Play for me

У Бена жадный рот и осторожные пальцы, во время поцелуя он оглаживает скулы Тома, ласкающе ведет вниз по мышцам шеи, на секунду замирая у трепещущей артерии. Он словно слепец смотрит на него руками, спускается вниз по плоской груди, задевая соски. Мужчина целуется умело и жестко, уголки губ становятся влажными от слюны, а бедра Тома предательски дрожат и подаются навстречу горячему телу и неспешным рукам. Камбербэтч посасывает нижнюю губу любовника, когда его ладони, наконец, накрывают пах, ощущая жар и тяжесть чужого возбуждения. Он охает от неожиданности, что Хиддлстон понимает совершенно неправильно, мгновенно принимаясь накручивать себя: - Тебе неприятно? Спрашивать, был Бенидикт с мужчинами до этого, глупо - Том прекрасно осознает, что ответ будет отрицательным. Господи, что он делает? На что толкает этого человека из-за своей внезапной влюбленности? Для него никогда не было особой разницы быть с мужчиной или женщиной, сверху или снизу. Но далеко не все отличаются такой гибкостью взглядов в консервативной Великобритании. Бен слегка прикусил узкую верхнюю губу Тома и улыбнулся, качая головой: - Непривычно. И лестно. Я так хорошо целуюсь? Он так правильно сжал ладонь, что Хиддлстон не сдержал стона. Руки скользили по ткани пиджака, Том сжал между пальцами короткие волосы на затылке Камбербэтча и совсем поплыл, когда заметил, насколько сильно потемнели серо-зеленые глаза напротив. Бен прикусил кожу на шее Тома, дурея от ощущения пульса под языком, вклинился коленом меж ног любовника, попутно разбираясь с застежкой на его джинсах. Движения стали рваными, а пальцы непослушными, хотелось одарить вниманием всю бледную кожу Хиддлстона, провести по ней языком, губами, пальцами, заставить его издавать эти прекрасные стоны без перерывов на вдохи. Обернув ладонью подтекающий смазкой член, Бен сжал зубы сильнее, шумно вдыхая. Прикасаясь к себе, испытываешь совершенно иные ощущения, но останавливаться не хотелось. Зализав поврежденную кожу, Бенедикт без остановки двигал рукой, периодически скалясь от того, как Том дергает его за волосы, но не прекращая. Он пил его вдохи и стоны, прижимаясь теснее, чувствуя, как Хиддлстон близок падению. - Бен... я... Сердце колотилось в грудной клетке, грозя пробить себе путь наружу. Том кончил в чужую руку, зажмурившись до черных точек перед глазами и беззвучно крича, воздуха не хватало. Оба мужчины медленно опустились по стене вниз, Бен аккуратно вытащил руку из-под нижнего белья, стараясь не запачкать спермой ни свою, ни чужую одежду. И как-то странно замер, рассматривая свою ладонь. Том едва отдышался, когда понял, что Камбербэтч подносит ее к лицу, и перехватил его запястье, стискивая до боли. - Пожалей меня, я и так почти в обмороке. - Для некоторых твоих эмоциональных реакций мне нужно разъяснение, - снова целуя Хиддлстона, пробормотал Бен. - Где у тебя ванная? Я впервые у тебя дома. - Ты разве не ждешь от меня ответной, мм, услуги? - Не сегодня. Я хочу на свидание. Том рассмеялся, запрокинув голову. Бенедикт определенно был самым странным человеком из всех, что встречались ему в жизни. Пока Бен решил вернуться к себе за открытой бутылкой вина, Том привел себя в порядок и умылся холодной водой, даже немного намочил свои русые кудри, чтобы в прямом смысле остудить голову. Бесполезно. Стоило ему выйти и заметить на спинке дивана пиджак Камбербетча, который тот оставил, чтобы Том "не подумал, что он сбегает", кровь снова прилила к щекам. Он ведь именно так бы и подумал. Бенедикт вернулся, они продолжили пить вино и разговаривать о книгах, которые в квартире Хиддлстона были абсолютно на всех горизонтальных поверхностях, включая пол. Все было точно так же, как и до этого, словно сцена в прихожей была лишь плодом больного воображения Тома, из-за чего ему страшно хотелось себя ущипнуть и проснуться. И одновременно не хотелось. Он не был уверен, но ему казалось, что глаза Бена стали слишком уж темными, голос бархатом касался кожи, убаюкивал... - Я провожу тебя в спальню, Том? - Нет, не уходи. Мне так нравится мой сон. - Во сколько ты просыпаешься? - В восемь? - Я приду в девять. = Том тонул в мягкости одеяла и подушки, нежился в их тепле и совершенно не хотел просыпаться, даже когда почувствовал прикосновение к волосам. Это ощущение должно было быть тревожным, потому что он жил один и совершенно точно не встречался сейчас ни с кем, кого приводил бы к себе домой - его последние отношения с самого начала напоминали какой-то постыдный секрет, который можно было спрятать только за безликими дверями отелей. Но Хиддлстон вопреки логике не испытывал никаких отрицательных эмоций, а наоборот наслаждался осторожными прочесывающими движениями теплых пальцев. - Доброе утро, Том. Бен вытянулся на постели вдоль его тела поверх одеяла, на белоснежную