплыв на поверхность, Юра выругался, так как волосы тут же облепили лицо — резинка и так была уже совсем растянутой, и ее мгновенно смыло. Волны хорошо держали на поверхности, так что Юра вытянулся на спине и уставился сквозь мокрые ресницы на небо. Оно выглядело таким бескрайним и молчаливым, что напомнило ему питерские белые ночи, когда даже в четыре утра оно могло быть вот таким — стальным, налитым влагой, но не отпускающим ни единой капли дождя. Вода заливалась в уши, солнечный свет, все равно проникавший сквозь облака, пощипывал соленую кожу на лице. Вот так бы и лежать, не двигаясь, когда тебя просто укачивает вверх-вниз, вверх-вниз. — Юра! — донесся до него приглушенный голос. Юра поднял голову и посмотрел в сторону берега. Виктор махал ему рукой. — Ну чего еще? — проворчал он и поплыл к остальным, которые уже выходили из воды и кучковались вокруг одного единственного пляжного полотенца, которое, конечно же, захватила только Мила. Он так задумался, что даже не сразу понял, насколько стало мелко. Встав на дно, Юра осознал, что продолжал плыть даже в месте, где вода едва доходила до колен. Наверное, выглядело это весьма комично. Вода у берега была мутноватой из-за поднятого снизу песка и мелких камушков. Кое-где встречались непонятного происхождения и вида водоросли, которые Юра обходил стороной — неприятно, когда что-то скользит по ногам под водой. Стоило об этом подумать, щиколотку и подъем ступни обожгло так, словно к ним прислонили раскаленный металлический прут. От неожиданности Юра вскрикнул и подпрыгнул, поднимая брызги. Нечто прошлось по ноге, как тонкая прядь волос, и исчезло. — Ты чего орешь? — спросил Гоша, когда Юра в спешке выскочил на берег, стараясь даже не думать о том, что это было. — Ох, Юр, что с тобой? — заботливо спросила Мила, оглядывая его с ног до головы. — Бля-а-а, — только и смог протянуть Юра, плюхаясь на песок и разглядывая пострадавшую конечность, на которой вспухала четкая красная полоса с мелкими кровяными точками по краям. — Ничего себе, что это за хрень? — Попович подошел ближе, и его тень легла на ногу, отчего нестерпимое чувство жжения немного ослабло. — Медуза, похоже, — выдавил из себя Юра, с трудом соображая, были ли вообще там медузы. — Какая еще медуза? Они тут что, водятся? — Ох, божечки, а они не ядовитые? Мила с Гошей начали наперебой выдавать варианты развития событий один другого краше от гангрены и отрезанной Юриной ноги до почернения кожных покровов и еще чего-то там. — Вы чего разорались? — спросил Витя, вернувшийся со стороны набережной с бутылкой воды в руке. — У-у-у, Юрочка, что это у тебя? — Да вы заебали, — простонал Юра, поглаживая пальцем полосу, шедшую через выступающую косточку щиколотки до самой середины подъема. Точно будто щупальцем мазнули. Через минуту вокруг начался настоящий переполох, и даже Юри, убеждавший всех, что в Тихом океане в Японии нет ядовитых медуз у побережья и что это просто аллергическая реакция на соприкосновение с какой-нибудь безобидной представительницей их вида, не мог всех перекричать. Юра сидел, упираясь лбом в согнутое колено пострадавшей ноги, и старался просто не слушать варианты лечения, которые предлагались добрыми друзьями. Ногу щипало, но уже не так сильно, как в первые минуты. — Вы чего? — послышался голос Отабека, и Юра вздрогнул — до этого его слышно не было. На плечи легли прохладные руки. — Юр, что случилось? Этот вопрос звучал с таким неподдельным беспокойством, что у Юры что-то внутри протяжно завыло, натягиваясь струной. Да что ж такое? Отабеку быстрее ответили остальные. — Юрку медуза ужалила! — Как же теперь фигурное катание? А если что с ногой! — Да что с ногой может быть? Нет тут ничего ядовитого! — Юрец, ты живой вообще? — Плисецкий, прием! Отабек шевельнулся и убрал руки с плеч Юры. Через пару мгновений вокруг щиколотки обвилось что-то прохладное и мокрое, из-за чего жжение сразу прошло. Юра все же поднял голову. Отабек сидел перед ним на коленях на песке, прижимая всей ладонью к пострадавшему месту влажную салфетку. — Ничего страшного, — сказал он и показал Юре пачку салфеток в другой руке. — С ромашкой, должно пройти быстро. Просто меняй по одной, когда подсыхать будут, от солнца может аллергия еще хуже пойти. Все вдруг замолчали. Краем глаза Юра увидел, как Мила села на полотенце. Рядом по ее левую и правую руки опустились Крис и Гоша. Виктор с Юри громко и синхронно вздохнули. — Спасибо, — тихо сказал Юра, глядя на Отабека. — Это тебе океан на память оставил, — сказал тот, хмурясь и поглаживая Юрину ногу. — Местные медузы неядовитые, но поболит пару дней — я про них читал. — Про все-то ты читал, — шепотом отозвался Юра. — Все хорошо. — Отабек еще пару раз провел поверх салфетки ладонью, прилепляя