I watch the work of my kin bold and boyful, Toying somewhere between love and abuse. Calling to join them the wretched and joyful, Shaking the wings of their terrible youths.
Острое чувство диссонанса посещает Джейме ещё тогда, когда он видит Маргери впервые: хрупкая девушка с волосами, в которых играет невесть откуда взявшееся в тронном зале солнце, кажется чужеродной для всей этой перешёптывающейся чванливой знати, вызывающей у Ланнистера презрительное отвращение. Сентиментальность всегда была чужда мужчине — он, чёрт побери, безжалостно вытолкнул из окна башни мальчишку Старков ради того, чтобы сохранить втайне отношения с сестрой — но тоненькая, как веточка, Тирелл будит в давно очерствевшей душе Джейме что-то новое, доселе неизведанное. Это ничуть не напоминает больную страсть к Серсее. Чувство, которое зарождается в сердце Ланнистера по отношению к пришлой девчонке из Хайгардена, непривычно чистое и невесомое. Оно не кружит голову, но овладевает всем естеством, подчиняя себе и помыслы, и поступки, и желания. Шутницу-судьбу ничуть не тревожит то, что, когда Джейме видит Маргери в первый раз, её обещают в жёны его старшему сыну. От похотливого вождения, с которым Джоффри ощупывает масляным взглядом девичью фигуру, мужчине отчего-то становится тошно. Он прекрасно знает, что от нового короля ничего хорошего ждать не стоит. Ланнистера не ослепляет слепая материнская любовь, как Серсею, — он, наоборот, слишком явно видит все пороки сына, и осознание того, что царствование Джоффри станет ещё более кровавым, чем правление Эйриса Таргариена, Безумного Короля, буквально сводит Джейме с ума, потому что он ничего не в силах изменить. Тирелл чудится Ланнистеру слишком невинной, и он никак не может разгадать, маска это или нет. Маргери приближает к себе опальную Сансу Старк и так трепетно печётся о её судьбе, что Джейме становится всё труднее убеждать себя в великолепной актёрской игре будущей жены Джоффри. Он наблюдает за юной невестой в то время, как она, не поджимая брезгливо губ, идёт прямо по грязным улицам Гавани и ласково улыбается черни. И за тем, как мягко девушка заботится о своём брате, как беспокоится о нём, Ланнистер тоже наблюдает, но фальши в Маргери никак не может найти. Только со своим женихом Тирелл становится неуловимо иной — такой вроде бы невозмутимо расслабленной, но при этом смазанная настороженность читается в каждом взгляде, обращённом не на Джоффри. Маргери напоминает Джейми молоденькую лисицу, которую охотники вспугнули из норы: девушка словно всем сердцем стремится оказаться как можно дальше от своего будущего супруга, но при этом как-то неуловимо умудряется даже смягчать его всплески необоснованной жестокости. Не всегда, конечно, но она очень-очень старается, и Ланнистер чувствует безмерную тревогу сестры, когда Джоффри начинает оглядываться вовсе не на мать, а на Тирелл, «эту лживую выскочку», как разъярённо шипит Серсея, отворачиваясь.Freshly dissolved in some frozen devotion, No more alone or myself could I be. Looks like a strain to the arms it were open, No shortage of sordid, no protest from me.
