Жёлто-рыжая осень

      — …Вот в том-то и вопрос, Моричика-сан, — элегантно присев на краю небольшого диванчика в этом тесном, но уютном помещении, задумчивая девушка в фиолетовом платье вела свой беззаботный неторопливый разговор, в то время, как её собеседник недоверчиво и даже как-то испуганно рассматривал её из-за разнообразных полок и ящиков, что отделяли его «личное пространство» от того, что можно было бы назвать гостиной — или торговым залом; в конце концов, владелец этого места всё ещё считал своё заведение магазинчиком.       — Вы пришли, Якумо-сан, как обычно, попрощаться на всю зиму, так? Что по поводу нашей договорённости…       — Вот вы всегда так, Моричика-сан, — она пожала плечами. — Чуть что, так сразу к делу. Я удивляюсь, как вы ещё не стали, как говорят во Внешнем мире, олигархом — с вашими-то богатствами… — смело опустив руку в откуда-то возникшую дыру в пространстве, девушка достала оттуда одну, а затем и вторую канистру с чем-то жидким. — Впрочем, с вашей тягой к старине… Я бы могла подобрать вам вещь немного получше той, что согревает вас зимними ночами, но для этого вам придётся поговорить с богиней с горы, а вы, наверное, не намерены этой возможностью воспользоваться…       — Не намерен. Меня и так всё устраивает, — он поёжился. Может, от холода, может, от странного запаха, что шёл от этих канистр, а может — от общей зловеще-загадочной ауры, что распространяла вокруг себя эта девушка.       — Я не предполагала другого ответа. Что ж, на некоторое время вам этого керосина хватит, а потом, если что — попросите Рейму, у неё теперь есть свои методы. Вы же знаете, барьер в последнее время весьма непрочен… — она, явно намекая на что-то, подняла глаза к потолку.       — Я знаю. В последнее время ко мне стекается достаточно много товара…       — Я бы не назвала это товаром, поскольку оно валяется у вас, мягко говоря, без дела, но раз вам так нравится… Не буду настаивать.       Они немного помолчали. Гостья, видимо, надеялась, что хозяин что-нибудь ответит, но решив, что это бесполезно, в итоге нарушила молчание сама, задав наводящий вопрос:       — Кстати, уважаемый Моричика-сан, не кажется ли вам, правда, что у нас в Генсокё стало появляться слишком много всего из Внешнего мира? Новости, вещи, люди…       Посетительница встала с диванчика и подошла к столу, что здесь играл роль импровизированного прилавка. Нагнувшись вперёд, она заставила владельца отшатнуться — настойчиво посмотрев ему прямо в глаза. Тот отвёл взгляд.       — Фух. Кому, как не вам, могущественной Юкари Якумо, той, кто, как говорят, и ответственен за этот барьер между этим миром и тем, знать об этом? Я боюсь показаться бестактным, но мне кажется, вы знаете об этом гораздо больше меня.       — Моричика-сан, я бессильна против вашей проницательности, — засмеялась Юкари. — Так всё же, как вы считаете?       — Вы настойчивы, Якумо-сан.       — Леди иногда приходится проявлять настойчивость.       — Ох. Я стараюсь не задумываться об этом, пока это не касается меня лично. Мне нравится, что у меня стало больше товара, и на этом…       — Ясно. Об инцидентах с Даймондбэком-сан, с Мадчером-сан и с Усами-сан вы тоже узнали из газет. И совершенно не переживали ни за Рейму, ни даже, — она зловеще улыбнулась, — за Марису?       — Они сильные женщины, они всегда со всем справляются.       Юкари немного удивлённо — редкий для неё случай! — посмотрела на Ринноске и, не сдержавшись, рассмеялась.       — А вы весьма уверены, как я посмотрю. Ох, знаете, это странное чувство, когда вроде бы всё всегда идёт по плану, когда всё кажется до ужаса предсказуемым, но при этом всё равно где-то в глубине души у тебя теплится ощущение, что поток событий вот-вот рискует свернуть с намеченной дорожки и рухнуть в пропасть неизвестного… Знакомо ли вам это чувство, Моричика-сан?       — Э-э… — он почесал затылок. — Не знаю. Не сказал бы…       — Вот и мне нет. А так хотелось бы… — Юкари поймала удивлённый взгляд Ринноске и вновь рассмеялась. — Ладно, мне кажется, я задержалась. Мне ещё нужно увидеться кое с кем, дабы всё устроить до зимы, а то в эти холода совершенно не хочется ничего делать. И вы же не будете сильно возражать, если в качестве платы за свои услуги я возьму у вас вот эту небольшую штуковину? — Юкари схватила со стола-прилавка странную металлическую палку с ручками и прежде, чем Ринноске успел что-то сказать, исчезла, провалившись в дыру в пространстве, что мгновенно захлопнулась за ней.       — Интересно, зачем ей это устройство для «несения правды» о неком «боге», носящее странное название «Каращиникофу»? — задумался было Ринноске. Но как он и предполагал, его размышления почти сразу были прерваны очередной гостьей. Видимо, и скорый уход Юкари был связан с тем, что она не хотела встретиться с этим запыхавшимся чёрно-жёлтым клубком из ткани и волос, который сейчас, бесцеремонно распахнув дверь и впустив в этот уютный магазинчик промозглый осенний ветер, занимал дверной проём. Секунда — и из клубка показались руки, а верхняя его часть, откинувшись назад, превратилась в сидящую набекрень чёрную шляпу, из под которой на хозяина лавки смотрели раздосадованные и огорчённые, но всё же энергичные и по-детски наивные глаза, хоть их обладательница и не была никаким ребёнком уже давным-давно.       — Корин! Джек опять сломал мне метлу. Ты же починишь, а?       Ринноске не оставалось больше ничего, как впустить неожиданную гостью внутрь.       — Ох, Мариса, сколько лет я тебя знаю, а ты всё равно так безответственно относишься к своим вещам и чуть что случается, я должен их…       — Это, я пойду пока чай поставлю, а ты глянь, что там с ней, зе?       Мариса, не обратив ни малейшего внимания на ворчание хозяина, уже проскользнула на небольшую кухоньку — она прекрасно ориентировалась в магазинчике Ринноске, и тому оставалось только вздохнуть, пожав плечами. Эта неугомонная ведьма всегда делала то, что хотела — и как-то противостоять её решениям было бесполезно.       Он взял в руки несчастную метлу, древко которой было, судя по всему, в результате удара о дерево сломано почти пополам и задумался над тем, что можно с этим сделать…       …Анноун в последнее время пытался всё-таки действовать более осмысленно, чем раньше. Став сикигами Ран, он более-менее научился находить язык с местными ёкаями, и хоть это ему и не всегда удавалось, и ночь для него была пока ещё полна опасностей, он старался поступать разумно.       Несмотря на испорченные отношения с Фландр — та до сих пор если и удостаивала его взглядом, то взгляд этот был полон даже не ненависти, а скорее отвращения, — и потому появившиеся значительные проблемы с пониманием в младшем ёкайском классе, Анноун пользовался некой известностью в старшем.       В своё время даже Сырно оценила его умение использовать даммаку и, самое главное — ту историю о том, как он не побоялся выйти на бой с Юкари. Разумеется, она не считала его равным себе, «сильнейшей» в Генсокё, но по крайней мере уже не смотрела на него, как на пустое место, и даже один раз пригласила его помериться силами на озере, считая такое предложение неким выражением благосклонности. Тот тактично отказался от такой перспективы, пообещав обязательно принять её вызов потом, когда его силы станут сравнимы с её. Подобное очень польстило заносчивой фее, так, что она даже не обиделась на отказ: можно сказать, хоть кто-то признал её силу.       Помимо бойкой ледяной феи, Анноуном заинтересовались и некоторые из её подружек. Если Дайёсей практически всегда держалась рядом с Сырно, а Риггл была эдаким «голосом разума» в этой группе и старалась ни к кому не показывать излишнего расположения, то Мистии как-то взбрело в голову желание поближе познакомиться со столь экстравагантным учителем. В один из дней случайно — а может, и нет, — поймав его в коридоре школы после уроков, она ненавязчиво завела с ним разговор о музыке и песнях — хотя это всё свелось скорее к тому, что они пытались изобразить друг для друга разнообразные кусочки мелодий, и выглядело это достаточно странно:       — …Migite de pokapoka, hidarite de pokapoka, minna o pokapoka desu toroi! — Мистия, на время исполнения этой строчки сделав рассерженное лицо, помахала кулаками в воздухе. — Это песня, которой можно выразить недовольство, разочарование и злость на кого-то…       — Она звучит не очень-то и злобно, скорее, ну… Знаешь, как-то мило скорее.       — Разве? — она недоверчиво наклонила голову и заинтересованно распушила свои крылья.       — Чтоб выразить недовольство и разочарование, надо что-то поактивнее. Вот, например, — он вскинул руку вверх и начал, встряхивая головой, петь — или даже кричать: — It is the end of all hope! To lose the child, the faith! To end all the innocence! To be someone like me!..       Мистия заинтересованно посмотрела на него.       — Разочарование может быть, а недовольство — вряд ли, скорее вместо недовольства тут безразличие, а ведь безразличие часто ведёт к беззаботности, а беззаботность — к лёгкости жизни! — она радостно вскинула руки и расправила крылья, начав напевать какую-то совсем бессмысленную мелодию: — Papepipu papepipu papepipupo, one two panjiru papepipupo, one, two, three, four, one-two-three-four papepapepo!       Анноун почесал в затылке: Мистия делала совершенно непредсказуемые выводы, и пытаться удержать нить разговора было трудно.       — Мнимая лёгкость жизни может быть обманчива. Как там… Hello! Is there anybody in there? Just nod if you can hear me; is there anyone at home?..       — Это разве про лёгкость жизни? Я чувствую, в той песне кто-то не может достучаться до другого… Вот тоже: Anata wa ima doko de nani wo shite imasu ka? Kono sora no tsuzuku basho ni imasu ka?       — Ну там всё было безнадёжно, а у тебя просто грустно. Ну это как… Paint me your picture and hang it on the wall; сolor it darkly, the lines must start to crawl — down, down, down. Spin me around and around, draw me away to the night from the day, leave not a trace to be found… — он покачивался из стороны в сторону, разведя руки, будто пытаясь обозначить масштаб эдакой вселенской грусти. И наконец, когда он едва случайно не споткнулся о бревно, совершенно забыв о происходящем вокруг, он вдруг понял, что они уже давно вышли из школы, зачем-то забрались в лесную глушь и вообще идут непонятно куда…       Анноун, похоже, недооценил способность Мистии увлекать своим пением — да впрочем, и сам увлёкся не на шутку.       — Это… Слушай, а где мы вообще? Нам пора уже по домам…       — Ну я-то здесь как дома, а вот ты… — Мистия была одна из немногих, кто позволял себе общаться с Анноуном без уважительного «-сенсей» — как, впрочем, и вся группа подружек Сырно. — Впрочем, ты не проголодался? Раз уж мы здесь, то я могу предложить тебе зайти кое-куда перекусить…       Пока Мистия вела Анноуна вглубь леса, у того уже начало закрадываться нехорошее предчувствие: ситуация, когда ёкай на ночь глядя утаскивает тебя в чащу, вряд ли могла предвещать что-то хорошее. Однако, в то время, когда он уже вовсю планировал, как он будет отбиваться с помощью своих скудных даммаку-умений, дорожка внезапно вывела их к полянке, на которой стоял небольшой домик, одна стена которого была переделана в некое подобие прилавка.       «О, неужели в качестве еды запланирован не я?..» — удивился он.       Мистия предложила ему немного подождать, после чего исчезла внутри домика. Не прошло и нескольких минут, как она появилась вновь — на этот раз переодевшись в свободную светло-коричневую юкату, поверх которой был повязан синий фартучек, а на голове — такого же цвета косынка. В руках у Мистии был большой тряпичный мешок с чёрной печатью, изображавшей птицу, охваченную языками пламени — и Анноун уже начал было размышлять, какое отношение эта птица имеет к Мистии, когда догадался прочитать написанную вокруг печати надпись, гласившую «Fujiwara Charcoal Co. — поставки угля, Бамбуковый лес, 350 шагов к западу от Эйентея». В мешке и правда оказался уголь, который Мистия проворно насыпала в небольшое углубление в прилавке, выложенное металлическими листами. Следом она выпустила туда небольшой даммаку-шарик, и когда уголь вспыхнул, она, осторожно помахав своими крыльями, помогла ему разгореться. Анноун удивлённо следил за её приготовлениями, а она вытащила откуда-то металлическую решётку и, водрузив её сверху и сбив огонь на теперь уже разогревшихся углях, вновь отправилась в домик. Вернулась она оттуда с большим синим ящиком в руках, внутри которого, плавая в смеси воды и снега — было понятно, что Мистия здесь не обошлась без помощи Сырно, — лежал ящичек поменьше, в котором была сложена разнообразная рыба. Вытаскивая оттуда по одной рыбине, Мистия стала, напевая себе под нос какую-то тихую мелодию, деловито нанизывать их на заранее заготовленные палочки, что она доставала из своего фартука и класть их на решётку.       …Было сложно поверить, что такая беззаботная в школе Мистия по вечерам занимается настоящим предпринимательством не хуже какого взрослого — и судя по всему, у неё это вполне себе получается.       — Ты садись, садись, — закончив, она указала Анноуну на лавку, расположенную рядом с другой частью прилавка, по-видимому, выполнявшей роль чего-то вроде барной стойки. — Сейчас будет всё готово… Может, тебе пока налить чего-нибудь?       — Э-э… А что-то есть?.. — Анноун где-то краем сознания понимал, что пить в лесу с настоящим ёкаем небезопасно, но не рискнул отказаться.       — Так, что у меня есть… Ну, например, с праздника урожая ещё пиво оставалось, будешь? Ещё, например…       — М-м, давай, — он кивнул.       — Сейчас тогда, — Мистия вновь нырнула в домик и вскоре вытащила оттуда небольшой бочонок и две стеклянных кружки. Анноун хотел было помочь, но Мистия с лёгкостью всё делала сама — вытащив пробку, она налила в кружки тот самый напиток, что Анноун не так давно видел на празднике…       Его немного смущала ситуация вот так сидеть здесь и пить пиво вместе со своей ученицей — вряд ли он мог бы подумать об этом в своей школе: нет, конечно, в старших классах они с друзьями иногда так развлекались после школы, но чтобы с учителями… Впрочем, Мистия совершенно не чувствовала себя как-то неловко, и в итоге через несколько минут они вновь увлечённо разговаривали о музыке…       Сложно сказать, что настолько заставило Анноуна забыть об окружающей обстановке: пиво ли, которое по его ощущениям было заметно крепче, нежели то, что ему доводилось пробовать во Внешнем мире; разговоры, перемежаемые пением Мистии, или просто увлекательная тема беседы — но время летело незаметно. Вскоре сюда начали подтягиваться другие ёкаи, и теперь Анноуну уже не казалось, что устраивать такое заведение посреди леса — плохая идея: популярностью это место вполне себе пользовалось.       Сначала сюда пришла Сырно с подружками — и Анноун по их разговорам убедился, насколько более хулиганисто они себя ведут вне школы, нежели на уроках. Поназаказывав всякого у Мистии, они собрались прямо в центре полянки, пригласив Мистию поучаствовать в «тусовке» вместе с ними; но та покачала головой, сообщив, что пока что работает.       Чуть позже пожаловала странная девочка с ещё более странным зонтиком в одной руке — другой же она обнимала свою, очевидно, подругу, в облике которой тоже было немало странностей: бледная до синевы кожа, странно вытянутые вперёд руки и особенно эта красная бумажка непонятного назначения на лбу. Пока девочка с зонтиком о чём-то воодушевлённо рассказывала подруге, та лишь немногословно отвечала ей: «Угу…» или «О-о…», изредка кивая. Они устроились на лавке рядом с Анноуном — и того почему-то посетило странное чувство, как тогда, когда он в детстве смотрел фильмы ужасов про всяких зомби. Но сейчас ему не хотелось думать об этом, и вторая кружка пива, что перед ним как раз поставила Мистия, ему в этом помогла.       Вскоре пожаловала ещё парочка ёкаев, и в отличие от предыдущих двоих, что были заняты исключительно друг другом, эти, разместившись на лавке рядом с Анноуном, не забыли представиться: ту, что в капюшоне, звали Ичирин, а другую, со странными ушками на голове — впрочем, Анноун успел привыкнуть, что подобные ушки тут много у кого есть, взять хотя бы Ран, — Кёко. Гости завели разговор с хозяйкой, и Анноун постепенно заскучал бы — если бы Кёко не попыталась сама втянуть его в беседу. Узнав от Мистии, что они разговаривали с ней про песни и музыку, она даже подпрыгнула на месте от радости, после чего принялась рассказывать ему про их совместный проект с замысловатым названием «Тёдзюгигаку». С молчаливого согласия Мистии Кёко пообещала неожиданному слушателю «бесплатный вход в VIP-зону» — ведь он не знал, что остальным жителей Генсокё подобные концерты уже откровенно надоели, и что он, вероятнее всего, будет единственным посетителем этого концерта не то, что в VIP-зоне, а вообще — если не считать редких призраков, фей и других мелких ёкаев, привлечённых шумом…        Впрочем, этот воодушевлённый монолог Кёко прервала высокая длинноволосая женщина в пышном чёрном платье, неслышно подошедшая к Ичирин и Кёко сзади и без слов взявшая их за воротники.       — Мы тут… Э-э… Рыбкой балуемся… — испуганным голосом попыталась оправдаться Ичирин.       — Я прекрасно вижу, чем, — она сделала паузу, — вы тут балуетесь. Сколько вам говорить? Послушники храма Мёрена должны уважать правила!       — Хидзири-сама, мы ничего не… — замотала головой Ичирин, но гостья лишь вытащила их двоих со своих мест, будто провинившихся котят и понесла куда-то, даже не думая о том, чтобы отпустить — и при этом даже не забыла обернуться и поклониться Мистии со словами: «Прошу прощения за доставленные неудобства».       Лишь только эта Хидзири-сама унесла своих подопечных, Анноун внезапно понял, что уже стемнело, что он не понимает, сколько времени, что завтра новый учебный день и что ему пора домой — и поспешил попрощаться с Мистией до завтра …       Когда Анноун вернулся домой, Ран придирчиво обнюхала его. До него начало потихоньку доходить, что Ран может не понравиться то, что он провёл этот вечер с другой жительницей Генсокё — а потерять из-за этого Ран, как уже случилось с Фландр, он точно не хотел. И пока он взволнованно раздумывал над тем, как бы всё объяснить Ран, чтобы, как обычно, не наворотить чего, та лишь вздохнула, словно мать, беспокоящаяся о том, что её ребёнок слишком долго гулял на улице, и со всей мягкостью, на которую была способна, сказала:       — Я бы не советовала тебе, хозяин, пренебрегать безопасностью при общении с ёкаями. Конечно, я бы почувствовала, если бы с тобой что-то случилось, но ведь я могу и опоздать, а со здешними ёкаями шутки плохи, как ты знаешь на примере Юки…       — Э-э… Я же не… Ну, не специально…       — Никто специально не попадается в сети ёкаев. Хотя, судя по всему, Мистия делала это неосознанно и от чистого сердца — быть может, это была её благодарность за то, что ты терпишь её в школе. Но я бы не советовала отправляться на прогулку один на один, например, с Люмией или Ююко: ты всё же не совсем ёкай, и они могут внезапно захотеть тебя съесть, и хоть ты и способен, например, дать отпор Люмии, но насчёт Ююко я сомневаюсь. Даже я вряд ли намного сильнее, чем она, а что уж говорить о тебе…       Анноуна удивило, насколько хорошо Ран известно, с кем и как он провёл это время.       — Это… Ран, ты теперь умеешь читать мои мысли?..       Ран засмеялась, и её хвосты закачались у неё за спиной.       — Нет, до такого уровня наша с тобой связь не дошла. Для того, чтобы понять, где ты был, мне достаточно всего лишь запаха — жареную на углях рыбу и пиво можно в такое время добыть в Генсокё лишь в двух местах, а таверна в деревне сейчас закрыта. Конечно, есть ещё таверна óни, но оттуда ты бы вряд ли самостоятельно вернулся: эти рогатые создания не отступят, пока не напоят тебя до потери сознания. А насчет того, чтобы кто-то читал твои мысли… Я, конечно, если ты хочешь, могу познакомить тебя с одной особой из-под земли, но я думаю, это не входит в круг твоих желаний. Так ведь?       — М-м, да, не входит, — покачал головой Анноун.       — Вот и я так думаю. В любом случае, если ты встретишь ту, кого зовут Сатори Комейдзи, тебе лучше бежать оттуда, пока она не вызнала про тебя всё и не использовала это против тебя. Как-то раз Юкари-сама довелось отправить Рейму бороться с ней, и вряд ли у моей хозяйки остались от неё хорошие впечатления, а ведь это явно показывает, насколько её способности страшны.       — Э-м-м… Спасибо, я вроде бы читал о ней в книге, но хорошо, что ты меня предупредила, Ран, это будет полезно… Но она живёт под землёй, так что пока я туда не полезу, то я с ней и не встречусь, правильно?       — Думаю, да. Тебе просто стоит быть немного более осторожным. А ещё тебе стоит выспаться перед завтрашним днём, а уже поздно. Ты, я вижу, сумел поужинать, поэтому, думаю, нам пора ложиться спать…       …Прошло ещё несколько дней, и Анноун уже почти забыл о событиях того вечера. И вот, прямо перед выходными, уже когда Анноун собирался идти домой из школы, Мистия вновь поймала его и напомнила, что сегодня в полночь на небольшой полянке у дороги в сторону храма Хакурей состоится концерт их с Кёко группы. Анноун недоверчиво почесал голову, но потом вспомнил, что он же обещал Кёко тогда прийти на этот концерт, а повторения ситуации с Фландр он теперь точно не хотел. И, скрепя сердце, он вновь пообещал — теперь уже Мистии — прийти туда…       Вопреки его ожиданиям, Ран не стала его отговаривать. Ещё раз напомнив ему о безопасности, она отпустила его посмотреть на этот «концерт» — сказав, что ей нужно будет выполнить какие-то поручения Юкари-сама, и раз его не будет дома, то она как раз сможет посвятить этому своё время. Незадолго до полуночи, в очередной раз обняв его на прощание, она пожелала ему хорошо провести время, а вскоре, как и договорилась с Юкари, отправилась к ней через заблаговременно созданный хозяйкой портал. Она не сильно беспокоилась об Анноуне — вряд ли Кёко и Мистия представляли для него угрозу, поэтому решила со спокойной душой заняться делами Юкари…       Анноун легко нашёл то место, про которое ему говорила Мистия. Он услышал звуки, относящиеся, без сомнения, к назначенному концерту, ещё не успев покинуть деревню, и с лёгкостью добрался туда — впрочем, уже после начала концерта. Больше всего его поразила не незамысловатость песен и даже не очень непривычный вид исполнительниц — Кёко сменила своё лёгкое платье на брутальный костюм, подобающий вокалистке какой-нибудь группы, играющей хэви-метал, а на Мистии теперь красовалась футболка с надписью «Hunters Welcome ♥ Hell» и электрогитара, напоминающая раритетный «Stratocaster», из тех, что ныне почти исчезли из Внешнего мира. Самым странным Анноуну показалось то, что посетителей было слишком мало. Он ожидал большой весёлой толпы, но помимо него здесь находилось всего лишь ещё две слушательницы. Темнота не давала рассмотреть их подробно, и потому он постарался подобраться к ним поближе…       Одна из девушек его вскоре заметила и, хитро улыбнувшись, поспешила к нему.       — Здорово, парень! — крикнула она ему по пути, и он едва разобрал её слова: Мистия с Кёко играли какой-то экстремальный трэш-метал, и рёв гитары, сливающийся с визжанием Кёко, не давал возможности хорошо слышать что-то на расстоянии.       — Э-э, ну, это, привет, подруга! — прокричал он в ответ и помахал рукой внезапной собеседнице. Пока она приближалась к нему, он успел рассмотреть её и удивиться: неужели в Генсокё есть даже такие представители музыкальных субкультур? Белое платье с ярким узором из совершенно не сочетающихся цветов — красного, чёрного и серого, косо перевязанное лентой, растрёпанные тёмные волосы, часть из которых была раскрашена отдельными прядями в разные цвета, тяжёлый браслет на одной руке, на который так и просилась надпись типа «Cradle of Filth» или хотя бы «Sex Pistols», и эта манера легко говорить и знакомиться со всеми встречными, которую можно было легко понять уже по единственной сказанной фразе. Образу не хватало только тяжёлых ботинок, цепей и рюкзака с черепами — ну, настоящий панк, сродни тем, что обитали в районе, где жил Анноун, пока учился в школе — и с которыми он нередко имел счастье коротать время, если после школы не хотелось сразу идти домой. Вот и сейчас Анноун решил «включить» подобный стиль разговора…       Девушка, подобравшись к нему, поинтересовалась:       — Как тебя занесло-то на этот концерт? Из Генсокё сюда обычно никто не ходит.       — Ну, они просто не понимают, — он отмахнулся. — Мы ж любим такую музыку, да? Это ж настоящая…       — Любим? Хм, по правде говоря, я её ненавижу, но мне нравится слушать то, что я ненавижу, хе-хе, — она положила руку ему на плечо, и Анноун подумал, что эта шутка хоть и звучала странно, но чего можно ещё ожидать от странных генсокийских панков?       — А ты замысловато говоришь, подруга, — улыбнулся он в ответ.       