ее к коже поплотнее, и поднялся на ноги. — У меня ночью рука не отвалилась, и у тебя нога не отвалится. Юра слабо улыбнулся. Боль и правда довольно быстро прошла. Меняя салфетки, Юра разглядывал оставшуюся на коже полосу, которая с течением времени становилась все четче, а точки — ярче. Выглядело, как узор хной. Если бы не краснота, смотрелось бы вполне красиво. Какое-то время все боялись идти купаться, но потом расслабились и снова плескались в воде, так как Юри все же удалось успокоить разбушевавшуюся общественную фантазию. Никаких ядовитых медуз. Вон японцы купаются, и ничего. На это Попович проворчал, что местная фауна жрет только гайдзинов. Юра наблюдал за Отабеком, который плавал туда-сюда вдоль буйков, мелькавших яркими пятнами достаточно далеко от берега. Потом ему надоело сидеть на солнце, пусть и неярком из-за сгустившихся туч, и он все же и сам решился зайти в воду снова. От соли ногу опять как кипятком обдало, но так же быстро отпустило. — Ай! — вдруг вскрикнула Мила, выпрыгивая из воды почти наполовину. — Ну ты еще чего? — рявкнул на нее Гоша. — Меня тоже что-то ужалило! А-а-а! Мила отделалась легким красноватым пятнышком на бедре, хотя шуму от него поднялось еще больше, чем в случае с Юрой. — Ой все, — скрестив руки на груди, сказал Гоша, пока Юра перекидывал Миле салфетки, спасшие его конечность, — точно эти медузы охраняют японскую самобытность! — Юрий, дай-ка сфоткаю, прикольно так, — попросил Пхичит, присаживаясь на песок рядом с Юрой. Юра вздохнул и вытянул пострадавшую ногу. — Да фоткай, чего уж там. Все начали собираться, когда погода стала совсем пасмурной, а до обратного синкансэна оставался лишь час. Юра в раздевалке долго пытался привести в порядок склеившиеся коркой от соли волосы, которые там, где были влажными, прилипли к голове, а там, где подсохли, пушились, как сволочи. Разодрав кое-как пальцами пряди и взглянув на свою обгоревшую физиономию в зеркало, он поплелся к выходу ждать остальных. Было жарко, но не душно; с океана дул легкий ветерок, приносивший с собой запах морской воды и йода. Юра прошелся, вдыхая этот свежий, ни с чем не сравнимый воздух, а потом остановился, прислонившись к стене раздевалки почти на самом углу, чтобы вытрясти песок из кед. Он услышал чьи-то шаги и хотел было посмотреть, кто из их компании уже был готов двинуться в путь, как из-за угла донесся голос Милы: — Отабек, ты что, с ума сошел? Юра замер, распрямившись и прижавшись лопатками к стене, так и держа больную ногу на весу и кроссовку в одной руке. — Мне кажется, что схожу, — отозвался голос Отабека. И что-то в этом голосе заставило внутренности Юры свернуться в тугой узел. — Прекрати, не надо! – продолжала девушка. — Тут всего лишь чуть больше недели осталось. Как ты это Вите с Юри объяснишь? — Скажу, как есть, — Отабек понизил тон, и Юра едва разбирал его слова. — Они поймут. — Поймут, — резко сказала Мила. — Но расстроятся! И Юра тоже! — Юре как раз будет лучше. — Откуда ты знаешь? Вы оба идиоты, вот что я тебе скажу! А ты постоянно на все сто уверен, как ему будет лучше. А ты у него спросил? — голос Милы был звонким и очень строгим. Юра вообще редко слышал, чтобы она так разговаривала. — Будем считать, что спросил, — сказал Отабек. — Мил, извини, что на тебя это все вываливаю. Просто у меня реально едет крыша. Я так не могу. Я сам поговорю с Витей и Юри. Юре нужно отдыхать, и он должен делать это спокойно. Мы приедем в Токио, и я поменяю билеты. Как раз из Нариты будет прямой рейс через два дня. — Отабек, не надо. Правда, останься. Ты уверен, что ты не сделаешь хуже, если уедешь? Это слово так резануло по сердцу, что Юра схватился рукой за футболку на груди и скомкал ее в пальцах. Отабек хочет уехать? То есть все настолько плохо? Это все из-за той ссоры в Киото? В ушах засвистело, и Юра опустил ногу с ожогом на дощатый пол, покрытый мелким слоем песка, потому что иначе его бы просто повело. Кед едва не выпал из ослабевших пальцев. — Уверен, — твердо ответил Миле Отабек. — По-моему, хуже не могу сделать даже я. Юра услышал, как Мила вздохнула. Ему и самому не хватало воздуха, но легкие будто слиплись намертво, как волосы от соленой воды. Казалось, что пол проваливается куда-то вниз и летит в пропасть. Хотелось только одного — выйти к ним, кинуться к Отабеку и просить остаться. Зачем — неизвестно. Что это изменит — непонятно. Просто чтобы он побыл рядом еще хотя бы эти несколько дней. Еще немного. Дай мне еще немного времени рядом с тобой. Но Юра не вышел и ничего не сказал — просто не чувствующей ничего рукой натянул на ногу кед, не обращая внимания на тут же вспыхнувший болью ожог, и тихо пошел в другую сторону. Ветер с океана усиливался, и на этот раз у него не было никакого запаха.