Дары Времени

23 декабря 1996 года. ГИАБИ. Август тяжело дышал, сидя на полу одной из выделенных ему комнат. Прошло несколько часов с тех пор, как зашло солнце. Всё окутывал полумрак, и лишь очертания мебели выхватывал сине-зелёный свет барьера за окном, пробиваясь сквозь плотную пелену падающего снега. Ещё несколько часов назад Август мог умереть. «Несколько часов назад», — он повторял себе это уже шесть ночей подряд, каждый раз после изнуряющего дня забиваясь в угол комнаты. Согласиться уйти из рядов Пожирателей смерти оказалось для Августа решением гораздо более судьбоносным, чем он мог себе представить. Кулон покойного Оиликина Ярика, что дала ему Аза, по началу забирать его к себе не хотел. Гриндевальд пришлось провести громадную работу с его восприятием Зелёного Ордена и их целей, пока Август наконец не осознал своё желание и необходимость быть ко всему этому причастным. Сначала метка исчезала медленно и не совсем охотно, но Август старался всеми силами, оставляя преданность Волдеморту в прошлом и взращивая в себе симпатию к Гриндевальдам. «Это будет лучше, чем бессмысленные метания по Британии в качестве бесправного палача», — убеждал он себя и был прав в этой мысли, поэтому остатки метки слетели так быстро, словно её и не было вовсе. Оставаться преданным Зелёному Ордену дальше было ни к чему, как и давать какие-либо клятвы — об этом сообщила Аза тут же, забрав кулон обратно и предложив сначала поразмыслить об этом на трезвую голову какое-то время. Август, уже загоревшийся идеей превосходства магов над магглами, даже слегка расстроился. Потом они отправились в Отдел тайн. На его бывшей работе был выходной и полный хаос, поэтому забрать необходимые книги и свитки труда не составило. Расшифровать их вопросом было другим, однако задача постепенно решалась, хотя Кайзер, новый знакомый Августа, оказался плохим помощником — способствовать возвращению Азы обратно он явно не хотел. При этом младший Кафки оказался на редкость приятным собеседником, поэтому его халатность воспринималась снисходительно и к тому же слегка подшофе. Изначально идея посетить ГАИАБИ в общем-то принадлежала Августу. Кайзер, услышав об этом, взволнованно заинтересовался, а вот Аза отказала им наотрез, в красках описав, какие последствия могут быть у подобного действия. Руквуд принял всё к сведению, однако предложил в дальнейшем всё ещё раз хорошенько обдумать. Обдумалось всё достаточно быстро, спасибо Поттеру и его дружку Уизли, и уже через несколько дней Август восхищённо любовался ненавистным сейчас сине-зелёным барьером и собранными в одном месте временами года. По началу было страшно, но вид Анадоломка словно окунул в детство, заставил почувствовать себя в безопасности, несмотря на грозные предупреждения самого Анадоломка. Появившийся позже высокомерный стихийник воды даже вызвал волну негодования и достаточно сильную заинтересованность: Август наверняка выглядел как отважный герой, высказывая откровенную критику в его адрес. Или как идиот. Но Экпонтрес был прекрасен в своей опасности, он вызывал желание найти границы дозволенного и нагло нарушить их. Именно поэтому язык Руквуда жил своей жизнью, дерзко пытаясь выбить им выгодные условия к дальнейшему существованию, пока сердце заполошно билось в груди, а искусственно надменный взгляд утопал в бушующем океане чужих глаз. А потом его забрали обучаться в академию, потому что отдать кого-то другого вместо себя Август не мог: ему нужно было дать Азе возможность осуществить задуманное, Кайзеру вернуться обратно к родным, а Уизли и Поттера обрекать на учёбу в ГИАБИ казалось настоящим зверством. Август знал благодаря какому-то седьмому чувству, что это его злой рок, его судьба. «Я бы обязательно поспорил с тобой насчёт глупого «нечего терять», — со злостью сказал Экпонтрес за некоторое время до зачисления. Август ни за что не стал бы спорить с ним, только не теперь. Ведьма в обличии Гриндевальд перенесла его в комнату, довольно роскошную, чтобы заподозрить неладное, но уточнила, что за ним придут на рассвете следующего дня, а пока он является дорогим гостем и может спокойно отдохнуть и ознакомиться на досуге с правилами обучения, клятвой для зачисления и очень кратким расписанием дальнейших четырёх лет своей жизни (при самом благоприятном раскладе). Ночью, когда Август лежал на кровати и беспечно листал план обучения, посреди комнаты бесшумно образовался небольшой вихрь из воды и тут же исчез, оставляя после себя Экпонтреса. Свиток сразу