Как раз в это время к ним присоединилась вторая из посетительниц этого шоу — судя по хмурому выражению её лица, ей происходящее уж точно не нравилось. Уже по её внешнему виду, одежде и цвету волос можно было понять, что она явно не из завсегдатаев подобных мероприятий, и её сюда притащила более бойкая подружка — как обычно это бывает.       Анноун хотел было поинтересоваться, как их звать, но та, что подошла первой, продолжила, как ни в чём ни бывало:       — Это что. Вот, кстати, — она указала другой рукой на сцену, — сейчас они будут петь ту самую песню…       Анноун прислушался: в самом начале концерта Кёко так громко орала в микрофон, что слова можно было разобрать с большим трудом. Потом он начал улавливать общий смысл песен — что-то там про «крик души», «угнетение», «страдание» и подобные вещи. Но похоже, Кёко постепенно уставала кричать на пределе своих возможностей — даже у ёкаев силы не безграничны. Когда закончилась очередная песня, она кивнула Мистии — и та начала наигрывать незамысловатый рифф на гитаре, и Кёко перестала надрываться и начала петь, хоть и по-прежнему громко и импульсивно, но уже понятнее:       «…Смертельной данью обложен мир, лишён покоя и сна! Многоголосо гудит эфир: опять на старте война!..»       Анноун внезапно поймал себя на мысли, что его что-то смущает во внешности второй девушки из тех, что стояли сейчас рядом с ним, но он отбросил эти мысли и вскоре уже вместе с первой из них, взмахивая кулаком, подпевал Кёко:       «…Воля! И разум! Воля! И разум!..»       Хоть поначалу ему и казалось, что Мистия и Кёко играют какую-то ерунду, он начинал всё больше и больше проникаться песней. Может, это была всего лишь способность Мистии, а может, и Кёко… Но он правда чувствовал, будто песня затрагивает какие-то чувства его души, глубоко запрятанные, но не задавленные, и сейчас они, словно цветок из-под асфальта, пробиваются наружу…       «…Всё, во что ты навеки влюблен, уничтожит разом тыщеглавый убийца-дракон — должен быть повержен он!..»              Всё-таки что-то особенно было в подобных концертах: они заставляли что-то переосмыслить в себе. Анноуну не хотелось знать, про какого «убийцу-дракона» они поют — он с лёгкостью мог выдумать себе с десяток таких аллегорий на вещи, которые «должны быть повержены»… Наверное, в этом и была сила подобных песен — в том, что они пробуждали в каждом свои, особенные чувства?..       «…Пока не поздно — спасайте мир, нельзя нам больше терпеть! Пока мы вместе, поберегись: любому чудищу — смерть!..»       Анноун посмотрел на свою собеседницу, которая сейчас самозабвенно прыгала рядом с ним, подпевая вокалистке, а когда песня закончилась, и Кёко с Мистией стали объявлять об окончании концерта, мотивируя небольшую его продолжительность тем, что более длительный концерт мог бы слишком разозлить Рейму и тогда она прилетела бы сюда разгонять всех, — вновь обернулась к нему и отчего-то спросила:       — Парень, а мог ты вот так взять и спасти мир, а?       — Хе-хе, — улыбнулся он, несмотря на серьёзное выражение лица собеседницы, — если понадобится, то я уж попробую.       — Даже если его потребуется перевернуть для этого с ног на голову? — улыбка вернулась на её лицо.       — Ну, почему бы и нет, — махнул он рукой.       — О-о, тогда можешь на меня рассчитывать, как там тебя…       — Ну, меня тут называют Анноуном.       — Чудное погоняло, определённо, — собеседница встряхнула своими спутанными волосами. — Я, если что, Сейджа и ты можешь меня найти в подземелье — а то на поверхности меня, к счастью, не слишком любят, вот, — она подала ему руку, которую он рассеянно пожал.       Подземелье? Но…       Вторая девушка сердито посмотрела на него — и тут Анноун понял, что казалось ему странным в её внешности.       Она смотрела на него всеми своими глазами — тремя, и третий из них находился на шарообразном объекте, что парил рядом с ней, будто тоненькими изогнутыми трубками охватывая её фигуру.       Он тут же вспомнил книжку, где видел подобное, и почувствовал, как холодеет от ужаса…       — Ты правильно догадался, незнакомец, но не стоит так сильно бояться. Да-да, я — это она. И знаешь, мне не очень приятно то, что ты сейчас обо мне думаешь. Нет, не так. И не так тоже. Да кто тебе сказал такую глупость? А… Ясно всё с тобой. Нет. Нет. И это тоже нет. Прекрати уже думать такую ерунду!       