"Дорога сна"

Орм был родом из этих мест. Когда-то давно, еще в войну с Йотунхеймом, плененный жаждой славы и побед и вовремя рассчитавший, на чьей стороне преимущество, он сражался за асгардцев, за что Один пожаловал ему титул и бессмертие. Со временем, познав честолюбивые стремления слуги, Всеотец сделал его одним из своих приближенных. Ёрд же прокляла Орма, назвав трусом и предателем того, кто, не считаясь с жизнью, ради своих интересов сеет вокруг лишь смерть. Прошло много лет, но дорогу к Храму начальник стражи помнил лучше, чем извилистые коридоры замка в центральном Асгарде. В его памяти навсегда остались картины страшных битв, забравших не одну жизнь его соплеменников. Помнил он и день победы, когда Ёрд пожелала воздвигнуть Дом для всех, кто захочет мира и придет к ней с этим желанием. В те времена Орм, не задумываясь, поддержал Одина. Свой народ он считал малодушным и слабым, полагая, что сила, которую приписывают служителям Ёрд и которой так опасается Всеотец, принадлежит никак не людям, а земле; что сами по себе они не могли ни создавать, ни разрушать. Отсутствие последнего навыка больше всего вызывало в Орме презрения. Себя он давно считал асом. За деревней, которую удалось обогнуть незамеченными, начались дороги. Орм помнил их еще целыми, теперь же они превратились в непроходимые леса, кишащие неизвестно кем рожденными существами. Каждый из воинов был предупрежден, что громко разговаривать в этих землях опасно. Об обрядах казни и о том, в качестве чего используются преступники после своей смерти, Орм знал особенно хорошо. В их с Ёрд последнюю встречу богиня поклялась: попадись он ей - отправится туда же, куда последовали все неверные. - Можно отправить разведку, - предложил начальник стражи конунгу. - Я не буду, подобно трусу, подбираться к ним исподтишка, - ответствовал Один, но в голосе его не было уверенности. И чем сложнее становился путь, чем больше отряд встречал препятствий, тем чаще соглашался конунг со своим слугой. Твердое решение, что вперед необходимо выслать дозорных, которые после смогут доложить, как обстоят дела у беглецов, какова их численность и есть ли преимущество в силе, было принято после того, как одного из воинов чуть не задушило каменное изваяние, воздвигнутое посреди выжженной дотла поляны. - Думаешь, это их ловушка? – спросил Один, поглядывая на сброшенную с постамента статую, постепенно поглощаемую землей. - Все возможно, - уклончиво ответил Орм. Когда лес остался позади, последовал приказ, не разбивая лагерь, отдохнуть. - Семеро, - указав на конкретных воинов, приказал Всеотец. - Зачем так много, мой господин? – Орм привычно, по-вороньи, склонил голову набок и почти с любопытством посмотрел на конунга. – Двое мальчишек. И, прошу заметить, Тор не будет использовать в этих землях Мьельнир. Один неторопливо прохаживался мимо начальника стражи, словно заново вспоминая, каково это – пешему ходить по земле. Орм, зная, что Всеотец не любит давать поспешных ответов, молча ждал. - Семь мало, - наконец-то озвучил свою мысль Один, чем еще больше удивил начальника стражи. - Я не понимаю, мой господин. - Отправь всех, - приказал Один, останавливаясь и, заложив руки за спину, вглядываясь в уходящую за горизонт даль. - Всех? – переспросил Орм. Один не ответил. Он не любил повторять приказы дважды. Еще больше он не любил объяснять свои поступки. Лес закончился. Несколько раз земля вновь стремилась поглотить обоих асов, но Локи с его превосходным чутьем всегда предотвращал возможный печальный исход. В остальном большую пользу приносил сын Вегарда. Тьяльфи, выслушав наутро отповедь «благородной Торгерд» о своих навыках проводника и