the scene

let me be your breath when you’re drowning in yourself

Паскаль сидел на грязном кафельном полу небольшой ванной комнаты. Его полуприкрытые глаза слегка подрагивали, когда из-за очередного воспоминания слезы начинали подступать к слезным каналам. Штаны уже были неимоверно холодными, и этот холод передавался от пола до каждой конечности, мелкой дрожью пробегал по коже. Мысли сбивались в один огромный комок, будто нитями переплетались, связывались в узлы, которые парень уже даже не старался распутать. Прошлым вечером, ровно в 21:07 Паскаль сидел в такой же позе на том же полу, обещая себе наконец забыть те косые взгляды, направленные в его сторону несколько лет назад. Его ноги будто не хотели слушаться, но он заставил себя подняться, ощутить легкую прохладу воды из открытого секунду назад крана; она будто смывала все чувства, которые он волел бы выбросить в мусорное ведро вместе с заваренными несколько раз чайными листьями и строками из песен, которые никогда не будут услышаны. На часах было 20:59. И единственным отличием от вчерашнего вечера было то, что сутки назад Паскаль находился дома наедине лишь со своими мыслями. Дэвид чувствовал своей щекой шероховатость старой деревянной двери. — Слышишь меня? — шептал, будто пытаясь в первую очередь заставить слушать самого себя. — Ты не ненужный человек, Паскаль. Голос Фридриха был дрожащим, словно задетая тонкая струна, сильно натянутая. Парень смотрел в противоположную часть коридора, где виднелась приоткрытая дверь спальни. За ней — мягкая кровать; Дэвида съедало изнутри желание вытащить, казалось, беззащитного и такого уязвимого Паскаля из ванной, бережно прижать к себе и, легко ступая по совсем недавно уложенному паркету, отнести его в царство мягких подушек и одеял. На часах было 21:02, но Паскалю совсем не хотелось выходить. Шилло в плену собственного прошлого, которое время от времени переносило его в будто кадры из фильмов, в котором он — главный герой. Вот длинноволосая милая девушка, проходящая мимо его столика в кафе. Паскаль подметил про себя утонченность ее черт лица, легкость материала ее платья, развевающегося от нежного летнего ветра, мог чувствовать цветочный запах ее духов, и непроизвольная улыбка украсила его лицо в тот момент, когда столь прекрасное создание обернулось, смотря на него. «Чертов фрик, как тебя вообще земля носит?» и, совсем внезапно, вся красота этой девушки развеялась в глазах Шилло, и ненависть к себе возросла в разы. Паскаль смотрит на себя в зеркало, но чувствует, будто там совершенно другой человек. Нерешительно касается пальцами своей щеки и вместо мягкой кожи ощущает грубые рубцы; он помнит лишь крики отчаянья, звон разбивающегося вдребезги стекла, плач ребенка и звук удара о что-то. А после только головную боль, что-то теплое на лице, яркий свет, выедающий глаза, и полное одиночество. Что-то внутри оборвалось, и больше не может быть восстановлено. С каждым днем Паскаль все сильнее чувствует притяжение; оно тянет его вниз и окунает с головой в омут самоненависти. Шило искренне удивляется, когда слышит стук во входную дверь. И, как и обычно, видит на пороге Дэвида, который смущенно улыбается, пытаясь подобрать правильные слова для начала разговора. Паскаль точно уверен, что тот слишком сильно зациклен на том, чтобы его не обидеть: в глазах блондина ярко выраженная неуверенность, на щеках легкий румянец, и некоторые фразы звучат так нелепо и скомкано — это только дает лишний повод чувствовать себя фриком. Невесомые касания с каждым разом все больше и больше раздражают парня; руки Дэвида, спрятанные в карманы, вызывают отвращение к себе; тихие разговоры за чашкой чая заставляют чувствовать неловкость; напряженное молчание делает тишину более звонкой. Паскаль и сам запутался, что хочет от этой жизни. Дэвид продолжает сидеть под дверью ванной комнаты, надеясь, что когда-нибудь тот примет его чувства. Паскаль касается дверной ручки, чувствует ее холод; возможно, он сам просто замерз, но уже не разбирается. Абсолютное безразличие. И даже теплые (и, понимает, такие родные) руки Дэвида не исправляют ситуацию, лишь немного успокаивают истерику. Паскаль знает, что завтра будет вновь съедать себя изнутри за такие слабости, но сейчас ему в с е р а в н о, если он уснет на руках парня, давая тому хороший повод рассмотреть его шрамы на лице. — Мне, черт возьми, все равно на это, — слышит Шилло сквозь поглощающую пелену сна. Чувствует приятную тяжесть пухового одеяла и тепло тела рядом. — Слишком глупо закрываться от всех из-за своих особенностей, — шепчет Дэвид, надеясь, что Паскаль все еще слышит его. — Я ведь люблю тебя. И Паскаль улыбается. Впервые за долгие месяцы он чувствует себя спокойно. Засыпает.