"Дорога сна"

Еще немного - и ночь поглотит их целиком. Не будь Локи уверен в том, что одному ему не удастся отсюда выбраться, он бы, наверное, рискнул удрать. Но куда бежать, когда вскоре на несколько часов не станет видно абсолютно ничего? И факел не скрутишь и не зажжешь, если хочешь остаться незамеченным. Пробираться в кромешной тьме, в неизвестном направлении равноценно появлению с повинной в столице прямо к заботливо установленной плахе. Да и кто знает, какие еще сюрпризы готовит эта земля, помимо смертоносного поля? Битых полчаса Тор пытался развести огонь. Пока их с Локи мотало по каменной равнине, на коробок со спичками пролилась вода из разбитой от столкновения с камнем бутылки. Тор перебрал весь рюкзак, чьи внутренности не мешало бы высушить, но не нашел огниво, которое, как он надеялся, могло оказаться среди вещей. Попытка добыть огонь трением камня о камень результата не принесла. - Сними кандалы, - попросил начавший замерзать Локи. – Я разожгу. Тор только отмахнулся. - Сними, - через какое-то время снова обратился к брату Локи. – Меньше всего мне хочется помереть, замерзнув. Но Тор то ли наконец-то научился не доверять брату, то ли поставил себе цель сделать все самому. Отложив камни, он вытряхнул спички на землю и начал перебрать их одну за другой в поисках сухой. Удача благоволила ему, и вскоре Тор поднялся с земли, держа в руках одну-единственную спичку. - Вот об это, - протянул он Локи вместе с ней кусок шероховатой бумаги. - А сам? – хмыкнул Локи. - А сам могу сломать, - спокойно объяснил Тор и принялся доставать из рюкзака спальники. - Я само изящество, - присаживаясь на корточки над местом для костра, заявил Локи. Ужин получился скудным. Готовить Тор не умел, поэтому оставшееся еще со времен завтрака с Бальдром мясо получилось не подогретым, а со всех сторон подгоревшим. Сделать что-то еще помимо этого бог, за всю свою жизнь кухни, кроме разве что полевой, в глаза не видевший, не решился, боясь извести продукты, которых и так было мало, впустую. То, что еще несколько дней назад удивило Локи в брате и чему он тогда так и не смог подобрать определения, сейчас, при виде того, как потомственный конунг и будущий государь Асгарда пытается, подобно кухарке, приготовить еду, сделалось яснее ясного. Локи понял, что в Торе проявилась не только человечность, но и несвойственная богу их мира покорность. Брат совершенно безропотно принимал все, с чем им с Локи пришлось столкнуться за последние дни. Он не роптал, когда нечего было есть, а Бальдр с провизией, как понял Локи, из-за неточного приземления мог их и не найти. Тор не жаловался на явный недосып, хотя, вроде бы, привяжи неразумного брата к молоту и ложись спокойно спать – тот, даже если захочет, убежать не сможет. Даже там, на равнине, Тор не пытался выиграть бой с каменной преградой – он старался защитить от нее Локи, не позволить ему не то что погибнуть, а даже получить ранение. И Тор молчал. Это настораживало Локи сильней всего. Брат и раньше делал больше, чем говорил, а если и говорил, то, несмотря на краткость, всегда объясняя суть дела. Но сейчас его молчание угнетало, не позволяло понять, что происходит. Поэтому, когда за ужином брат завел разговор, Локи сперва не сразу сообразил, что за этой попыткой не стоит ничего, кроме обычного желания скоротать время. - Ты же вроде не должен мерзнуть? – вертя в руках почерневший кусок мяса, спросил Тор. - Ты управляешь молниями? – аккуратно сдирая с мяса подгоревшую корку и отбрасывая ее в сторону, спросил Локи. - Да, - кивнул Тор. - А если тебя током ебнуть, тебе как будет? Тор не ответил. Разговор не клеился. Братьям давно уже нечего было обсуждать. Прошли те времена, когда младший брат с восхищением и обожанием следил за тем, как старший разучивает новые приемы боя на тренировочной площадке, а затем, вечером, с замиранием сердца разбирал их с ним по движениям. Померкли в памяти устраиваемые отцом балы и пирушки. Хмельные споры о политике и противостояние по поводу женщин сейчас казались пустой болтовней. Совместные военные