выдающихся способностях хвастуна, поутих с разговорами и впредь задолго до очередной опасности предупреждал своих спутников о том, что может произойти в том или ином месте. Лесостепь началась с привала. Тьяльфи, который больше не удивлялся тому, что в ведомой им паре готовит мужчина, сам помогал Тору с едой. Невдалеке от них ходил Локи, следя за тем, чтобы не произошло неожиданного нападения. - Принеси хвороста! – негромко крикнул Тор брату. - Я занята, - огрызнулся Локи. - Она не очень-то добра, - тихо обратился к Тору Тьяльфи, когда тот вернулся с охапкой сухих веток. - У нее жизнь была трудная, - отозвался Тор, искоса наблюдая за братом. Локи ходил кругами вокруг лагеря, заложив руки за спину, как это частенько делал Всеотец, и бубня себе что-то под нос. - Вы ее сильно любите? – не унимался Тьяльфи. Тор с трудом кивнул, не в силах ответить словами. - Она, наверное, вас тоже, - продолжил сын Вегарда, подкладывая веток в костер. – Никогда не видел, чтобы женщина так перечила мужу, но при этом всегда оставалась с ним рядом. Мне Рёсква говорила, что если женщина ворчит, но не уходит, значит, любит и не станет искать того, кто ей больше по нраву. - А мужчина? – не удержался от вопроса Тор. - Что мужчина? - Мужчина, если… Если ворчит, но не уходит?.. Тьяльфи пожал плечами. - Я бы ушел. Зачем быть с кем-то, кем ты постоянно недоволен? - Угу, - согласился Тор. После ужина Локи продолжил свое наблюдение. Прислушавшись, Тор понял, что брат без применения магии, словно молитву, читает охранные заклинания. Он больше не боялся, что Локи попытается сбежать. В глазах брата читалось все что угодно, только не мысль о побеге, словно Локи смирился со своей участью или же, что казалось Тору более вероятным, вынашивал план, как можно будет избежать наказания в дальнейшем. - Холодает, - поежился вернувшийся из кустов Тьяльфи. – А дальше еще холоднее станет. Чем ближе к Храму, тем сильнее. - Не мерзнут? – кивнул на босые ноги Тор. - Нет, - с улыбкой покачал головой сын Вегарда. – Я привычный. Вот сверху что-нибудь накинуть не помешало бы, а это, - он махнул рукой, – это пустяк. А вы мерзнете? Тор кивнул: - Там, откуда я родом, носят обувь. - Отец рассказывал, - предупредил дальнейший рассказ Тьяльфи. – Думаю, богиня не прогневается, если вы наденете вашу обувь. Вы же не местные. - Слушай, а ты далеко заходил в этих местах? – поинтересовался Тор. - Я видел Храм, - горделиво заявил Тьяльфи. – Издалека, - немного поубавив пыл в голосе, пояснил он. – Нам туда без служителей нельзя. - Почему? - Опасно. Мы не боги, мы люди. Это асгардцы туда могут дойти, и то лишь верховные. Но отец говорил, что и они не решаются. - Богиня не любит незваных гостей? - Она не любит тех, кто причиняет зло, - авторитетно заявил Тьяльфи и с меньшей уверенностью продолжил: - А там, где асы, там всегда зло. - Спать, - раздался у них за спиной голос Локи. - Тебе охранять, - кивнул Тор Тьяльфи. - Я только спальник свой заберу, - смущаясь, сообщил сын Вегарда, посматривая на спутников. – Холодно сегодня без него ночь сторожить. - А мы в чем спать станем? – недовольно спросил Локи. – Третий у нас сожрали. - Ну… - Тьяльфи замялся. – Вы же супруги… - В одном поспим, - пресекая дальнейшие реплики брата, сообщил Тор и обратился к Локи: - Пойдем. Локи, метнув в сторону Тьяльфи уничтожающий взгляд, последовал за братом. Лежащий у костра спальник показался Тору насмешкой судьбы. Это непонятно откуда взявшееся ощущение моментально укрепилось, как только рядом с костром появился Локи. Младший брат присел у огня на корточки и, взяв в руки тлеющий прутик, начал водить им по земле. Тору было знакомо это состояние, когда