***
Мираж не торопился в Родион, как будто в Аяконе чувствовал себя защищенней. Смешно: если его выслеживает глава службы безопасности Каона, прятаться в столице не более осмысленно, чем гонять кругами через таможенные посты, ожидая, пока тебя опознают. Мираж был в розыске и тут, и в Каоне, да и Родион, город-спутник, жил по аяконским законам, а значит, там его тоже могут попробовать арестовать. Правда, там и укрытие нашлось бы получше подвального бара в чистеньком районе, однако Мираж не смог сопротивляться Аякону. Здесь, по сравнению с местом назначения, было... шумней. Красивей. Здесь колесило меньше патрулей, чем в вечно беспокойном Родионе, зато царило иное движение, в котором легко было раствориться... изящное мельтешение отполированных дверец, крыльев, спин. Столицы не касалась ржавчина, ее поверхность не бороздили трещины усталости. Мираж редко бывал в Аяконе не по делу, о чем жалел всякий раз, оседая на цикл-другой – присмотреться к месту, которое предстоит обнести, или к меху, который вскоре лишится чего-то ценного. Но в том, чтобы не позволять себе слишком расслабляться, Мираж находил особый шарм. Даже сейчас он размышлял о словах Праула: необычный вызов, еще более серьезный, чем проникновение в резиденцию Прайма... интригующая идея сама по себе, и для ловушки – слишком сложный, а точнее, совершенно бесполезный ход. Прижать Миража можно было в Каоне. Праул играл там на своей территории. Пойманному вору могли пришить что угодно, хоть покушение на Прайма, засадить на целую вечность... Зачем отпускать его и приглашать в Родион? Он узнает, если съездит туда. Теперь и добираться недалеко... Он покрутил в руках узкий стакан с коктейлем, прозрачным сверху и мутноватым внизу. Пальцы стали прозрачными на долю клика, так же преломляя сияние, как грани стакана, а потом он встрепенулся и вновь сделал их белыми. Сотая доля процента ресурсов центрального процессора – ради того, чтобы его не узнали случайные встречные. Вдруг тут сидят фанаты дезактив-гонок – место приличное, но есть ведь среди поклонников мехи вроде Персептора, эстеты-дегенераты из слоев повыше! Или копы. Аяконские копы тоже могут отдыхать в баре после смены. Кажется, скоро единственным городом, в котором его не будут разыскивать, станет Гармонекс. Мираж не творил беспорядков там, где жил. Не попадался – подделывал иной почерк, чтобы на него не повесили его собственные кражи, – но чаще просто не воровал. На Кибертроне должно быть хоть одно спокойное место, где он точно может отдохнуть. Нет, он неминуемо окажется в списке планетарных преступников после того, как Праул раскроет его вторжение на территорию Прайма, и тогда больше нигде не будет спокойно. Но пока что всем в Гармонексе на него налить. Да благословит Праймус кибертронское законодательство и свободную волю городов-государств... Мираж допил и подозвал бармена, чтобы заказать еще. Тот подкатил и укатил, даже толком не взглянув на него. Миража это устраивало. Еще одна причина, по которой бывшему мелкому воришке лучше отдыхать в Аяконе, – он выглядит как местный. Броня отполирована и ухожена, стильный корпус – повод лишь завистливо вздохнуть, а не зажать в проулке и докопаться... Мираж научился держаться в аяконском обществе, и подтверждение его достижений – то, что никто не оборачивается на него в таких местах. В каком-нибудь Нионе он вынужден вести себя иначе, быть гонщиком среди гонщиков, громче, импульсивней, агрессивней, чем ему нравилось. Бар хотя и занимал совсем не элитное пространство в подвале одного из административных зданий аяконского центра, был уютным и с живой музыкой – почти как в Гармонексе. Мираж привык к концертам с тех пор, как перебрался туда. Он обустроился там после того, как освободился от связывавшего с Персептором контракта. Тогда еще он не был уверен, станет ли Персептор шантажировать его или разыскивать, а после – ему понравилось в городе музыки и искусства, и он решил остаться. Последние двести лет были... удивительно спокойными. Без преувеличения прекрасными. А теперь вылез какой-то Праул... Белый мех с голубым визором пел, устроившись на краю сцены. Он сидел, закинув ногу на ногу, чуть откинувшись