Цена измены

POV Джон

      - Добрый день, мистер Холмс. Приятно познакомиться. Меня зовут Джеймс Мориарти.       Джеймс Мориарти? Неужели? Это он?       - Джим? Это ты? Столько лет прошло! Ты так изменился! Я Джон. Джон Уотсон, - с этими словами я обнял своего старого знакомого.       - Джон? Джон Уотсон? Как? Это ты? Черт. Я тебя не узнал. Прости. Здесь просто написано Джон Холмс, а я не успел внимательно просмотреть твое резюме, - Джим ответил на объятие, выглядя при этом таким же удивленным, как я.       Дело в том, что Джим - мой первый парень. Мы начали с ним встречаться еще на первом курсе, когда мне было семнадцать. Мы встречались все три года доклинического обучения. Как я уже говорил, на втором курсе меда я и Гарри совершили перед родителями свой камин-аут. Джим сыграл в этом немалую роль. Я был в него влюблен, и он помог осознать мне мою гомосексуальность. Мы расстались после третьего курса в мое двадцатилетие. Расставание было безболезненным. Мы были к нему готовы. Да, мы были влюблены, но не достаточно сильно, чтобы связать свои жизни или пожертвовать ради друг друга своей карьерой и мечтами. Меня еще в середине семестра отобрали в клиническую медицинскую школу Оксфорда, а его приняли в Гарвард. Он уехал в Америку.       Первые годы после расставания мы довольно-таки тесно общались: переписывались, созванивались и изредка виделись, когда он приезжал к родителям. Но к концу шестого курса наше общение сошло на нет. Его родители вроде бы погибли в автокатастрофе и он перестал приезжать в Лондон еще на четвертом курсе, а последние годы обучения слишком сложные и никогда не хватает времени на общение с друзьями, тем более, с теми, кто находится за границей. А потом я встретил Майкрофта, и Джим окончательно стал лишь воспоминанием. И даже когда мы семьей ездили в гости к Гарри с Кларой, я не вспомнил про него. Сколько же лет прошло с тех пор, как мы расстались? Двадцать восемь. Больше половины нашей жизни.       Джим очень изменился. Стал выше сантиметров на пять. Начал бриться - в молодости у него была щетина на все лицо. Возмужал. Даже можно сказать, что постарел. Но самые большие перемены произошли с его глазами. Помню, как в юности я сходил по ним с ума. Теплым, искрящимся, полным задора и жизни. А сейчас в них больше нет огня. Усталые, померкшие, но все равно теплые. Что же с ним случилось? Мне очень интересно. Впервые за долгое время я рад кого-то видеть. Я и не думал, что встречу его еще раз. Что он делает в Англии? Почему вернулся из Америки? Почему перестал практиковать и практиковал ли вообще? Я слышал, что он женился. Так где же его муж? Но сейчас у меня все еще как бы собеседование. Подожду до вечера.       Джим начал спрашивать про работу, про ранение, про мою научную деятельность. Рассказал ему все предельно правдиво. Упомянул, что все еще работаю в больнице, что в курсе всех последних новостей мира медицины, что посещал курсы и лекции ряда преподавателей, что имею опыт работы с людьми и все такое. Джим высказал опасения по поводу преподавания хирургии. Конечно же он сделал это очень тактично и профессионально, но мне все равно стало очень неловко. Я ответил ему, что отсутствие практики на протяжении десяти лет не умаливают моего прекрасного образования, многолетнего опыта работы и знания всех перипетий хирургической деятельности. Я сказал, что чувствую в себе силы и желание поделиться знаниями со студентами и что у меня много друзей-практикующих хирургов, готовых подтвердить мои слова и квалификацию.       Джим, кажется, немного замешался. Он стал уверять меня в том, что помнит, что я прекрасный специалист и что я отлично учился, но это не говорит о том, что я готов преподавать. В общем, мы поговорили еще где-то полчаса, прежде чем Джим согласился взять меня на испытательный срок. Я должен был провести несколько лекций у студентов с первого по третий курс в его присутствии, прежде чем он примет окончательное решение. Вот такие дела. Меня немного задели его слова, но я все же был с ними согласен и про себя отметил, что очень доволен тем, что он не предвзят и профессионален. И только после того, как мы обсудили дела, я пригласил его поужинать и вспомнить старые времена. Джим немного замешкался, но в итоге согласился.       Мы договорились встретиться в семь часов в нашем любимом кафе времен студенчества, стоящего на Оксфорд-стрит. А пока я поехал домой переодеться и рассказать Шерлоку о работе. Шерлок воспринял новость о том, что я устроился преподавателем общей хирургии в университет Сент-Джорджа, немного прохладно. Он так же сомневался в моей пригодности в должности преподавателя. Но в отличии от Джима, он аргументировал это тем, что мне будет нелегко в психологическом плане - в моем умении преподавать он не сомневался. Шерлок прямо сказал мне, что беспокоится о том, что мне будет тяжело видеть, как мои студенты будут становиться хирургами и начнут практиковать в то время, как я уже не могу этого сделать. Честно говоря, я был отчасти согласен с его словами.       Но меня поразили его слова о беспокойстве: Шерлок всегда говорит правду, но никогда не говорит о чувствах. Я был тронут его заботой и начал уверять его в том, что справлюсь и что смена деятельности пойдет мне на пользу. Потом я рассказал ему о Джиме. Шерлока очень заинтересовало то, что Джим - мой первый парень, и попросил меня познакомить его с ним. Я был поражен. Шерлок никогда не интересовался моими знакомыми. Тем не менее, я пообещал познакомить их. Затем я пошел наверх, переоделся в привычные джинсы с рубашкой и свитером. Спустился вниз, вызвал такси и поехал на встречу. Мне не терпелось расспросить Джима о его жизни. И что скрывать, мне приятно было вспомнить о том времени, когда у меня все было хорошо и просто. С такими мыслями я подъехал к кафе.