Неотправленные письма.

Здравствуй, Хисана. Здравствуй, мой маленький лучик света в этом царстве лицемерия, вечных преисполненных лжи улыбок и яда, который, так и сочится из-под клыков прожженных аристократов, котрорые скалят их по делу и без дела... Как жаль, что ты так рано угасла, как жаль, что болезнь оказалась сильнее тебя! Нет, Хисана, эта болезнь оказалась не тебя сильнее. Эта болезнь меня сломала, я тебе клянусь. Ты держалась так стойко, как не держались на моей памяти даже прожженные бойцы. Я никогда не забуду, как от твоей и без того изящной и хрупкой фигурки остался едва шевелящийся скелет, обтянутый кожей, на побелевшем от болезни лице выделялись твои растерявшие блеск здоровья, но все такие же завораживающие своей глубиной глаза цвета темных фиалок, как всю тебя усыпали гнойные язвы... а ты, скрипя зубами от боли и искренне думая, что, если я не смотрю прямо на тебя, я не вижу того, как ты страдаешь, поворачивалась и всегда находила в себе силы выдавить из себя ободряющую улыбку. Боже, Хисана, да это я должен был дни и ночи просиживать возле твоей постели и, повинуясь каждому твоему капризу, мчаться, преодолевая любые преграды ради одной твоей, пусть вымученной и слабой, но улыбки! А вместо этого ты... ты улыбалась для меня. Знаешь, у меня внутри словно заживо рвалось все, когда в последние свои дни от твоих гнойных ран стал исходить невыносимый смрад, а ты даже в эти ужасающие минуты приподнималась на своих острых локотках и грустно шутила: ”Бьякуя, ну зачем же подходить ко мне так близко... неужто не чувствуешь, как я завоняла?”. Как же мне нравилось то, как ты звала меня... Просто, по имени, без всяких там ”сама” и прочих приставочек, которыми якобы уважение выражают. Как же мне нравилось то, что ты, Хисана, начав отношения со мной и узнав от меня, кто я такой на самом деле, не изменила своей манеры общения со мной... Оторвавшись от письма, сероглазый брюнет нервно дёрнул себя за кейсенкан - украшение для волос, которое являлось неким символом принадлежности к древнейшему аристократическому роду Кучики. Дурацкая привычка дёргать себя за эти "заколочки", как смеясь, назвала их Хисана в день их знакомства, завелась у него как раз с того дня, как он повстречал эту синеглазую брюнетку, перевернувшую всю его жизнь... и безвременно покинувшую его. Хисана вообще в этом плане отличалась от прочих руконгайских девушек. Те, едва заслышав фамилию Кучики и поняв по внешнему виду молодого синигами и давлению его невероятно мощной духовной энергии, что он аристократ, причём далеко не последний в Сейрейтее, тут же начинали лебезить перед ним и всячески угождать, лишь бы состоятельный и привлекательный господин изволил провести с ними ночь и одарить их побогаче. А что, развлекаясь с девицами разного толка до встречи с Хисаной, Бьякуя не отличался жадностью. К чему, думал он, отказывать молодым девушкам в том, чего они так страстно жаждут? И да, это вот повсеместное лизоблюдничество касалось не только руконгаек. Заискивать перед ним, едва завидев его и признав в нём наследника рода Кучики, начинали и утончённые аристократки. Только цели и расчёты у дамочек из разных кругов были разные - если простолюдинкам хватало пары ночей страсти с молодым аристократом, то дамы из знатных сословий уже метили на то, что Бьякуя всенепременно изволит на них жениться. Хисана же вообще в этом плане как с другой планеты была. Вспомнив их знакомство, Кучики аж усмехнулся. Он, изрядно выпивший, со своим лучшим другом - черноволосым кареглазым бойким синигами Кайеном Шиба, представителем второго по значимости рода синигами, на которого возлагались большие надежды, отплясывал на площадке, развлекая девушку Кайена - Мияко, которая хлопала в ладоши и всячески подбадривала разошедшихся от выпитого парней. Длинноволосая