назад, покачивал стопой, и пел... что-то грустное о далеких звездах, глубоким голосом, улыбаясь краем губ и обводя взглядом зал. На него смотрели, даже заглядывались, потому что тон, безусловно, цеплял что-то в искре, потому что он не вульгарно, но пластично двигался; а он смотрел в ответ. Мираж поймал мерцание визора и удивился: певец разглядывал его, продолжая покачиваться в такт музыке, а не скользил взглядом дальше. Альтмод исполнителя тоже был гоночным, и, должно быть, он просто отметил редкое сходство цветовой гаммы. Правда, у него была пара сине-красных полос на честплейте вокруг порядкового номера, похожая на памятную разметку, но кроме них – лишь темный шлем и темные пальцы, сжимающие микрофон. В остальном – белый, но не блестящий, а будто матированный металл. У Миража почти такой же паттерн, хотя линии корпуса куда изящнее: все-таки он болид, а не просто скоростная моделька. Элита среди гонщиков. Новички с трасс, встречая Миража, по умолчанию считали его одним из чемпионов – просто за то, как расположены его колеса. Что ж, функционалистская пропаганда со стороны правительства только поощряет эти стереотипы, и чаще всего они играли Миражу на руку. Перед ним поставили новый стакан, и Мираж поднес его к губам. Тогда же взгляд исполнителя соскользнул с него, исследуя зал дальше. Эта потеря внимания оказалась вполне ощутимой – голубой изломанной формы визор смотрел пронзительно, будто оставляя мелкие царапины. Миражу буквально пришлось покоситься на собственный наплечник, чтобы удостовериться, что с покрытием все в порядке. Вскоре музыка закончилась, голос плавно затих, обретая все больше эффектной хрипотцы и превращаясь, наконец, в шепот. Ближайшие столики захлопали. Мираж частенько бывал в местах, где предпочитали улюлюканье, и там пара неприличных предложений в певца уже полетела бы, ведь известно, зачем гонщики – быстрые, подвижные, изящные – идут на сцену. Тут публика была сдержанней, но это не значит, впрочем, что никто из присутствующих не рассматривает монохромного певца как объект. А будь они сейчас в элитном клубе, куда допускались лишь мехи уважаемые и состоятельные, после выступления начались бы торги, скрытые, в личных сообщениях распорядителю, как на аукционах. Мираж заглядывал – по работе – и в клубы для высших классов, и на аукционы, так что мог сравнить. Он отвлекся от сцены. Пора было спланировать приезд в Родион. Куда он пойдет? Что будет делать, если его все-таки захотят поймать? Интриги высшего командования предсказать сложно, может, Праул задолжал столичной службе безопасности – и отдает долг известным вором? Как быть, если все так и есть? Мираж никогда не просил у Персептора вооружение, ну а нынешнее строение попросту отметало возможность его интеграции. Да и не умел он ни стрелять, ни драться в ближнем бою. Поздновато спохватываться. Хоть телохранителей себе, ха, нанимай... Стелс все еще при нем. Остается, как и раньше, ставить на него. Мираж не раз пробирался в такие места, где воров точно поджидали, и ведь как-то выходил целым и невредимым, да еще и с добычей, справится и сейчас. Просто интересно узнать, что кроется за словами советника по безопасности Каона, который позволил ему спереть памятную игрушку Сентинела Прайма. – Эй! – раздалось совсем рядом. – Ты кое-что украл, беленький! Он поднял взгляд. Тот самый певец, с голубым визором и четверкой на честплейте, стоял перед его столиком и держал в руках два стакана с тем же коктейлем, который пил Мираж. – Почему ты так думаешь? – спросил он. – Ну... – мех передернул плечами и усмехнулся: – Ваще-т ты должен был переспросить «Что?», а я – сказать «Мою искру, чувак». На них косились с ближайших столиков, с ленивым любопытством или легкой завистью. Мираж покачал головой: – Прости. Я не заинтересован. – В чем? Я пока ничего не предлагал! – не отступил исполнитель. – А теперь предложу. Хочешь выпить? Да ладно, тебе жалко поболтать со мной пять кликов? – улыбка стала шире, в каждом жесте читалась настойчивость. Он совсем уже откровенно навалился бедром на столик и протянул Миражу стакан: – А потом, захочешь, оставлю тебя в покое. Как бы томно он ни умел петь, в жизни точно был нахальным