Сестра гневно делится с братом тем, что малышка Мар кому-то неосторожно обмолвилась, будто желает стать единственной королевой, и хоть Джейме всерьёз сомневается, что Тирелл могла быть такой неосторожной, он ловит себя на том, что если Маргери действительно задумывается о чём-то подобном, то он не может найти в себе ни капли желания отстоять то, что, как считает Серсея, принадлежит по праву лишь ей. Ланнистер раньше думал, что весь его мир — сестра, каждый сантиметр тела которой изучен и знаком, но с появлением Тирелл всё меняется как-то само собой, и у Джейме теперь гораздо больше поводов себя ненавидеть, потому что, рывком входя в Серсею, он закрывает глаза, представляя себе на её месте невесту своего сумасшедшего сына — своего короля. Это неправильно. Маргери не должна привлекать Ланнистера т а к сильно. И дело совсем не в том, что она годится ему в дочери, после связи с единоутробной сестрой разница в возрасте — это последнее, что вообще может смущать. Просто Маргери — Маленькая Королева, Королева Джоффри, а Джейме не шагнуть дальше, чем в лорды-главнокомандующие. Это его предел, потому что во власти таким, как Ланнистер, не место. Цареубийца — пожизненное клеймо, и никто не способен избавить мужчину от него. Иногда Джейме кажется, что некоторые даже имени его не знают — только это прозвище, которое каждым своим звуком прогнило до основания. — «Я думаю, что это был единственный выход». Она сказала: «Я думаю, что это был единственный выход». Ты вообще слушаешь меня? — Тирион недовольно толкает брата в плечо, расплёскивая при этом вино из кубка и заковыристо ругаясь на тирошийском диалекте. Джейме невольно усмехается, вслушиваясь в витиеватые бранные слова, которые так легко срывается с губ его собеседника. — Ты о чём вообще? — дело близится к свадьбе, и ленивое распитие спиртных напитков в покоях Тириона кажется Ланнистеру чем-то сродни благословению, потому что приготовления к празднествам утомляют гораздо больше, чем сражения. Вот только Джейме не любитель болтать попусту даже в компании младшего брата, едва ли не единственного, с кем мужчина может быть откровенным после того, как их интересы с Серсеей начали кардинальным образом расходиться. Это произошло так давно, что уже и не вспомнишь, когда они с сестрой были близки не только физически, но и духовно. — Я говорю о невесте Джоффри, об этой Маргери Тирелл. Джейме, спустись на землю. Я битый час толкую тебе о том, как распинался вчера перед этой красавицей, развлекая её рассказами о прошлом, когда Серсея прямо посреди ужина не сдержалась и увела сыночка для приватного разговора. — Тирион закатывает глаза и машет на брата рукой, мол, что взять с этого необразованного вояки, но Джейме, вопреки ожиданиям своего собеседника, даже подаётся вперёд, чтобы не пропустить больше ни одного слова из чужого рассказа. Имя Тирелл действует на Ланнистера похлеще, чем красная тряпка — на быка. — И чем же ты смог так завладеть вниманием будущей королевы, что она позволила себе быть столь категоричной? — Неожиданный всплеск интереса со стороны Джейме даже слегка удивляет Тириона, но его изумление выражается лишь в едва различимом движении бровями. Карлику при дворе никогда не жилось сладко, тем более, учитывая отношение к нему Серсеи, так что умело играть своими эмоциями он научился едва ли не в младенчестве, как, впрочем, и его старший брат, поэтому непритворное любопытство, которое вспыхивает в глазах Ланнистера после упоминания Маргери, не может не привлечь внимание Тириона. — Я рассказал ей о тебе. О тебе и о твоей нарушенной клятве Эйрису Таргариену. — Мужчина говорит медленно, делая весомые паузы после каждого слова и скользя изучающим взглядом по лицу Джейме, который уже успел откинуться назад на спинку стула и с нарочитой небрежностью взять в руки пустой кубок, по которому теперь его пальцы выбивали какой-то незамысловатый мотив. — И она сочла, что твой поступок был единственно возможным и верным. Впервые на моей памяти женщина оказалась способна здраво рассудить об этом. — Не обольщайся. Быть может, леди просто хотела поддержать с тобой разговор, — Ланнистер растягивает губы в слишком широкой улыбке, чтобы она была принята за выражение не притворного веселья, но это не мешает Тириону, пожав плечами, вставить новую фразу в разговор, уже подошедший к логическому завершению. — Она показалась мне вполне искренней.Feeling more human and hooked on her flesh I Lay my heart down with the rest at her feet. Fresh from the fields, all feeder and fertile, Bloody and raw, but I swear it is sweet.