не знаешь, что сказать и сделать, и вот так же, как сейчас Локи, прячешься за бессмысленными действиями. Такая простая задача, как лечь в спальный мешок, сейчас казалась Тору самой невыполнимой из всех тех, какие только были в его жизни. И виной тому - Локи. Брат явно не хотел залезать туда первым, а возможно, и вообще не собирался ложиться спать. И если раньше Тор, привыкший решать все за двоих, не стал бы задумываться над причинами такого поведения, сейчас он, будучи не в состоянии выкинуть из головы настойчивое воспоминание о пьяном поцелуе в доме Вегарда, поневоле втянулся в размышления о происходящем. В то утро он вывел, как ему казалось, единственно верное оправдание случившемуся – брат был пьян. Локи в обличии женщины на празднике Ёрд мог потерять голову. Дальше этих мыслей Тор заглядывать отказывался. Но, несмотря на уже составленное о поступке брата мнение, Тор не мог заставить себя влезть в спальник. Как не мог он и, уподобившись трусу, не сделать этого. - Ложись спать, - обратился он к Локи, стоя рядом с мешком. - Сам ложись, - спокойно отозвался брат. Его голос, лишенный привычных язвительных интонаций, пугал больше, чем сама мысль о повторении случая в доме Вегарда. Тор неожиданно понял, что Локи волнуется. Вот так, просто и незатейливо. А ведь Тор уже начал отвыкать от того, что когда-то интуитивное взаимопонимание, невзирая на разность характеров и мировоззрений, было для них почти нормой. До тех пор, пока Локи не начал хитрить и всевозможные его личины не скрыли от Тора истинную сущность брата. Тору казалось, что он даже сумел ухватить нужную ему нить размышлений, и запутанный и неприятный для него клубок мыслей вот-вот размотается. Ведь была же причина, почему брат начал врать?.. - Все еще боишься, что сбегу? Неожиданно Локи, не глядя на брата, поднялся от костра и, сняв с себя плащ, полез в спальник. Тора бросило в жар - сейчас ему надо будет забраться следом. Спальные мешки, что привез из казарм Бальдр, были рассчитаны на то, что в случае необходимости в них смогут поместиться два воина. Не отличавшийся крупным телосложением Локи занимал не так много места. Тор, для которого нынешняя ситуация стала почти личным вызовом, снял рубаху, стянул через голову кофту и нырнул в спальник, оказавшись прижатым спиной к спине брата. Лежал Локи как каменное изваяние: казалось, захочешь сдвинуть с места - и не сдвинешь. Рядом с ним было тепло, и любое движение казалось лишним, тревожащим покой брата, почти что интимным. Если бы не тот поцелуй, Тор даже не думал бы ни о чем-то таком, но сейчас он не мог без мысленных чертыханий перевернуться на тот бок, на котором ему было удобней лежать. Сильно клонило в сон, и вскоре, пригревшись, Тор все-таки заснул. Всю ночь Тор прижимался к нему спиной. Локи чувствовал, как брат спокойно и размеренно дышит во сне. Поспать самому практически не удалось. До самого рассвета Локи не знал, как отвлечься от мысли, что некогда столь желанное тело находится так близко, не позволяя расслабиться. Немилосердная память твердила, что когда-то Локи млел лишь от одного прикосновения брата к себе, и это злило. Воспоминания о своей юношеской, такой позорной для асгардского воина влюбленности доводили Локи до бешенства. Всю ночь провел он в терзаниях, захлебываясь стыдом и ненавистью к себе, а к утру раздражение и нервное напряжение достигли апогея. Локи не выдержал и попытался выбраться из спальника, нарочито резко дернув рукой и задев брата. Но Тор не проснулся. Подмяв под себя часть мешка, он резко развернулся и, неразборчиво буркнув, сгреб брата в охапку, с силой прижав к себе. Снилось ему что-то приятное. Тор, уткнувшись брату