Аларикус

После болезненной, но почему-то, волнительной процедуры, девушке было позволено принять душ, после которого рану обработали и наложили повязку. Потом пришлось снова облачиться в новенькую кадетскую форму и присоединиться к императору за столом. На этот раз Иришка не стала отказываться от еды и съела всё то немногое, что ей предложили. После легкого ужина настроение немного улучшилось. Ушли на задний план все тяжелые и тревожные мысли. И не хотелось думать ни о произошедшем, ни о предстоящем, ни о том, что за окном. Накатила спасительная и сладкая дремота, какая бывает в детстве, после того, как вдоволь наплачешься. Она сидела, подвернув под себя ноги, поглаживая раненую коленку ладонью поверх повязки. А вот Аларикуса, выпившего красного вина, потянуло на откровения. - Ты, наверное, не понимаешь, зачем ты мне здесь? Верно? – начал он. Посчитав её сонное, неподвижное молчание согласием, продолжил: - Всё дело в твоём поведении. Ты ведёшь себя со мной как с обычным человеком. Это непривычно, но мне нравится. Пока нравится. - Что значит «как с обычным человеком»? – подала голос Иришка. - Ты может быть не замечаешь, но ты одна можешь со мной быть упрямой. Подожди … - предостерёг он её, прежде чем она успела что-то сказать. – У меня для этого есть только одно объяснение, но оно настолько невероятно, что ... Впрочем об этом пока рано тебе знать. Но это и правда из ряда вон. Ты же видела Белинду. Такая женщина никогда не согласилась бы родить простого человека. Только лидера. Она шла к этому с подросткового возраста, - пустился он в изложения семейного предания. - Так как мой дед очень богат, а она была его единственной и обожаемой дочерью, ей было позволено призвать на помощь, а лучше сказать, на службу, самых мощных оккультистов. Отца, которого я ни разу не видел, подбирали как королевского кобеля, и все, включая наверное и его самого, знали, что он будет устранен, как только выполнит свою задачу. Чтобы избежать возможности появления у меня брата.Так что я уже родился с определенными способностями, частично врожденными, частично привитыми ещё в утробе. Остальное довершили воспитание и тренировки. В итоге моей воле не может противостоять ни одно живое существо, по крайней мере так говорит Белинда и так я думал до встречи с тобой. После этих слов он встал и подошёл к девушке так близко, что с неё немного слетело это оцепенение. - Я не знаю, верна ли моя догадка, - проговорил он, аккуратно приподнимая её подбородок указательным пальцем, и пристально глядя в глаза. - Но я должен с этим разобраться. Он наконец-то отпустил её и отошёл к дивану. - Считай пока, что ты для меня что-то вроде тренажёра, и я буду оттачивать на тебе умение влиять на человека обычными людскими методами. Он отошёл к окну и какое-то время стоял молча, глядя на улицу. Потом, всё так-же не поворачиваясь, проговорил: - Всё, что тебе дал кто-то другой, этот другой может и отобрать. Белинда умная женщина, наверняка она оставила себе какой-то "аварийный выход", на случай, если я пойду не тем путем, каким ею предназначено. Ты понимаешь, что я говорю? - спросил он, поворачиваясь к девушке. - Что же непонятного, Вы будете на мне тренироваться. Я стану Вашей подопытной свинкой, – не смогла девушка скрыть горькой усмешки. Одним из его способов влияния, и она хорошо это запомнила, была пощечина, которую она получила за то, что оказалась надевать форму. - Я не стал бы это так называть, - поморщился он. - А вот если моя мать узнает о том, что у тебя есть антидот, из тебя и правда сделают подопытное животное. Русские вообще чуть хуже поддаются внушению, но зато основательнее. От его слов девушке стало как-то совсем тоскливо, захотелось уединиться, никому не отвечать и никого не слушать. - Ладно, Руди, у тебя, я смотрю, уже глаза слипаются. Пора спать. Я не дам тебе твоей личной комнаты, это пока рано. Ты будешь спать в моей, на диване. - Спасибо, что не на коврике при входе, - не сдержавшись, буркнула девушка. - Да, кстати, как я уже говорил, у тебя будут большие проблемы, если кто-то узнает, что ты способна со мной спорить. Поэтому, запомни, во имя своей безопасности, что своё упрямство ты мне демонстрируешь только тогда, когда уверена, что нас никто не видит. - Я могу идти? – глухо спросила девушка. - Иди, - кивнул он на соседнюю дверь. – Там ты найдешь всё необходимое. Самым необходимым сейчас было уединение, и его она действительно нашла в просторной зале, по быстрому переоборудованном в комнату. Прямо посреди возвышалась помпезная кровать, вывезенная не иначе как из музея. Чудовищную роскошь оправдывала только глубокая старина. Если бы кто-то осмелился сотворить подобного монстра сейчас, его обозвали бы бездарностью и обвинили в дурном вкусе. Девушка раздраженно передернула плечами и подумала о том, что несмотря на столь тщательное "конструирование" будущего лидера, кое-что важное упустили. Потом она увидела небольшой диванчик в трёх метрах от величественного одра и сон поманил её в свои объятья с новой силой. Кипейно-белая постель с лёгким ароматом лаванды так и искушала снять с себя всё до