Путь наверх

Как чудесен был этот весенний вечер! Москву окутала нежная прохлада, солнце неторопливо сползало за горизонт, наполняя облака чудесным ярко-розовым сиянием. Тёплая и солнечная погода после многочисленных гроз неуловимо вызывала надежды на что-то яркое, светлое. Городские будни, впрочем, протекали, как обычно. Люди суетились на ярмарках и толкучках, шумели в кабаках. Даже вокзалы вновь стали многолюдными, оживлёнными. В те майские дни Москва шумела больше прежнего. Её словно перекраивали заново — всюду что-то сносили, строили, ремонтировали. Дошёл черёд и до района с самой нехорошей славой — Хитровки. В её запутанных переулках всегда царила духота, а теперь к ней добавились носившиеся по ветру песчинки, кирпичная пыль, частицы извёстки и цемента. Везде возвышались строительные леса, а вокруг них кипела толкотня рабочих. Но выкурить дух прежней Хитровки не удавалось — она по-прежнему кишела нищими и преступниками, опустившимися людьми, которым не нашлось иного места в жизни. За версту вокруг Хитровки веяло смрадом из кабаков. В этих грязных забегаловках коротали вечера обитатели местных переулков — бродяги, мелкие воришки, скупщики краденого. Они бренчали на расстроенных балалайках, метали на столешницы засаленные карты, пили отдающий сивухой самогон и распевали похабные частушки. Были здесь и женщины — нищенки и проститутки самого низкого пошиба. Пьяненькие, скверно пахнущие девицы хищно высматривали в толпе клиентов. Любому, кто соглашался, они предлагали свои убогие тела — просто за ночлег и миску еды, которая была чуть лучше их привычной пищи — варева из картофельной шелухи, гнилой моркови и брюквы. Дополняли картину ребятишки с вороватыми глазёнками, одетые в обноски с взрослого плеча, и тощие кошки, сидевшие на каждом покосившемся заборе. При одном взгляде на эти трущобы непривычный человек испытывал чувство глубокого отвращения и необъяснимого стыда. Большинство обитателей этой местности жили в ночлежках. Попрошайки, воры, проститутки и прочие отбросы общества ютились в деревянных бараках, спали на нарах, разделявших длинные комнаты, или просто вповалку на полу. Драки с поножовщиной были в ночлежках привычным досугом, смерть от туберкулёза или сифилиса — нормальным явлением. В одном из таких грязных вертепов, в тесной каморке, напоминавшей склеп, жила одна из местных гулящих девиц. Её жильё было пропитано вонью от нестиранного белья и немытых человеческих тел. Жирные рыжие тараканы, не стесняясь присутствия человека, сновали по полу, усеянному окурками. В дряхлом мочальном тюфяке прочно обосновались клопы и вши. Они уже не удивляли обитательницу комнаты. На первых порах она исступлённо чесалась и пыталась истреблять паразитов всеми доступными средствами, но со временем чувства притупились. «Да сожрите уж меня до костей», — обречённо бормотала девушка. Она обрела равнодушие и утратила элементарную брезгливость. Это было не сложно — подруги по несчастью часто угощали её самогоном и самодельными настойками. Алкоголь помогал забыть о голоде, грязи, отвратительных клиентах, с которыми приходилось ложиться на мочальный тюфяк. Порой в пьяном угаре проходили целые недели. Каждый день был похож на предыдущий. Голодная, с похмельной болью в голове, она шла в город искать клиентов. Это занятие, сначала вызывавшее у девушки омерзение, постепенно превратилось в рутину. Она почти всегда молчала, не рассказывала о себе ни соседям по ночлежке, ни временным «кавалерам». Не то, чтобы она была неразговорчива, просто понимала, что никого не волнует её прошлое, никому не интересно, как она попала на самое дно жизни. Жители переулков звали её придуманным именем Инесса, и ни одной душе не было известно, что на самом деле она — Валя. По утрам, когда искать мужчин было бессмысленно, она оставалась в своей каморке и, закутавшись в старую шаль, читала книги. Товарки удивлялись такому увлечению, но приносили ей любые печатные издания — от старых, ещё дореволюционных альманахов до затрёпанных томиков стихов. Валя с радостью брала книги и читала запоем. Это помогало ей забыть о жуткой действительности, унестись в прекрасных мечтах прочь от смрадной ночлежки. И как тяжело было отрываться от книг, и снова видеть вокруг грязные дощатые стены, слышать пьяные вопли с улицы! По ночам ей снились родные места — степное раздолье, живописные холмы и родительский дом… Это навсегда осталось в прошлом. Отца и мать расстреляли красные, брат ушёл в белую армию, чтобы мстить, но, ослеплённый амбициями, превратился в обычного бандита. Валя осталась без поддержки близких, без цели в жизни. Из Петрограда ей пришлось бежать. Если бы узнали, что она — сестра белогвардейца, её ждал бы неминуемый расстрел. Девушка не стала дожидаться ареста и бежала в Москву. Немудрено, что после таких испытаний она пала духом и скатилась в зловонную клоаку Хитровки. Кажется, прошло немного времени, но как изменилась Валя! Весёлая пухленькая брюнетка превратилась в худую девицу с костлявым измождённым лицом, на котором проступали пятна нездорового румянца. Впрочем, она до сих пор была недурна собой, лишь грязная одежда и вульгарная косметика портили