Анноун попытался закрыться руками от взгляда Сатори — но прекрасно понимал, что это бессмысленно: он для неё был словно на раскрытой ладони, и она давала ответы ещё до того, как он успевал додумать вопрос до конца. Осознавая собственное бессилие, он сел на землю, закрывшись руками.       — Ты прав, это не сработает. Перестань уже, мне обидно. Почему вы все так ненавидите меня, а?..       — Но это же весело, когда тебя ненавидят, Сат-тян, — хихикнула Сейджа.       — Да, я знаю, что ты так думаешь. Но ты — не я, и потому… Э, нет, Сейджа, этого делать не надо. Чтобы снова… Хорошо, молчу. Да, я поняла.       — Слушай, Анноун-кун, встань уже, Сат-тян не такая страшная, как тебе кажется, — Сейджа подошла к Анноуну и пошевелила его за плечо. — Да, она о тебе всё знает, но потому ей и можно доверять. И ненавидеть при этом, хе-хе.       Анноун нерешительно поднялся.       — П-п…       — Ладно, я принимаю твои извинения, — пожала плечами Сатори. — Да, я вижу, что они по большей части из-за страха, а не потому, что ты чувствуешь вину передо мной, но вы все такие, что уж с этим поделать. Да, ты правильно понял — я видела твои мысли с того самого момента, как ты пришёл на поляну и, хоть и знала, что ты прочитал книгу обо мне, не хотела, чтобы ты меня узнал — потому что твоя реакция была бы именно такой. Да-да. Нет, не бойся, я не буду никому рассказывать об этом. Да, и про это тоже… Хм, — Сатори немного улыбнулась. — Ну, о таком не то, что рассказывать, а даже читать в твоих мыслях не очень прилично, но будем считать, что я этого не видела. Ох, нет, не продолжай, да, они мягкие и пушистые, но… Так, хватит. Мне кажется, тебе следует отправиться домой, да и нам не помешало бы. Пойдём, Сейджа, — Сатори ухватила свою подругу за руку, и они, вспорхнув в воздух, направились было к себе домой — но в последний момент Сатори обернулась и сказала Анноуну:       — Да, и по поводу твоих мыслей… Точнее, того, что тебе наговорила Сейджа. Если ты считаешь что-то неправильным и хочешь что-то изменить — то подумай прежде, всем ли это кажется неправильным. Я вижу, жизнь тебя уже пыталась учить этому, но судя по тому, что я вижу в тебе, я не думаю, что ты усвоил урок. Я очень надеюсь, что ошибаюсь… Но последнее слово всё равно за тобой. Прощай, Анноун, — Сатори лениво подняла руку и моргнула — всеми тремя глазами сразу.       — Покеда, друг, — качнула головой Сейджа.       Глядя, как эти двое устремились в ночное небо, Анноун проследил их путь взглядом, и понял, что после таких переживаний он чувствует себя совершенно опустошённым. Он едва успел заметить, как звёзды на ночном небе начинают сворачиваться в спирали, как его ноги перестают слушаться, как он падает в темноту забытья и единственное, что остаётся сейчас сделать — это попытаться немного приостановить своё падение, вытянув руки вниз…       Он уже не видел, как Кёко и Мистия, собирая инструменты, заметили его, лежащего без чувств на поляне — если бы не прожекторы, что по-прежнему, несмотря на то, что концерт уже закончился, всё ещё освещали сцену и окружающее пространство, то вряд ли бы это тёмное пятно их привлекло. Анноун не видел, как Мистия пыталась привести его в чувство, и как спустя пару минут из внезапно возникшего портала выскочила взволнованная Ран — почувствовавшая, что с её новым сикигами что-то не в порядке и упросившая удивлённую такой внезапностью Юкари открыть портал прямо на поляну, где проходил концерт; как Мистия и Кёко с виноватым видом пытались вспомнить, кто ещё был на концерте — и по их словам, это было не так-то легко: они не смотрели на публику, будучи полностью поглощёнными своей музыкой. Анноун не почувствовал, как Ран принесла его домой и уложила в кровать, как она сидела рядом с ним, понимая, что ничего страшного не случилось, но всё равно переживая за него; как она так и уснула рядом — попытавшись вернуть его к нормальному состоянию, она сама потеряла много сил…       …Главное, что следующее утро началось с его испуганной реплики:       — Ран!.. Я встретил Сатори…