походы каждый из братьев помнил по-разному. - А помнишь, как мы ходили в западные земли? – с воодушевлением начал было вспоминать Тор. - Дай-ка подумать… Это там, где потребовалось иллюзией увеличить наше войско вдвое?.. - Ну… Да… Там же… - Напугать противника численностью, - Локи покивал головой. - Как же, помню. Тебя после того похода неделю на пирах чествовали. - Я… - Не как я, - напомнил Локи и сквозь зубы добавил: - Кому-то воевать, а кому-то колдовать. Дальше разговора не получилось вообще. О чем бы ни спрашивал Тор, Локи, словно не слыша его, молчал, даже не поднимая на брата взгляд. Упоминание прошлого сыграло с ним странную штуку: Локи перестал цепляться и обращать внимание на Тора, погрузившись в раздумье. Недоеденный им ужин остался лежать у костра. О чем он думал или же что вспомнил, старший брат спросить не решился. После того, как с трапезой было покончено, Тор собрал весь мусор и выкинул его в костер. А затем, не забыв приковать брата к молоту, полез в спальник. Несколько минут перед тем, как уснуть, он все ждал, что Локи очнется от своих дум и бросит ему какую-нибудь колкость по случаю, что он наконец-то позволил себе сон. Но ее не последовало, и, проваливаясь в черное забытье, Тор даже не понял, лег ли Локи спать. В детстве она часто приходила к нему во сне. В мучавших его кошмарах она всегда появлялась как защитница, а наяву он любил ее больше всех тех, кого Локи когда-либо позволял себе любить. После разрушения Радужного моста он начал видеть ее в кошмарах. Локи никак не мог рассмотреть ее глаз, но неизменно боялся одного – что когда-нибудь это придется сделать даже против собственной воли. И то, что он сможет в них прочесть, заставляло его просыпаться в холодном поту. Ее голос он узнал бы из тысячи других. Тихий, спокойный, вкрадчивый. Словно убаюкивающий. Ребенком он любил под него засыпать. Сейчас голос Фригг звучал несколько иначе. Мать была чем-то встревожена. Все так же тихо, но с нотками волнения, она что-то разъясняла кому-то. Ее внимательно слушали, не перебивая. Локи помнил, что в доме отца немногие из женщин имели право голоса. И мать не была исключением. Скромная, без желания выделиться на общем фоне придворных дам, она никогда не повышала голоса и не позволяла себе перебивать оппонента или лезть с советами, как это часто делала Сиф. Со временем к этому настолько привыкли, что даже если мать и хотела высказать свое мнение, ее просто не слышали. Тот, с кем разговаривала Фригг, иногда согласно хмыкал в ответ. Даже когда в голосе матери зазвучали недовольные нотки, собеседник не осмелился ее перебить. Локи прислушался. - Она защитит, - говорила Фригг. – Конечно, она защитит. Неужели она позволит обидеть свое дитя?! Я мать – я знаю, она так никогда не поступит. Ты должен мне верить. Послушай… Послушай внимательно. Все, что я делала, я делала только из моей любви к тебе, к вам… Локи боялся пошевелиться. Он уже давно понял, что мать не снится ему, что она каким-то невероятным образом оказалась здесь, вдалеке от столицы, от родного и безопасного дома. И несомненно разговаривает с Тором. Сердце глухо и часто билось в груди. Дышать сделалось трудно. Мысль о том, что Один послал за ним Фригг, казалась чудовищным бредом, но кроме этого объяснений, почему одна из главных богинь Асгарда находится здесь, у Локи не было. - Я научу, как надо поступать, - тем временем взволнованно продолжала мать. – Я уверена, ты сможешь… - Откуда ты знаешь? – прозвучал голос Тора, и Локи уловил в нем растерянность и смятение. - Я была у нее, - тихо ответила Фригг. – Еще до твоего рождения. Я не могла не… Это такая честь… Такая ответственность, что я не могла себе позволить ошибку! Я же должна была тебя защищать. От всего. Любыми способами. Послышались шаги. Тор подошел к месту, где стояли рюкзаки, и стал что-то искать. - Мой бедный мальчик, - услышал Локи у себя за спиной материнский голос. «Один Всеотец…» - непроизвольно вспомнились слова обращения к верховному богу, но Локи быстро одернул себя. В груди свернулся тугой ком. Хотелось