Джейме точно знает, что Серсея прокляла бы его, если узнала, что мысли мужчины, когда стало понятно, что Джоффри отравили, первым делом встревоженно рванулись к Маргери. Ланнистеру потребовались считанные секунды, чтобы осознать, что она невредима, потому что целью был именно Баратеон, но эти мгновения, когда твой сын умирает, а ты думаешь о его жене-невесте-вдове, намертво отпечатались в сознании самого Джейме. Маргери приходит к нему сама. Заходит без стука и бесстрашно отводит от шеи острый кончик меча — быть может, мужчина и потерял правую руку, а левой так толком и не научился управляться, но с рефлексами у него всё в порядке. Правда, оторопь всё равно берёт верх над Джейме, когда Тирелл, не отводя взгляда, медленно расстёгивает своё платье, стоя перед ним. В каждом её движении нет ни капли стеснения или стыда, она выглядит, как человек, который твёрдо знает, чего хочет, и который намерен получить это в любом случае. Соблазнительная и соблазняющая — она кажется ему воплощение невинности. Невозможно не смотреть на неё без вожделения, невозможно не прикасаться к ней, не упиваться ей, как самым дорогим вином, не любоваться ей и не хотеть её. Если Маргери Тирелл подобна райскому наслаждению, то Джейме Ланнистер готов разменять минуты, проведённые с ней, на вечность в аду. — Я стану женой Томмена, — это первое, что она говорит ему наедине. Первое, что она говорит ему после того, как приходит ночью в его покои, и Джейме действительно не понимает, что, чёрт побери, на уме у этой странной девушки. — Я стану его женой, но хочу, чтобы ты стал у меня первым. Томмен — милый мальчик, он даже не поймёт. Характером младший наследник пошёл не в свою мать, — и взгляд у Маргери такой, что Ланнистер невольно вспоминает: именно за такой взгляд он был готов убить чудом выжившего Брана Старка. — Томмен даже ничего не заподозрит. Так давай же сделаем то, чего желаем оба, пока это ещё не является грехом, пока я ещё не принадлежу никому ни перед Отцом, ни перед Матерью, ни перед Девой, ни перед Старицей, ни перед Воином, ни перед Кузнецом, ни перед Неведомым. Ни перед людьми и ни перед кем из Семерых. Эта ночь — всё, что им даровано, и всё, что ими украдено. Несколько часов до рассвета. Несколько часов жадных прикосновений, под которыми плавится кожа. Несколько часов глухих стонов в подушки, потому что кричать ни в коем случае нельзя — услышат. Несколько часов сладкого безумия и настороженности, потому что никто не заподозрит Джейме в преступной связи с Тирелл, но вот у неё такого гаранта доверия в Королевской Гавани нет. Несколько часов — и всё возвращается на круги своя.With her sweetened breath, and her tongue so mean She's the angel of small death and the codeine scene. With her straw-blonde hair, her arms hard and lean She's the angel of small death and the codeine scene.
Некоторые ошибочно считают, что короли сродни богам, но это фатальный промах — боги бессмертны, а правителям свойственно погибать. Ланнистер осознаёт это слишком ясно, когда возвращается в Гавань и видит разрушенную Великую септу. От его детей, его плоти и крови, не осталось больше ничего. И если не тосковать о Джоффри было ещё легко, то Мирцелла и Томмен — другое дело. В каждом слове Серсеи, повествующем о младшем сыне, таится чёрная злоба. Всё, что Джейме слышит, — это «он предал меня, Томмен предал меня». Иногда новая королева Вестероса вскользь бросает ещё что-то небрежное о «шлюшке Тирелл», которая погибла при взрыве септы, и со временем мужчина даже перестаёт подозревать — он точно знает, что произошло за время его отсутствия. По дворы гуляют слухи и сплетни, унять которые нет никакой возможности. Чернь волнуется, скорбит о «доброй королеве Маргери и юном короле», а самоубийство Томмена, шагнувшего из окна, обрастает всё новыми и новыми слухами, но Джейме уже не нужны никакие подтверждения, чтобы с ужасающей ясностью осознавать: огонь, которые призывал на головы несчастных людей Эйрис Таргариен, всё-таки обрушила на Гавань Серсея Ланнистер. Женщина, которую он всегда был готов защищать до последнего. Женщина, которую онAnd lease this confusion, I'll wander the concrete, Wonder if better now having survived. Jarring of judgement and reasons defeat, The sweet heat of her breath in my mouth I'm alive.
Вестеросу, да и не только ему, ещё слишком многое предстоит пережить. Армия Короля Ночи наступает, и можно даже не сомневаться, что противостоять ей будет очень трудно, но Джейме хочется верить, что они всё-таки выстоят, а если нет, то будет уже не важно, потому что не останется больше ничего, вообще ничего, и никого. Ни драконов, ни волков, ни львов, ни роз. Этот союз — чистой воды экспромт, насмешка судьбы, но, быть может, именно ему суждено в кои-то веки стать избавлением от давней напасти «из-за Стены», выбирать не приходится. Живая Маргери гораздо лучше, чем та, что приходила к Ланнистеру во снах. У этой — тягучая мягкость во взгляде, плавность в движениях и нежность в каждом прикосновении. Порой Джейме кажется, что в ней мало чего осталось от той нежной девочки, что когда-то приковала к себе его взгляд, но стоит Тирелл вновь улыбнуться ему «по-особенному», наваждение спадает. Маргери ничуть не Серсея, в ней нет жестокости, но есть твёрдость, а ещё она тихо, очень тихо шепчет Ланнистеру на ухо, когда думает, что он спит: «Люблю». И это, в сущности, было бы похоже на какую-то идиллическую утопию, если бы вокруг них не бушевала кровавая война, способная в любой момент разрушить всё до основания. Но Джейме шепчетWith her sweetened breath, and her tongue so mean She's the angel of small death and the codeine scene. With her straw-blonde hair, her arms hard and lean She's the angel of small death and the codeine scene.