шатенка с тёплыми карими глазами в скором времени должна была стать супругой удалого Кайена. Они вообще такой интересной парой были: он - взрывной, импульсивный, неутомимый весельчак, самый настоящий огонёк в их исполненных всякого отношениях, она же всё время была этаким ушатом ледяной воды, который призван был его остужать - рассудительная, спокойная, но в то же время не безжизненно-сухая, нет, её живой и гибкий нрав в сочетании с достаточно эффектной внешностью буквально за самую душу молодого Шибу зацепил. Так вот, в тот вечер невероятно крепко подружившаяся троица молодых синигами отмечала то, что Кайен осмелился сделать своей половинке предложение стать его женой, разделить с ним все радости и горести жизни, как говорится. Ну и разошедшийся в танце Бьякуя не заметил поначалу, как сбил с ног торопящуюся неизвестно куда через весь зал худощавую брюнетку. - Ловите её, она воровка! - внезапно раздался громкий мужской голос, а упитанный мужчина средних лет указал на подобравшуюся струной черноволосую девушку. Красоты она была редкостной, Бьякуя аж опешил, когда повернулся к ней, чтобы извиниться за то, что сбил её с ног, осёкся на полуслове, когда мужик указал на неё как на воровку, а, посмотрев на быстро поднявшуюся на ноги брюнетку, так и совсем дар речи растерял. Она же словно и не восприняла никак, что перед ней сейчас стоял сам Кучики собственной персоной, лишь нервно посмотрела в сторону выхода, поняла, что бежать уже некуда, потому что путь ей преградили двое злорадно ухмыляющихся молодцов, и замерла, ожидая того, что оказавшиеся рядом с ней аристократы сейчас первыми её схватят. - Чего уставился на меня так, словно не видел ни разу? - зло сверкнули фиалковые глаза, стоило Бьякуе пристальнее на них посмотреть. - Ах да, и правда же, господин аристократ первый раз меня видит. - Господи, Кучики до сих пор не мог сдержать усмешки, вспоминая то, с какой же язвой и скрываемым за нею отчаянием она выплюнула эти слова... - Ну что же вы, хватайте меня скорее, слышите же - я воровка. - Вот дурочка, - опустив голову, пробормотал Бьякуя. И, всеми силами стараясь спрятать улыбку, так и просящуюся на лицо при виде того, как опешила черноволосая руконгайка, он подошёл к указавшему на неё: - Сколько она у тебя украла? - Семьдесят драгоценных, - правда, чтобы дождаться ответа, Бьякуе под громкий хохот Кайена пришлось за шиворот поднимать с колен распластавшегося перед ними при виде "О-боже-господи-мамочки-самого-Кучики!" мужика и трясти его минут двадцать. - Надеюсь, этого тебе хватит, чтобы ты отстал от девчонки, - под ноги обворованному Хисаной торговцу полетела сумма, в несколько раз превышающая потерянную. - Как тебя зовут? - подошёл аристократ к почему-то так и не использовавшей возможность улизнуть руконгайке. - Хисана, - коротко ответила она. - Спасибо, что вытащили меня. Правда, кроме благодарностей, я вам больше ничего предложить не могу. - А мне и не надо, - Бьякуя не верил в любовь с первого взгляда. Нет-нет, и сейчас, вспоминая все их отношения с оказавшейся очень интересным человечком Хисаной, он понял, что полюбил её, много позже... Но и в тот момент он не мог не признать, что его буквально завораживает гамма скрываемых за внешней кротостью эмоций в её глазах, что он готов слушать и слушать её негромкий, но мелодичный голос, лишь бы она говорила и говорила с ним. - Ребята, - посмотрел Бьякуя на Кайена и Мияко, - а вы не против, если вашу помолвку мы отметим в другом месте, ну и расширим на одного нашу скромную компанию? Ребята оказались не против, на радость обалдевшему Бьякуе и опешившей Хисане. Милая моя, ведь только ты, да Кайен с Мияко общались со мной, не делая упора на то, что я Кучики, что я - капитан шестого отряда Готей 13, что я, мать его, аристократ до мозга костей (точнее, старательно прикидываюсь, чтобы честь моего достопочтеннейшего семейства не замарать)... Я для вас всегда был Бьякуя, просто, чёрт побери, Бьякуя! Для Кайена иногда - балбес и остолоп, но это уже наша с ним опера. А теперь - ни Кайена, ни Мияко рядом, ни тебя... Правда, со слов его деда Гинрея Кучики, своим браком с руконгайкой он уже замарал честь их славного рода Кучики, на что влюблённому, горячему и порывистому Бьякуе было на всё плевать. Милая моя, я опять всё не о том. Столько раз пытался сказать, что ты была единственным человеком, с которым я понял, что такое быть живым и жить, не оглядываясь на эти сучьи правила... Сколько раз благодарил судьбу за то, что ты у меня появилась... Но даже здесь, в письме, я так и не решаюсь сказать в открытую одного - я просто слабак, который совсем расклеился, потеряв любимую и лучших друзей. Все думают, что не демонстрируя ни единой эмоции, я стал сильнее. Нет, Хисана, я совсем стал слабак. Прости меня, умоляю... Прости за всё, прости, если обижал когда-то, прости за все слёзы, которые ты пролила из-за меня и моего деда, когда поначалу он тебя не принял. Чёрт, опять понаписал какого-то бессвязного бреда, который сейчас перечитаю раз тридцать по кругу и порву на мелкие кусочки. Но, как бы там ни было, знай, Хисана - я люблю тебя. До сих пор. Не решаясь посмотреть на исписанный лист, словно Хисана сейчас начнёт прожигать его укоряющим взором, Бьякуя отложил письмо в сторону и, тяжело вздохнув, закурил. Да только не суждено ему было провести эти несколько минут в молчаливом самопоедании - в его шикарно обставленный кабинет вломился ошарашенный и взбудораженный Кенпачи Дзараки, капитан одиннадцатого отряда. Чёрт, увидев самого воинственного капитана Готей 13 таким взъерошенным, Бьякуя здорово напрягся. Точно уж, раз Дзараки вломился к нему, не спросив на то разрешения, да ещё и скалится так нехорошо, случилось что-то очень нехорошее. Быстро скомкав своё письмо Хисане, Бьякуя поднялся и затянулся покрепче, стараясь одарить вошедшего как можно более холодным взглядом: - Дзараки-тайчо, и с чем же таким вы изволили ко мне пожаловать, что аж позабыли про то, что приличные люди стучат, если намереваются к кому-то войти? - Да так-то ни с чем особенным, Кучики, - внезапно оскал Дзараки сменился выражением искренней грусти на перебитым большим шрамом через переносицу лице. - Если, конечно, не считать того, что твою сестрицу Рукию где-то с час назад принесли в гробу с той миссии, на которую они отправлялись с Куросаки, а примерно полчаса назад Абарай узнал про смерть Рукии, решил, что это Куросаки во всём виноват и прибил его. - Что? - Бьякуя почувствовал, что руки его затряслись, и быстро спрятал их за хаори, чтобы и так буквально сверлящий его взглядом единственного глаза, не спрятанного под блокирующей духовную силу повязку взглядом Кенпачи не увидел этого. Нет, не бывает, чтобы всё так сразу. Рукия мертва, а его лейтенанту теперь грозит смертная казнь за убийство капитана. Времена менялись, и теперь, убив капитана без веских на то причин, можно было не на его пост претендовать, как это было во времена их молодости, а на плаху. Так что вскорости Ренджи Абараю должны были отрубить голову. Или повесить, как вариант. Бьякуя содрогнулся, вспомнив, как сначала болезнь забрала у него Хисану, а потом, спустя совсем небольшой промежуток времени, Пустой овладел разумом Кайена, и отобрал у него лучшего друга, заставив молодого Шибу ещё и с супругой своей расправиться... Нет, бывает, чтобы всё так и сразу. Ещё как бывает. Даже не слушая бормотание Дзараки про то, как можно воспринимать такие ужасные новости с таким каменным лицом, капитан Кучики пулей вылетел из своего кабинета. Неотправленное письмо так и осталось лежать на столе мятым исписанным комком.