проснуться и понять, что матери рядом нет, что это один из кошмаров, не перестававших мучить после его ухода из Асгарда. Обида и злость мешались с желанием развернуться к матери лицом, уткнуться ей в колени и лежать так до тех пор, пока вокруг все само собой не разрешится. Хотелось верить, что мать сможет защитить его, словно ребенка, от отцовского гнева, что она не даст асгардцам насмехаться над тем, кто по праву рождения должен повелевать и править. И только чувство всепоглощающего стыда не позволило Локи поддаться своим желаниям. Память о том, что в последней битве с йотунхеймцами мать приняла сторону чудом вернувшегося из Мидгарда Тора и поверила ему быстрее, чем Локи, а также то, каким удивленным и непонимающим взглядом окинула она своего приемного сына, придало Локи злости, а вместе с ней сил. Мать коснулась лба Локи рукой, ласково отводя в сторону упавшую на лицо прядь волос. - Где он получил этот шрам? - Не знаю, - отозвался Тор и добавил, словно ребенок, оправдываясь перед матерью: - Я его не бил. - Береги его, - произнесла Фригг, поглаживая Локи по волосам. - Да куда уж больше-то?.. – буркнул Тор. - Как же я так не доглядела за тобой? – то ли Локи, то ли саму себя спрашивала Фригг, сидя рядом с сыном. – Как же я допустила этот кошмар? Какая же я мать после этого?.. - Мам, перестань, - тихо попросил Тор. Локи хотел сказать ей то же самое. Даже не видя, он чувствовал, что мать плачет – тихо, без всхлипов. Мысленно он смотрел на ее доброе и умное лицо, видел ее слезы, и это оказалось хуже всего, что он испытал до этого момента. Даже разочарование отца ударило не так больно, как материнская любовь и ее всепрощение. Злость, пришедшая на смену растерянности и жалости, закипала в Локи против его воли. Она рвалась наружу в жажде снести все вокруг себя, разрушить, повергнуть в прах, а после - чтобы сердце вдруг опустело, став легким и неощутимым. Но вместо этого Локи делал вид, что спит, и благодарил свою способность к обману за то, что ни мать, ни брат до сих пор этого не заметили. - Нашел, - сказал Тор, поднимаясь от рюкзаков. – Она? - Она, - ответила Фригг, последний раз проведя по волосам Локи. - Мам, не плачь, - попросил Тор. – Все будет хорошо. - Да, - слишком поспешно согласилась Фригг. – Все будет хорошо. Давай ее сюда. - А я уж было хотел ее выкинуть – думал, какая-то хрень случайно в вещи попала. - Я не стала рисковать жизнью Бальдра и рассказывать ему, что он везет. Мальчик и так подставился под удар. Надеялась, вы сами все поймете. «Да как же, поймет он», - зло и горько усмехнулся Локи. Очень хотелось обернуться и посмотреть, что же мать с братом делают. Фригг что-то рассматривала, а Тор стоял рядом и ждал. Наконец в руках богини щелкнуло, и Локи даже в ограничивающих кандалах почувствовал сильнейший поток магии. - Да ты ж, еб твою, семикрылый!.. – от удивления выругался Тор, но тут же спохватился: - Извини, мам. Родная для Локи магия постепенно разливалась вокруг. Она обволакивала и убаюкивала, дарила чувство покоя и защищенности, обещала силу и уверенность. Казалось, сейчас и кандалы не смогут помешать Локи воспользоваться тем, чем он промышлял до сих пор – только обернись, протяни руку к чему-то неведомому, но невероятно желанному. Наверное, так же, подумал Локи, как он магию, Тор любит свой молот. - Пойдем, - произнесла Фригг. – Я покажу, как им пользоваться. Когда шаги стихли, Локи позволил себе открыть глаза. Остатки магии, шлейфом тянувшейся от неизвестного предмета, унесенного Фригг, еще ощущались вокруг. Локи прислушался к ним, силясь понять, что же за предмет мать отдала Тору, но не преуспел - то ли кандалы мешали, то ли вещь сама по себе была древней всего, о чем читал и что изучал Локи. На одном из рюкзаков лежал расстегнутый намордник. Недолго думая, Локи взял его и приложил к лицу. Закрыть его, как и открыть, сам он не мог. Зато сделать вид – вполне. Когда мать с братом вернулись обратно, ему уже удалось взять себя в руки и морально подготовиться к этой встрече. Мать охнула и почти подбежала к сыну, упала