майку поло было больно смотреть спросонья, поэтому Том закрыл глаза снова, едва их приоткрыв. Но он улыбался. - Ты смотрел, как я сплю? - Ты очарователен, когда спишь, - мужчина наклонился и, мазнув по скуле губами, зарылся лицом в его волосы. - Я заказал нам билеты в театр. Свидание. Ты помнишь? - Конечно. Театр это здорово. Могу прочитать тебе лекцию о специфике английского языка в творчестве Шекспира. - Готов пойти на подобное испытание, если ты останешься доволен, - Бен убрал несколько тонких завитых прядей со лба Хиддлстона и спросил. - Я все время хотел спросить, почему ты играл наверху, около моих дверей? Том все еще сонно моргал, принимая легкие прикосновения, но все же приподнялся и облокотился спиной на подушку, чтобы ответить более осмысленно. - Пожилая леди напротив моей квартиры спит слишком чутко, так что я не могу играть дома. На этаж выше живет молодая семья. Тебя никто не видел никогда. Я и предположить не мог, что кто-то услышит... - Бен поцеловал Хиддлстона в уголок губ, останавливая очередной поток ненужных извинений. - Ты спросил меня тогда... когда мы встретились, если это можно так назвать, - что у меня случилось. Почему? - Твой голос был другим. Слишком отчаянным. - Меня бросили в тот день. Камбербэтч сдвинул брови, приподнял лицо любовника за подбородок и сказал, глядя прямо в глаза: - Тогда я хотел бы отправить благодарственное письмо этому слепому, глухому и явно безмозглому существу. Продиктуешь адрес? Том задержал дыхание и закрыл ладонями глаза - прямолинейность и честность этого человека заставляли его сердце замирать. После совместного завтрака Бенедикт вернулся домой, он собирался решить какие-то дела и подремать, чтобы без проблем встать раньше привычного для себя времени. Хиддлстон же просто не представлял, чем занять себя до вечера, чтобы не сойти с ума от предвкушения. О, он так прекрасно умел доводить себя до состояния полнейшей истерии, что мог бы преподавать это на ряду со средневековым английским. Конечно, все его мысли сейчас занимал Бен, и Том, невольно сравнивая его с Крисом, все больше понимал, что общего у этих мужчин примерно ничего. Камбербэтч был настолько самодостаточным и нелюдимым, что иной раз казалось, что он инопланетянин-шпион и его интеграция в человеческое общество проходит не совсем успешно. И в то же время быть тем, кто ему интересен доставляло Хиддлстону удовольствие. В погоне за этим ощущением он так быстро отошел от разрыва с предыдущим любовником, что сам себе удивлялся - обычно он жрал себя поедом неделями, снова брался за сигареты и худел так, что скулы грозили порвать кожу. В этот раз он собирался на свидание и искренне надеялся на последующее продолжение. Том долго не мог решить, но в итоге остановил свой выбор на классической белой рубашке и галстуке в мелкий рубчик тон в тон к бордовому костюму, который, если верить словам его близкой подруги, делал его похожим на голливудского актера. Бенедикт в костюмах выглядел безупречно и Хиддлстону хотелось соответствовать. Ему вообще до стыдного много всего хотелось, и все это вылилось в то, что душ занял непозволительно много времени. = Том ни капельки не удивился, когда их места оказались в ложе - Бен не жаловал других людей и не собирался лишний раз контактировать с ними, если этого можно было избежать. Мужчина внимательно изучал программку, а на вопросительный взгляд Хиддлстона лишь пожал плечами и пояснил: - Если не прочитаю либретто, ничего не пойму. Ты же знаешь, в эмоциях я не силен, а искусство нацелено в основном на них. - Тогда почему выбрал театр? - Ради эстетики. И мне показалось, тебе понравится. Бен не прогадал, стоило погаснуть свету, а оркестру начать играть, как Том буквально растворился в происходящем на сцене. Он по ролям одними губами проговаривал диалоги персонажей Шекспира, невольно хмурясь, когда строки оригинала были изменены для удобства произношения. Ложа создавала впечатление полного уединения, словно актеры играли только для них двоих. Камбербэтч все первое отделение просидел, считывая эмоции с утонченного лица и по ним определяя, что происходит на сцене. В огромных полных восторга синих глазах Тома тени грусти или веселья различались гораздо нагляднее, чем в поставленных движениях целой труппы. А когда по его щеке покатилась слеза, в приглушенном освещении напоминавшая каплю расплавленного золота, Бенедикт не сдержался и подхватил ее большим пальцем. Том вздрогнул от неожиданности, а спустя мгновение уже отвечал на жадный собственнический поцелуй любовника. - Прости, я терпел, сколько мог, - мужчина не мог оторваться от желанных губ и с нескрываемым наслаждением исследовал чужой рот, не задумываясь о том, что перегородки между ложами не такие уж толстые. - Но ты, в этом костюме, - Бен проследил губами влажную дорожку от так и