Праздник в подарок

Кайл Брофловски проснулся от того, что кто-то стучал к нему в окно, так будто пытался выломать к чертям стекло. Этот звук ввинчивался в размякшее ото сна сознание, отдаваясь болезненным гулом в ушах. Он глянул на часы – половина шестого, попытался вновь заснуть, упорно игнорируя непонятный источник шума, но это было сложно. Стук проникал даже сквозь зажатые руками уши. А потом, словно со дна колодца, донесся знакомый голос, который звал его по имени. Интеллигентный еврейский мальчик очень некультурно выругался, выбрался из теплого кокона одеяла и раздвинул шторы, чтобы посмотреть на того, кто рискнул разбудить его в чудесное воскресное утро. Разумеется, это был Картман. Щеки у него раскраснелись от мороза, а пухлым пальцем он усердно выводил послание на запотевшем стекле. Кайл не мог разобрать ничего кроме «проклятый жид». Жестами Картман показывал ему на задвижку, его губы беззвучно шевелились, словно он читал молитву. Кайл не спешил открывать окно, наслаждаясь зрелищем. Но потом решил, что этот говнюк разбудит всех соседей, если продолжит производить столько шума. Кайл потянулся за ручку, впуская в комнату морозный воздух и окоченевшего от пребывания на холоде Картмана, у которого ресницы и брови успели покрылись инеем. - Чего тебе? – без предисловий начал Кайл. - Еврей, а давай ты потом будешь задавать вопросы. Картман стал медленно забираться с лестницы на подоконник. - Ботинки сними, - сказал Кайл, когда Картман, наконец, очутился в комнате. Он представил, как мать будет орать, если увидит на ковре грязные пятна. Картман выпендриваться не стал, покорно избавился от обуви и аккуратно поставил свои ботинки в углу, чтобы они не мозолили занудному еврею глаза. - Ну, так какого хрена ты сюда приперся? - Вот так у вас принято встречать гостей, - обиженно протянул Картман, в упор глядя на Кайла, - отличная пижама, кстати, тебе идет. - Спасибо, - растерялся Кайл. Жиртрест же, воспользовавшись его замешательством, прямо в уличной одежде уселся на кровать, с наслаждением поглаживая чистые белые простыни. Куртку он скинул на пол, так как в ней было невыносимо жарко. - Ну чего стоишь, присядь что ли, а то как не у себя дома, - с этими словами Картман ловко усадил Кайла рядом, потянув за край пижамной кофты. Если бы Кайл не был таким сонным, то обязательно придушил бы обнаглевшего гостя, но вместо этого он решил прилечь, утыкаясь лицом в мягкое одеяло. Не успевшие еще выветриться остатки сна разливались по телу приятным теплом, приглашая поддаться соблазну и погрузиться в сладкую дрему. Из надвигающегося забытья его вытащил Картман, который стал вдруг судорожно трясти его, болезненно впиваясь пальцами в плечо. - Не спи, Кайл, а то самое интересное пропустишь. Брофловски не знал, что такого интересного он мог пропустить, особенно, если это было каким-то образом связано с Картманом. Поэтому с чистой совестью продолжил и дальше цепляться за ускользающие сновидения. - Отстань от меня, жиртрест. - Я не жирный, а приятно округлый, - раздался над ухом возмущенный возглас, а потом его вдруг стали щекотать. Это был запрещенный прием, Кайл стал извиваться и брыкаться, перекатываясь по кровати и пытаясь заехать Картману промеж глаз. - А кто-то у нас не выносит щекотки, - довольно протянул жиртрест, - надо же, я запомню. Наверняка в этот момент на губах у него играла не предвещающая ничего хорошего улыбка. - Перестань сейчас же, - задыхаясь, прошептал Кайл, который ухитрился все же попасть ухмыляющемуся Картману по лбу кулаком прежде, чем тот обездвижил его, крепко зажав руки. - Так вот, если бы ты вел себя как нормальный человек и не набросился на меня, то я бы рассказал тебе, зачем пришел. Но, видимо, так проявляется еврейское гостеприимство. - Закрой рот, говнюк. - Как нехорошо обзываться, еврей. А ведь я тебе кое-что принес. - Дай-ка угадаю, ты принес мне ненависть и желание убивать? - Нет, неправильно, еврей. Я принес тебе праздник, - с этими словами он потянулся к валяющейся рядом с кроватью куртке, и вытащив оттуда какой-то мешок, бросил его Кайлу чуть ли не в лицо. Кайл одарил его убийственным взглядом, уместив в него все, что он думает о происходящем. Но мешок все же взял и вытряхнул содержимое на кровать. Оттуда посыпались леденцы, шоколадные конфеты, лакричные палочки, а также с тихим перезвоном выпали колокольчики. На дне еще обнаружились примятые еловые ветки, сразу же наполнившие комнату запахом хвои. - Картман, зачем… - Кайл не знал, что сказать, тупо глядя на все это безобразие. - Я знаю, что у вас, евреев, в отличии от нормальных людей, нет Рождества. И мне было тебя настолько жаль, Кайл, что я решил подарить тебе праздник. Чтобы ты немного порадовался. Брофловски не мог понять, то ли это очередная издевка жиртреста, то ли жест невиданной щедрости, но потом, заметив вполне дружелюбный взгляд карих глаз, он расслабился. Похоже, что Картман говорил искренне. Ну что за идиот, разбудил его чуть свет, оставил следы от пальцев на стекле и от грязных ботинок на полу, чуть не защекотал до смерти. Еще и притащил откуда-то еловые ветки! Надо не забыть поменять простынь, а то будут колоться. Теперь же Картман сидел напротив и улыбался точь-в-точь как ангелок из дурацких открыток. И, что самое удивительное, на него вот такого совершенно невозможно было злиться. - Спасибо, Картман, - сказал Кайл, пытаясь придать скукожившимся еловым веткам нормальную форму. Оказалось, что он не все еще из мешка вытряхнул, потому что там притаились незамеченные сразу маленькие разноцветные шары, которые Кайл сповесил, аккуратно вплетая узелки в острые иглы. - И учти, еврей, я тебя все так же ненавижу, как и раньше. Мой акт доброй воли ничего не меняет в наших с тобой отношениях, - на всякий случай предупредил Картман. - Ну конечно, - заверил его Брофловски, - я тебя тоже ненавижу, жиртрест. А потом они украсили комнату, забрались под одеяло и долго смотрели глупые шоу, поедая сладости и захлебываясь от смеха. И Кайл чувствовал себя настолько хорошо и уютно в компании Картмана, что готов был праздновать не только Хануку, но еще и Рождество в придачу. Но только вот так, вдвоем.