ему в ноги, обняла за колени. Локи сидел на камне, сложив перед собой закованные в цепи руки и опустив взгляд. На мать он не смотрел. Сперва вознамерившийся снять в него намордник Тор остановился, заметив настроение брата. Фригг изредка поднимала голову с колен Локи и влажными от слез губами целовала его руки. Она ничего не говорила, только беззвучно плакала. Проявивший благоразумие Тор сперва отвернулся, а затем и вообще куда-то ушел. А Локи сидел и терпеливо ждал, когда закончится эта мука. Его раздирало между желанием крикнуть матери: «Смотри, что ты натворила!» и все той же жаждой упасть перед Фригг на колени и разрыдаться за свою же собственную глупость и малодушие. Что именно натворила мать, Локи объяснить не мог даже самому себе. Но обида на Фригг крепко укоренилась в его сердце, и даже сейчас, когда душу рвало на части, она никуда не делась. Она могла бы, думал Локи, могла бы… Могла бы что? Рассказать, кто он? Предупредить о намерениях Одина? Вовремя заметить, какое панибратское и пренебрежительное отношение к Локи во дворце даже у рядовых слуг? А что бы она сделала? Локи вспомнил, как Всеотец расправлялся с врагами и теми, кто осмеливался его ослушаться, и понял: даже если Фригг и знала обо всем, что с ним происходило, она бы ничем не смогла бы ему помочь. Даже простое сочувствие усугубило бы ситуацию – Один мог решить, что жена больше благоволит приемному ребенку, чем родному сыну, а к чему бы это привело, Локи думать не хотелось. Но даже когда вернулся Тор, Локи не поднял на мать взгляда – так и сидел, опустив голову и рассматривая застежку на плаще, с которой кусками слезла краска. - Мам, тебе пора, - нерешительно произнес Тор, касаясь плеча Фригг. Женщина отняла лицо от колен Локи и, не став пытаться поймать его взгляд, протянула руку и погладила сына по щеке. - Всеми богами и святыми заклинаю тебя, сын мой, - голос ее дрожал. – Прошу… - она не могла договорить. - Мам?.. – Тор переминался с ноги на ногу у нее за спиной. - Локи, - позвала Фригг. На облезлой застежке было четыре места, где еще держалась краска. Краска была матовой, черной. Видимо, плащ был очень старый и прежний хозяин часто им пользовался, потому что Локи чудилось, что даже сейчас он может чувствовать ту ауру, которая исходила от этой одежды – ощущение чужого, присутствие человека. Этот некто был очень нерешительный и то застегивал плащ, то расстегивал, то опять ему мнилось, что на улице холодно… Не будь на нем кандалов, Локи мог бы даже воспроизвести образ прежнего обладателя плаща. Но сейчас магия так некстати была недоступна. А ведь в былые времена… - Мам, время, - напомнил Тор. - Локи, - голос Фригг окреп. Мать приняла решение. Она взяла руки сына в свои и, еще раз поцеловав их, попросила: - Локи, что бы ни случилось, ради меня, ради моей любви к тебе, прошу, во всем слушайся Тора. Помогай брату... - Она хотела сказать что-то еще, но вздрогнула, поняв, как это может прозвучать. Но все же решилась. - Это ваш единственный шанс выжить, - произнесла Фригг. - Мам, я за тебя волнуюсь, - обнимая ее на прощание, пробубнил Тор. - Пустое, - поцеловала его в щеку Фригг. – Неужели ты думаешь, что только воины в Асгарде способны постоять за себя? - Мам… - смутился Тор. - Не забывай, - Фригг сделалась серьезной, – я одна из верховных богинь Асгарда. Я жена Одина, - и тут она улыбнулась. – Как думаешь, долго бы я протянула в статусе любимой жены, если бы не умела держать удар? Тор еще раз обнял ее, прижал к себе, и какое-то время казалось, что он не собирается ее отпускать. Так они стояли: громадный воин и хрупкая женщина, соединенные в прощальных объятиях. - Помни о том, что я тебе сказала, - произнесла Фригг, когда сын все-таки отпустил ее. – Не сомневайся – она поможет. Ушла она очень быстро: скользнула в сторону и, укрывшись магией, исчезла вдали еле различимым туманом. Ни до, ни после ее ухода Локи так и не смог понять, что же такое она передала Тору. Никакого чужеродного предмета в поле видимости не было, а исходившая от него аура так больше и не проявлялась.