не сорвавшейся слезы, - тебе так идут костюмы, что я хочу купить тебе еще сотню, а потом снять каждый из них. Не могу больше ждать... Том потерялся, заблудился в ощущениях - строки стихов в его голове перемешались с желаниями тела, так что он так и не понял, как оказался в машине Камбербэтча. От театра до дома было недалеко, хотя на всех светофорах они стояли и целовались до тех пор, пока не начинали сигналить сзади. По лестничным пролетам бежали как школьники, не заботясь о том, что о них могут подумать, а в квартиру Бена просто ввалились, запутываясь в ногах. Топтор возмущенно выгнул спину и убежал в другую комнату, показательно не одобряя поведение хозяина и его частого гостя. Пиджаки полетели на пол первыми, они избавились от туфель, наступая на задники (анархия!), оторваться друг от друга казалось преступлением. Грубые прикосновения только распаляли сильнее, губы саднило от поцелуев, Бен сжимал задницу Тома до боли, хотя собирался расстегнуть его ремень. Загнанное дыхание мужчины сменилось сиплым стоном, когда Хиддлстон опустился на колени. Том вытащил рубашку Бена из-под пояса брюк, прижался горячей ладонью к твердому плоскому животу, заставляя облокотиться о стену. Он так сильно хотел доставить мужчине удовольствие, что пропустив крупную головку его члена глубоко в горло, чуть не захлебнулся слюной. Она потекла по подбородку Тома, срываясь тягучими каплями на ковровое покрытие пола. Бен держал его за волосы, легонько царапая у самых корней волос, направляя, но не позволяя себе толкаться глубже. На шее Тома все еще болтался распущенный, но так и не снятый галстук, и мужчина дернул за него, привлекая внимание увлекшегося любовника. Хиддлстона хотелось сфотографировать, чтобы запечатлеть таким навечно: расфокусированный взгляд, покрасневшие опухшие губы и касающийся щеки влажный от слюны член. Подняв несопротивляющегося любовника на ноги, Бенидикт снова с удовольствием вылизал его рот, подталкивая Тома к спальне. Бен избавил Хиддлстона от остатков одежды прежде чем накрыть собой, прежде чем пройтись ладонями по гладкой груди, дугам ребер, бокам и бедрам. Он закинул ногу Тома себе на талию и, едва сдерживая собственное нетерпение, скользнул пальцами меж небольших упругих ягодиц. - Я чувствую себя ограбленным на ощущения. Том явно рассчитывал на продолжение свидания, потому как там все еще было немного влажно, гладкие стенки легко позволяли двум пальцам двигаться внутри, а вот три - обнимали нестерпимым жаром. Хиддлстон закрыл глаза руками, каждый вздох вырывался со стоном. - Если бы ты просто проводил меня до двери, я бы покончил с собой... Бен толкнулся внутрь, заставив Тома выгнуться на постели и закричать, пальцы скользили по влажной от пота пояснице, удерживая тот ритм, от которого Хиддлстон выл на одной ноте и комкал одеяло за своей головой. Налитой член прижимался к животу,пачкая его предсеменем, и дергался от каждого задевающего простату толчка внутри. Том бессознательно потянулся к себе, чтобы закончить эту сладкую пытку, но Бен перехватил его за запястье и прижал руку к постели, не давая помочь себе. На его лице застыла усмешка, движения стали медленнее и глубже, кровь словно кипела, разнося уже болезненное удовольствие по всему. - Бен... Бен, пожалуйста... - Я читал, что можно кончить, не касаясь члена. Нет? У Тома на глазах даже слезы выступили, его трясло, каждое прикосновение ощущалось электрическим разрядом по оголенным нервам. - Ладно. Может быть в следующий раз. Бенедикт облизал ладонь, прежде чем накрыть ею напряженный член, и Хиддлстон сорвался мгновенно, судорожно сжимаясь и подмахивая снова ускорившимся толчкам внутри. В этот раз Том не мог помешать мужчине попробовать себя на вкус. = Уже после душа, в одинаковых халатах мужчины лежали на постели и курили, стряхивая пепел в пепельницу, которую передавали из рук в руки. Лицо Бена приобрело пугающе сосредоточенное выражение, а Том сражался на два фронта - с дремотой и удивлением от того, что идеальный и весь из себя правильный Камбербэтч удивительно гармонично смотрится с сигаретой в руках. - Ты же лингвист, Том? Помоги мне подобрать слово. Я буду описывать то, что чувствую, а ты скажешь мне, как это называется. Готов? - Хиддлстон был на сто процентов уверен, что он не готов, но все равно кивнул. - Я хочу слушать твой голос. Слышать его постоянно, как можно ближе, рядом. Видеть улыбку, смех, мелкие морщинки в уголках глаз. Наблюдать, как двигаются твои губы, складывая слоги в слова. Чувствовать их вкус. Ты всегда сначала бледнеешь, будто от ужаса, и только потом краснеешь от смущения, совсем как сейчас. Но то, что для тебя является недопустимой откровенностью, для меня - лишь констатация фактов. Когда я вижу тебя, я хочу тебя касаться. - Пожалуйста, остановись... - Как это называется? Скажи мне, Том.