мехом. Миража давно не пытались так откровенно… клеить. По крайней мере, в приличных заведениях вроде этого. Когда приходилось крутиться с гонщиками в естественной среде, при дезактив-гонах, там шлепков по бамперу можно было собрать, слова сказать не успев. – Меня зовут Джазз, – представился тем временем исполнитель. – А ты?.. – Фантом, – негромко отозвался Мираж. Едва ли каждый в этом баре внимательно читал списки разыскиваемых, но он не собирался представляться тем именем, под которым известен как неуловимый вор. Джазз воспринял ответную вежливость как разрешение сесть рядом. Он и правда сел не напротив, а рядом, сдвинув стул так, чтобы практически загородить Миражу выход. Мираж хмыкнул, но все же он забрал стакан. Джазз развалился на стуле, закинув ногу на ногу так, что колено лежало почти на столе, явно чувствуя себя раскрепощенно и вольготно. Он улыбался – неровно, кривя губы на правую сторону. – Спасибо. – За что? – постарался Мираж сдержать удивление. Он не сделал большого одолжения – с обладателем чарующего голоса, пусть и вне сцены говорящим на уличном сленге, наверняка с удовольствием выпил бы кто угодно здесь. – Я заметил, что тебе понравилось мое выступление. Но ты, видимо, не из болтливых, и я тебя смущаю. Так что спасибо, – Джазз развел руками, – за комплимент. Мираж покачал головой, невольно усмехаясь в ответ: – Ты за словом в сабспейс не лезешь. Не похоже, что Джазз обратил внимание на замечание. Он разглядывал Миража пристально и как-то жадно, и тому стало немного не по себе – ровно до того момента, как Джазз ляпнул, похлопав себя по честплейту: – Я тебя сразу заметил. Из нас мало кто ценит красоту, а, чувак? Он имел в виду гонщиков, очевидно. Самый шумный, яркий и неугомонный класс альтмодов, который, по сложившемуся мнению, и к полезному труду не приложишь, и ублажать глаз не заставишь – по доброй воле они не будут делать то, чего ты хочешь. Говорил Джазз совсем иначе, чем пел или держался на сцене, и именно то, как он вел себя сейчас, было очевидно естественным. И сразу выдавало в нем обычное для их братии происхождение. У стереотипов есть какая-то подоплека, и даже если она в том, что ты был с того момента, как тебя выковали или собрали, никому не нужен, она тоже значима. Он молодец, раз забрался так высоко и устроил себе жизнь, которая ему нравится. Если она ему в самом деле нравится. – Я не считаю, что альтмод влияет на восприятие прекрасного, – сказал Мираж. А еще на интеллект, способность к систематизации, а также многое другое, в чем их классу «бессмысленных нахлебников» превентивно отказывали. Он тоже, как и многие, начинал с дезактив-гонок и в каких только дырах не крутился, но все равно не мог вести себя так же раскованно, как Джазз. Он даже на спинку кресла не откинулся с тех пор, как этот тип к нему подсел, и настройки непрозрачности постоянно проверял. В целом, другие гонщики легко принимали его за своего. Именно так он разболтал Тракса и еще парочку клиентов Персептора, чтобы выйти на подпольного инженера и напроситься на апгрейды. Но он чувствовал отторжение, когда сравнивал себя с другими любителями скорости. Он предпочитал тишину, аккуратность, точность, а не взрывные приключения, попойки и бурный интерфейс с кем ни попадя, что в среде дезактив-гонок было естественной частью актива. Официальные же гонки превращались в какое-то соревнование производителей масел и полироли, а не в естественное соперничество. Наигранно и бессмысленно. Казалось странным, когда на него смотрят, как на гонщика, даже если это его прикрытие, куда бы он ни пошел. Даже если из-за альтмода другого прикрытия у него быть не может. – Любишь искусство? – спросил Джазз, не давая Миражу провалиться в размышления о том, насколько часто так случается, что он поддерживает классовое разделение, противопоставляя себя другим. Иногда... находило легкое сожаление. Неловкость. Особенно когда приходилось беседовать вот так с незнакомыми гонщиками. – Не так, как ты, – не удержался Мираж от легкой философии. – Я не умею созидать. Для меня искусство – это бизнес. – Искусство – это гонка, – рассмеялся Джазз в ответ, с одной стороны, возражая, с другой, по голосу