Фирма

Тео откидывается на спинку кресла и сдавленно шипит. Пять часов беспрерывной работы за компьютером дают о себе знать простреливающей болью в мышцах шеи и плеч. Что до позвоночника, то он хрустит, как просыпанные кукурузные хлопья под подошвой ботинка. Перерыв, ему нужен перерыв. Дело миссис Миллер подождет, даже с учетом того, сколько денег она готова отдать за долгожданный развод. Не говоря уже о том, сколько она готова отдать, если Тео окажет ей еще кое-какую помощь. Не юридическую. Он хмыкает и, встав с кресла (с ортопедической спинкой, фиксированными под его руки подлокотниками, обтянутого желтой кожей – закос под Ниро Вульфа*), выходит из кабинета и направляется в комнату отдыха, с твердым намерением выпить кофе (мягкий колумбийский, без сахара и сливок). Проходя мимо кабинета Скотта, он приветливо машет ему, чисто профессионально отмечая новую картину над диваном* (репродукция на одну из картин Такаси Муракаме. Спасибо Кире, просветившей их всех на счет современных японских художников). Слава богу, что Маккол работает. Никто не будет доставать его рассказами о несчастных, попавших в трудные жизненные ситуации, которым он собирается помочь. Они, блять, фирма – миллионник. Если человек, попавший в тяжелую жизненную ситуацию, готов отдать тысячи долларов, чтобы из нее выбраться, он нихуя не в тяжелой жизненной ситуации. Вот когда твоего отца увольняют с работы из-за пристрастия к молодым клиенткам фирмы, внося в черный список (а мать может лишь хлопать глазами, потому что она никогда в жизни не работала и не собирается изменять сей славной традиции), из-за чего они остаются без копейки как раз в разгар бушующей в Нью-Йорке эпидемии гриппа, а твоя младшая сестра угасает буквально за неделю на лечении в бесплатной больнице – вот это тяжелая жизненная ситуация. Тео пожимает плечами. С другой стороны, какая ему разница, чем Маккол облагораживает свое желание заработать деньги? Ему вообще глубоко похуй на все. А сейчас он просто хочет кофе. В комнате отдыха уже кто-то есть. Этот кто-то нетерпеливо барабанит пальцами по столешнице, пока дорогущая кофемашина по капле цедит кофе. У этого кого-то отлично выглаженная голубая рубашка с закатанными рукавами и расстегнутым воротничком. А так же голубые глаза, растрепанные светлые волосы и угрюмое выражение лица. Парень на секунду поворачивается к Тео, что-то приветственно бурчит и продолжает сверлить фарфоровую чашечку тяжелым взглядом. Словно она от этого наполнится быстрее. Ну-ну. Тео лишь усмехается и открывает шкафчик. Что ж, пока кофемашина занята, можно все приготовить и понаблюдать за смешным парнишкой. Тишину комнаты прорезает пронзительный писк, и парень с таким рвением хватает хрупкий фарфор, что Тео почти уверен, что тот просто захрустит в чужой руке. Нет, обходится. В черную ароматную жидкость плюхается три ложки сахара, и тут парень тихо матерится. Ага. Значит, кофе предназначался Питеру Хейлу. В фирме Питер не бесил только Питера. Блестящий юрист, подкупающий присяжных внешним лоском и таким же внешним обаянием, старший Хейл (был в фирме еще и младший) обладал просто мразным характером, выражавшимся в редкостном эгоизме, эгоцентризме, еще паре «- эго» и главное – царских заебах по отношению к нижестоящим сотрудникам, вроде «принеси мне черный кофе, арабику, с двумя ложками сахара, разбавленный четвертью соевого молока, не доходящий до края чашки на два пальца и стакан холодной воды». Стоит ли уточнять, что перепуганные младшие сотрудники никогда в точности не выполняли его указания. И вот тогда… – Лучше переделай, – вырывается у Тео и он морщится. Блядь, вот нужно было влезать? – С чего бы это? – неожиданно спокойно интересуется парень и болтает в чашке ложечкой. – Это же для Питера кофе? А он скрупулезно следит за выполнением всех своих требований. Которые иногда называет просьбами. – И что, он почувствует, что сахара здесь три ложки, а не две? – с искренним интересом переспрашивает парень и поднимает бровь. Тео усмехается. – Питер почувствует даже саму мысль, что ты хотел положить три ложки. – Ой, да ладно, – совершенно по-мальчишечьи отмахивается парень. – Дело твое, – пожимает плечами Тео. – Когда я купил ему среднегазированную воду вместо слабогазированной, то потом месяц приводил в порядок архив, который не трогали уже лет двадцать. Это был тяжелый месяц. Парень смотрит на него нечитаемо, потом переводит взгляд на стоящую перед ним чашку, аккуратно берет молочник и наливает молоко вровень с краем. – Ты псих, – констатирует Тео и пытается сдержать улыбку. – Как тебя, такого неадекватного, приняли сюда вообще? – Отчим сказал, что если не поступлю в университет и не найду достойную работу, буду играть в лакросс до старости, – серьезно объясняет парень. – А у меня из-за этого ебучего лакросса и так переломано все, что только может ломаться. – И ты выбрал юридический? – Я выбрал исторический, но не прошел. Зато прошел в юридический. – Жаль, – искренне сочувствует Тео. – И прямо сейчас мне нужно самое тихое место в этой фирме, чтобы подготовиться там к экзамену в исторический, который будет через два месяца, – продолжает парень и аккуратно берет чашку с кофе. – Кабинет Питера Хейла не подходит. Зато прямо сейчас я понял, ЧТО подходит. Тео секунду смотрит на удаляющегося смертника, и потом кричит, давя смех: – Как тебя зовут? – Лиам Данбар, – отзывается тот уже от двери. – А ты кто, добрый самаритянин? – Тео Рейкен. – Забегай в архив, – улыбается внезапно Лиам, и закрывает за собой дверь. * * * На следующий день Тео кричит своему секретарю – Кори, что ему нужно в архив и стремительно выходит из кабинета. Кори недоуменно хлопает глазами и пытается понять, почему его начальника потянуло в место, которое он ненавидел всей душой с момента прохождения практики у Питера. *недостоверная информация. Лично я не помню, чтобы в какой-то книге Стаут называл цвет кресла Ниро Вульфа, но в одноименном сериале кресло желтое. **напоминаю, что во многих зарубежных фирмах кабинеты огорождены от коридора стеклянными стенами. Постскриптум. У Джона Гришэма есть одноименный данной работе роман, весьма интересный. Хотя, мне гораздо больше понравился его же "Адвокат"