впечатление. Если Валя была трезвой, она рассуждала весьма неглупо и разговаривала грамотно, употребляя в речи французские слова. Обитатели Хитровки то ли насмешливо, то ли уважительно называли её «Мамзель Инесса». Но это было всё, что осталось в девушке от прежней жизни. Так протекала печальная жизнь Вали. Она и не заметила, как наступил 1921 год. Ничего хорошего от жизни она уже не ждала, но не думала, что может стать ещё хуже. Однако это случилось. Девушка стала ощущать странное недомогание — слабость, головокружение, тошноту. Сначала она предполагала, что всё дело в плохом питании. Но через пару месяцев Валя заметила, что её живот увеличивается. Сомнений не было — кто-то из клиентов оставил о себе «память» в виде беременности. Сначала Валя надеялась, что «оно» не выживет, погибнет само от самогона и скудного рациона матери. Но нет, существо, зародившееся в ней, росло, и со временем начало брыкаться и поворачиваться. Валя всеми силами боролась с ним: нарочно поднимала тяжести, заваривала травы, вызывающие выкидыш. Ничего не помогало и, отчаявшись, она решилась на крайнюю меру. Подружки отвели её в соседнюю ночлежку, где жил фельдшер, ещё в царские времена выгнанный со службы за пьянство и практику запрещённых операций. К его помощи прибегали женщины, желавшие избавиться от ненужного плода. Будь Валя трезвой, она бы убежала, едва увидев этого человека — небритого, обрюзгшего, с грязными ногтями. Но она с утра хлебнула «для храбрости», поэтому без сомнений разделась и легла на видавшую виды кушетку. — А срок-то большой, мамаша! — противно ухмыляясь, сообщил фельдшер. — Месяцев шесть… поздно уж… рожать придётся! — Нет! — в ужасе простонала Валя. — Сделайте что-нибудь, умоляю! — Опасно, — проворчал он, качая головой. — Помрёшь, а меня за это — в кутузку… — Я никому не скажу, — бормотала она, вся дрожа от нервного озноба, — и денег дам, сколько потребуете… Отдать пришлось всё, что Вале удалось накопить. Фельдшер велел ей выпить ещё полстакана самогона, «чтобы ничего не чуяла». Однако уже через несколько минут девушка ощутила немыслимую боль внизу живота. Ей казалось, её пронзают насквозь раскалённым железом. Она была недалека от истины — фельдшер пользовался острой спицей. Валя грызла собственный рукав и, сквозь глухие стоны спрашивала: — Скоро? Ох, боже мой, скоро? — Потерпи, — пыхтел в ответ фельдшер, — немного осталось… Валя не дотерпела до конца варварской процедуры — потеряла сознание от боли и потери крови. Она не помнила, как добралась до своего жилья и рухнула на кровать. Несколько дней она пролежала в жару, и думала — вот он, конец. После такого неминуемо начнётся заражение или раны внутри загноятся… Но нет, постепенно кровотечение прекратилось, боль стихла, и Валя осталась жива, как и младенец в её животе. Он упорно рос, мешая спать и даже ходить. «Будь что будет», — думала Валя, — «Значит, судьба ему жить». В ночь на двадцать пятого ноября она родила девочку, которую назвала Полиной. Малышка была небольшая, худенькая, но абсолютно здоровая. Подружки поздравляли Валю, а она с тоской смотрела в личико спящего ребёнка. Как жить с новорожденной дочерью здесь, среди грязи, зловония и тараканов? Кем станет малышка в этих мерзких трущобах? Как назло, природа обеспечила младенца всем, что нужно. Несмотря на недостаточное питание, молока у Вали было вдоволь. Полина хорошо ела, крепко спала и почти не капризничала. Но её молодая мать часто плакала по ночам. Она думала, что уже через пять лет её крошка станет базарной воровкой. В лучшем случае девочку схватят чекисты и отдадут в приют. А в худшем — она пойдёт по рукам, сгинет в гнусных ночлежках… У Вали возникло нестерпимое желание избавиться от ребёнка. Бросить её в Яузу, и дело с концом! Кому нужна эта девчонка? Запеленав Полину потуже, Валя спрятала её под своим широким пальто и вышла на берег реки. В тот вечер было особенно холодно и мрачно — декабрьская стужа, самые короткие дни в году. Валя стояла на обледенелых камнях, смотрела на полыньи, пробитые во льду рыбаками, и думала: «А вдруг повезёт маленькой? Может, подберёт какой-нибудь добрый человек?». Она никак не могла решиться. Окоченевшие пальцы крепко держали свёрток с маленьким тёплым тельцем. В памяти пронеслась вереница воспоминаний — родное село, гимназия, улыбающиеся лица родителей и не по годам серьёзный брат… Внезапно вспомнился страшный день, когда она отправилась к фельдшеру, желая уничтожить ещё не рождённую крошку. В это время девочка, замёршая под тонким материнским пальто, проснулась и заплакала. Пронзительный детский крик заставил молодую женщину очнуться. Она посмотрела на чёрные полыньи во льду и в ужасе бросилась прочь. — Я не могу! Не могу! — вскрикивала Валя на бегу, прижимая дочку к груди. Так нежеланный ребёнок остался жить со своей отчаявшейся матерью. Прошло несколько месяцев. Валя продолжала заниматься своим ремеслом, оставляя девочку под присмотром старых нищенок из ночлежки. Нередко она возвращалась домой, едва держась на ногах от выпитого спиртного. Вот и в этот чудесный майский вечер Валя забылась в пьяном сне на куче тряпья у дверей, не подозревая, что её ждут большие перемены.