было заметно, что он не спорил, а скорее высказывался. – Чтобы попасть на сцену, надо кого-то подрезать. А чем ты занимаешься? Мне что, повезло встретить хорошего агента, а? Я не откажусь от сцены в Гармонексе. Мираж вздрогнул, но быстро понял, что Гармонекс здесь просто к слову, как центр искусств. Как родина кибертронской оперы. А вовсе не как его убежище. – Я просто путешествую, – отозвался он. – К сожалению, я не помогу тебе с карьерой. – Все равно круто, что ты заглянул сюда, – Джазз прикусил соломинку, торчавшую из его стакана, и стало заметно, что у него отточенные денты. По крайней мере, клыки. Вблизи вообще становилось отчетливо видно, что на самом деле многие его суставы сильно потерты. Броня отполирована, но за внешним лоском заметна и изношенность, и даже следы шрамов. Мираж умел смотреть внимательно – это было частью его работы. В прежние времена дела у Джазза были плохи. Совершенно точно. – Правда? – хмыкнул он. – Ну, я тоже ценю прекрасное, – пожал плечами Джазз. – Люблю, когда мнения сходятся. Так как, потреплемся еще немного – или хочешь, чтобы я свалил? Он, может, и гонщик, но не из тех, кто ставит на скорость. Таким важнее ударная сила – с этим типажом Мираж сталкивался на трассах. Догонит, влетит капотом под бампер, и – ты перевернешься, а он нет. Такой только от ракеты под колесами перевернется… и, наверное, только ракетой можно отвадить его от своего столика. На самом деле, едва ли он будет упираться. Можно сказать ему уйти, и если не согласится – позвать охрану и решить проблему. Это не кабак какой-то, где один мех может прижать другого к стенке – и всем будет налить, – а приличное место с хорошей музыкой, хорошей выпивкой… И любопытным собеседником. Красивым собеседником. – Можешь угостить меня еще, – помолчав, разрешил Мираж. – Официант! – обрадованно вскинул руку Джазз. – Повтори нам с другом, лады? И этот мех может так пронзительно петь? Так изящно играть голосом? Впрочем, стоит ли удивляться тому, как много личин носят мехи. Мираж ведь тоже притворяется, когда нужно. А еще он испытывает легкое волнение, общаясь с Джаззом. Что-то среднее между странным предчувствием и возбуждением. Нет, Мираж умел держать себя в руках, и уж тем более не собирался связываться с незнакомым мехом, но понаблюдать за Джаззом ему хотелось. Решительность притягивала, почти родная расцветка со стороны выглядела еще привлекательней, спрятанная под визором оптика – интриговала. И даже если они собираются проболтать один вечер о дурацких стереотипах про гонщиков… то почему нет, в конце концов?***
Его собеседник очаровывал, даже когда не сдерживал уличный говор. Он не был грубым, но явно мог, если бы захотел. У Миража сформировалось чутье на опасность за тысячелетия, которые он отчаянно избегал ее, и не сиди они в аяконском баре у всех на виду, он нервничал бы сильнее. Но иногда публичность полезна – толпа может спрятать, избавить от необходимости отвлекать внимание или бежать. Джазз, несомненно, рвал когда-то шланги, кто знает, вдруг и сейчас порой приходится, но Мираж счел, что одно это – еще не причина уходить. В каждом жесте Джазза крылась не то агрессия, не то просто – энергия, слишком неуемная, чтобы он действительно спокойно сидел на месте. Мираж не замечал за собой, чтобы ему нравились такие мехи, но Джазз обладал каким-то странным обаянием: немного пугал, но все еще не делал ничего, от чего хотелось бы сбежать. Не лез в личное пространство Миража, хотя откровенно заигрывал, не нахальничал, хотя говорил по-прежнему резко, и только внимательно поглядывал по сторонам, стараясь контролировать всех, кто проходил сзади… Мираж, впрочем, тоже предпочитал садиться спиной к стене рядом с выходом, так что понимал его беспокойство. Подвальный зал тем временем почти опустел, перед Миражом стоял уже пятый стакан, и он четко знал, что после него начнет терять контроль над прозрачностью пластин. Вряд ли Джазз настолько набрался, чтобы не заметить, как сквозь Миража просвечивает кресло. А уж сколько начнется вопросов, если он увидит двигатель! – Гонщик! – раздался крик с балкона, опоясывавшего зал по периметру. Мираж и Джазз одновременно подняли головы. Мех, легкий