нитки и забраться в постель голышом, чтобы кожей ощущать мягкое свежее прикосновение. Но, понимая, что в комнате она будет не одна, девушка торопливо переоделась в оставленную здесь же пижаму, которая ей подходила только по длине брюк. Но это уже было не существенно. Ириша нырнула в постель и уснула, едва коснувшись головой пуховой подушки. Спала она так крепко, как уже давно не доводилось. И, видимо поэтому, проснулась очень рано, часа в четыре утра. Рассвет едва брезжил за высоким окном. Аларикус спал в своей жуткой кровати. Она могла видеть его лицо, чуть приподняв голову от подушки. Девушка села и, не вставая с кровати, огляделась. Все окружающая обстановка в неверном утреннем свете казалась совсем невероятной, и этот спящий юноша, в котором сейчас трудно было узнать того самого с плаката, и эти окна от пола до потолка, и кровать с балдахином. Всего этого просто не могло быть на самом деле посреди войны. Она всегда полагала, что по-настоящему влиятельные и могущественные люди спят, и вообще живут, под неусыпным оком охраны. Но в комнате никого не было. Никого, кроме них двоих. Как и вчера в ресторане. Да что в ресторане! Даже туда, в Алёнкину квартиру, немец заявился один, без охраны и без оружия. Глубоко уязвленная его поведением и той ролью, что он ей отвел, девушка, не была готова видеть в его жесте ни храбрости, ни доблести. Ей приятнее и спокойнее было считать, что он лишь проявил свое непомерное самомнение, так демонстративно самоуверенно сунувшись против троих партизан. Он спас её?! Пфе! Да он погубил её! Он, фашист, враг, спас её от собственных соотечественников, сделав тем самым её прокаженной в собственном городе. Вести разлетятся быстро. Её возненавидят все бывшие друзья и знакомые. Вот что он с ней сделал. Он сделал из неё изгоя. Ненависть, так тщательно и старательно разжигаемая ею, захлестнула Иришку горячей волной. Ей захотелось прикончить его за всё, что он сотворил с ней, с её родными и с её страной. Замерев от неожиданной мысли, девушка вновь перевела взор на спящего немца. А почему бы и правда не спасти всех, даже ценой собственной жизни?! Её ничего не стоящей теперь жизни?! Так она отомстит за убитых, спасёт оставшихся и реабилитируется в глазах знакомых. Да, они поймут тогда, что никакая она не подстилка, а просто действовала по заранее продуманному плану, они раскаются в том, что были так несправедливы. А обезглавленная Германия уже не будет столь непобедимой. С замирающим сердцем девушка огляделась по сторонам. Но ничего подходящего на глаза не попалось. Кроме подушки. Ну да, ведь можно задушить его, и он умрёт во сне. Так даже лучше. В глубине души она не желала ему страданий. В чём-то он и сам был несчастным, и может быть своим поступком она спасет ещё и его. Девушка на цыпочках приблизилась к кровати Аларикуса, сжимая свою подушку в руках. Как удачно, что он лежит на спине. Надо всего лишь опустить подушку ему на лицо и подержать. Подержать как можно крепче, чтобы заглушить его крики. Его предсмертные крики. От этих слов, произнесённых мысленно, Иришку мороз пробрал по коже. Ей ещё не доводилось никого убивать. Но она тут же приказала себе думать о предсмертных криках соотечественников, умирающих от пуль вражеской армии. Осторожно присев на край кровати, девушка посмотрела в лицо спящего врага и её решимость вновь ослабла. Ну почему во сне люди выглядят такими трогательными?! Его разметавшиеся волосы, тень от опущенных ресниц, расслабленный рот, всё это делало его похожим на ангела. Внезапно, этот ангел раскрыл глаза, и в предутреннем свете блеснула холодная синева его взгляда. - Ты чего? – спросил он девушку. Иришка почувствовала как сердце заколотилось у самого пересохшего горла, тело перестало ее слушаться. - Ты выглядишь такой напуганной, - удивился парень, приподнимаясь на локте. - И зачем тебе подушка? – переведя взгляд на её руки, спросил он. - Я … я …просто … , - что-то невпопад начала лепетать девушка, с ужасом понимает, что погибнет страшно и бесславно. - А, понял, - улыбнулся он полусонно. - Ложись, - пригласил он, гостеприимно откидывая одеяло, со снисходительностью старшего брата. - Нет, Вы не так поняли, - испуганно замотала головой Иришка. - Ну, ты же за этим ко мне пришла? Или ты хотела меня придушить? – усмехнулся он. - За этим, - решительно «признала» девушка и забралась под одеяло. От страха она начала стучать зубами и парень привлек её к себе и обнял. – Всё в порядке, не бойся, - сказал он ей полусонно. Но девушку колотила дрожь. Их тела отделяли друг от друга всего лишь два тонких слоя шелковой ткани. И это было так близко! Слишком близко. Просто непозволительно близко. От волнения на глаза навернулись слезы. - Спи, я не трону тебя, - успокоил он ее шепотом. – Я и тогда не собирался тебя насиловать, просто мне надо было кое-что проверить. После этих слов Иришка испытала заметное облегчение, слегка отравленное обидой. Она знала, что не очень-то женственна, и все же не готова была признать себя совсем не привлекательной. Словно бы в ответ на её мысли, Аларикус пробормотал, засыпая: - Я вообще не люблю женщин.