носом в макушку, улыбнулся, одновременно поерзав на месте. Локи забыл как дышать. Ночные терзания вмиг оказались забыты, стоило только почувствовать упершийся аккурат в задницу утренний стояк брата. Первоначальная растерянность постепенно сменилась раздражением, а затем, стоило Тору слегка потереться о брата, возбуждением. Локи дернулся в попытке отстраниться, но Тор, которому нравилось прижиматься к теплому и мягкому, лишь сильнее обнял. Выбраться оказалось непросто. Узкое пространство спальника и крепкая хватка брата вынудили Локи начать отчаянно вырываться. И только получив затылком по лицу, Тор проснулся. Какое-то время он не понимал, что происходит, и лишь когда Локи заорал на него: «Дай мне встать!», Тор, моментально осознав, что произошло, в испуге дернулся и разжал объятия. Локи быстро вылез в утреннюю прохладу и, отойдя в сторону, остановился, переводя дыхание. Тор сел в спальнике, обхватив голову руками, не зная, что сказать или же сделать. Он никогда бы не полез к брату, никогда бы не стал его обнимать даже в поисках тепла, и уж тем более не хотел он, чтобы Локи, проснувшись, ощутил, как брат прижимается к нему со столь недвусмысленным желанием. Тор вспомнил, что ему снилось, и густо покраснел, пытаясь понять, не позволял ли он себе чего лишнего по отношению к Локи, пока не различал грань сна и реальности. - Завтра спать будешь с этим олухом, - резко произнес Локи, руша все надежды Тора на то, что в этот раз, как и в прошлый, младший брат сделает вид, будто ничего не произошло. – Может, ему, как твоему верноподданному, такое и понравится. Тор, путая распустившиеся во сне волосы, провел ладонями от затылка до лица, словно закрываясь от услышанных слов. - Локи… - Извини, я же не воин – не знаю, как у вас там, в казармах, принято. Разговаривать сейчас было бесполезно: в бешенстве Локи ничего не слышал и никого не воспринимал. К такой манере брата Тор привык еще дома, поэтому сейчас молча вылез из спальника и пошел облегчиться в кусты. Он знал, что брат не простит подобного унижения и в дальнейшем обязательно припомнит и даже, возможно, отомстит. Объяснять Локи, что ничего предосудительного он не желал, казалось Тору полной глупостью – ведь спал же, подумаешь… На звук голосов пришел Тьяльфи. Кутаясь в накинутый на плечи спальник, он сонно улыбнулся Тору и поклонился развернувшемуся к нему вполоборота Локи. - Утро доброе… - зевнул Тьяльфи. - Не выспался? – подходя к нему, ядовито обратился Локи. Тьяльфи изумленно моргнул. Тор сделал шаг в сторону застывших друг напротив друга мужчин, но неожиданно замер. Пришедшая ему в голову мысль вмиг парализовала тело. - Сильно хочешь к асам? – продолжил Локи, глядя мальчишке в глаза. – Хочешь узнать, кто они такие? Тор понимал, что нельзя позволить Локи, которому не терпелось на ком-то выместить ту злость, которую он почему-то не стал изливать на брата, продолжить речь, но то, что он сам неожиданно осознал, лишило его дара речи. - Я… - открыл было рот Тьяльфи. - Ты, - согласился Локи и развернулся лицом к Тору, подмигнул: - Не Джейн Фостер, - протянул он с гаденькой улыбкой на лице. – Но в походных условиях сойдет, как считаешь? - Вы о чем? – переводя взгляд с одного брата на другого, растерянно спросил Тьяльфи. - Давай, - хохотнул Локи, подхватывая плащ и направляясь в ту сторону, откуда пришел стороживший их лагерь сын Вегарда. - Посвяти пацана в воины. Тор глядел вслед удаляющемуся брату и не мог избавиться от удушающего понимания того, что совсем не веселые шутки Локи о дурных нравах ребят из казарм и тот поцелуй имели одно-единственное объяснение: Локи считал конечной целью их путешествия собственную смерть.