коптер, на честплейте которого было выведено название бара, перегнулся через невысокий бортик. – Беленький! Тьфу... Ты, короче, – он ткнул пальцем в Джазза. – Ты понравился публике. Можешь поработать у нас еще. Джазз отсалютовал в сторону балкона: – Весь ваш, вертушечка! – и добавил, обращаясь к Миражу: – Тут всем баллады нравятся, чем тухлее, тем больше трогают. У меня шлаково пронзительный репертуар. – Старые песни всегда трогают. Даже самые глупые приобретают шарм со временем, – тот сжал пустой стакан пальцами и уточнил: – Так это были пробы? Я думал, ты здесь… всегда выступаешь. – Ха. Не, на несколько вечеров я тут осел, а там посмотрим. Редко задерживаюсь на одном месте, – Джазз дружелюбно оскалился. – Понимаю тебя, – глядя в пустоту, произнес Мираж. – А где ты осел? О, – он вскинул руки открытыми ладонями вперед, заметив, как напрягся собеседник. – Понял. Слишком быстро, – и засмеялся. – Редкий ты тип. Редко встретишь меха с гоночным альтмодом, который предпочитает не ввязываться в случайные связи? Это он имеет в виду? Почти оскорбление, но Мираж почему-то улыбнулся. – Да. Прости, если зря потратил твое время. Я хочу уйти один. – Не вопрос, – Джазз шумно сдвинул стул, освобождая пространство, и встал. – Зайдешь еще? Хотелось сказать «да». Мираж не заводил друзей – не специально, но так получалось; и еще реже знакомился с кем-то просто так, не чтобы вытянуть информацию. И постепенно это стало внутренним правилом безопасности – следствием предусмотрительности. Мираж не собирался изменять себе из-за одной приятной беседы. Джазз вроде бы присматривался к нему все это время, так что должен был заметить, если хоть сколько-то разбирается в мехах, что для Миража это только разговор за коктейлем, не больше. – Может быть, – ответил Мираж. – Может быть, нет. И это правда. Он еще может передумать и уехать подальше, замести следы, залечь на дно и переждать. У Праула наверняка есть дела поважнее, чем отлавливать вора. Тут намечается нонсенс в политической жизни Кибертрона, простого, но очень упорного рабочего будут принимать в нижнюю палату Сената. Встреча Мегатрона с Сентинелом Праймом ведь скоро? Или уже состоялась? Мираж не настолько внимательно следил за событиями, чтобы запоминать безразличные ему даты. – Слишком загадочно для меня, – сверкнул голубой визор. – Но я не отступлюсь. – Пока не возьмешь этот кубок? – Мираж улыбнулся уголком губ. – А тебе нравится быть кубком? – уточнил Джазз и прищелкнул вокалайзером, достаточно похабно, чтобы снова вызвать у него смешок. – Я предпочитаю брать сам, – задумчиво пошутил он, только для себя. Откуда Джаззу знать... – Могу перевернуть метафору. Я хорош в импровизации, – звучало все еще вульгарно, особенно произнесенное таким тоном, но было очевидно, что Джазз дурачится. – Кто финиширует первым, диктует условия. – Ты делаешь меня победителем при любом раскладе, – пожалуй, он выпил и правда многовато. Их дурацкий диалог, якобы глубокомысленный, но на самом деле глупый и пошлый, пора прекращать. Мираж поднялся, готовясь уйти. Джазз стоял теперь очень близко, но не вплотную. Он не был выше, но – тяжелее, шире корпусом, с выступающим честплейтом... У Миража даже в робомоде корпус сохранял обтекаемость, никаких выпирающих деталей, словом, как у чемпионов-гонщиков вроде Блерра и Хот Рода. Правда, он ценил другое: то, что может приникнуть к стене и проходящий мимо мех случайно не заденет его честплейт. Так что Мираж никогда не завидовал обладателям выпуклых форм, хотя гонщики классом пониже частенько мерялись капотами до драки. Однако сейчас он рассеянно цеплялся взглядом именно за красно-синие тонкие полоски на капоте, осознавая, что теперь он тут неприлично пялится, но все не решаясь посмотреть Джаззу в визор. – Вовсе не обязательно, – произнес Джазз таинственно и при этом отстраненно. – Не обязательно я буду ждать, пока ты решишь. Мираж думал, что сейчас Джазз потянется к нему. Поцелует. Ему даже хотелось чего-то подобного: тогда он быстро бы ушел и точно не вернулся сюда. Хорошо, когда все разрешается однозначно... Но – нет. – Пока, – сказал Джазз и удалился – вразвалочку, но не покачиваясь – куда-то в сторону сцены.