же оказался отложенным на столик, Август мигом поднялся, выхватывая палочку. — Тише, — шикнул стихийник и мрачно оглядел двери с большими окнами. Напряжённое тело Августа застыло на месте, ни один звук сейчас не смог бы покинуть его, даже если бы появилось желание — страх сковал Августа от макушки до пят, взгляд был прикован к Экпонтресу, вокруг которого словно тревожно перекатывались капли воды. Может, Августу только казалось так из-за собственного состояния. — Я не причиню тебе вреда, успокойся, — вдруг прозвучал чужой голос без каких-либо снисходительных ноток. А потом повелел бежать, пока у Августа ещё была возможность, пока он не был связан клятвой на крови. Какое-то время Август молчал, раздумывая над этими словами и разглядывая протянутый ему артефакт. А после покачал головой: возможно это была проверка от ГИАБИ, и его убьют ещё до начала, если сейчас он примет чужую помощь. А даже если Экпонтрес был искренен в своём предложении — остальные маги из ГИАБИ, по крайней мере одна из них, явно была настроена на его пребывание здесь. И, если он сбежал бы сейчас, пришлось бы скрываться как минимум от этой могущественной ведьмы всю оставшуюся жизнь, и весьма вероятно, что не только от неё. Руквуду за пределами ГИАБИ и без того хватало врагов, чего стоил его бывший хозяин. — Ты ведь умрёшь здесь, — с сожалением произнёс Экпонтрес, и даже вода в его глазах закружилась как-то печально. Август заволновался от этих слов, но ничего так и не предпринял, наблюдая, как капли воды, превраившиеся после его отказа в комья снега, окружают Экпонтреса и уносят из комнаты вместе с единственным шансом покинуть это место. Зачисление было на рассвете, в центре озера: Августа поставили на край льда. Перед ним появилась ведьма в облике его матери и откровенном наряде из алых лент, окутанная вихрями воздуха и золотым сиянием. Он произнёс клятву, после чего гибкая лоза из воды двинулась в сторону Августа, со свистом рассекла воздух и больно ударила предплечье, которым вышло закрыться. Полоса крови быстро разослась, капли угодили на лёд и заледенели тоже. Августа отвели другое место, на этот раз ему выделили несколько комнат, дали большой фолиант, пустой, поставили песочные часы и оставили одного. Он долго пытался понять, что в этой книге находится, что ему делать. Но ничего не менялось, заклинания проявления не работали, а песок всё продолжал и продолжал спаться вниз. Еда появлялась на столе, стоило только за него сесть, но голода Август не чувствовал, по крайней мере физического. Он сидел возле полного подноса еды с раскрытым где-то в центре фолиантом и смотрел на то, как спится песок. В какой-то момент на часах обнаружилась надпись на древнегреческом «Последняя неделя жизни», воспоминания о былом нахлынули сами собой, взгляд нашёл перо с чернилами, и тут же Август понял, для чего фолиант был нужен на самом деле. По крайней мере предположил, ведь наверняка знать в ГИАБИ было ничего нельзя. Песок сыпался ровно неделю, пока фолиант заполнялся всевозможными мыслями и воспоминаниями. А потом начался сущий ад. Как и сообщалось ранее, с рассветом начиналась учёба в теории, а после полудня и до захода солнца силы Августа испытывали на поле битвы. В перерывах Руквуд успевал наспех перекусить, когда появлялось такое желание, но возникало оно крайне редко, в основном по утрам. Ночь Августу больше не принадлежала, по крайней мере в том смысле, в котором это было прежде. Он разрывался между желанием чувствовать себя живым, в безопасности, и желанием выспаться для того, чтобы набраться сил и почувствовать себя в безопасности следующей ночью. Чувство измотанности и истощение уже давали о себе знать, хотя закончился только шестой день. В голове каждый вечер всплывали слова Экпонтреса, и волнение в такие моменты усиливалось от осознания их правоты. Если так собиралось пойти и дальше, то Август точно не смог бы это вынести. «Ты ведь умрёшь здесь». Жалко, прискорбно, даже иронично. Но правда. Тихий стук прервал тягостные мысли. Взгляд Августа поднялся на дверь, и та бесшумно отворилась, запуская внутрь всё ту же ведьму, похожую на Гриндевальд. А может это была другая, в ГИАБИ нельзя было быть полностью в чём-либо уверенным. — Привет, — тихо сказала она, оставаясь в дверном проёме. Плавный силуэт в темноте почти не выделялся, лишь ярко горели янтарные глаза. Горели буквально, словно у Анадоломка, и от этого внутри у Августа становилось неспокойно. Казалось неправильным, что кто-то кроме его экс-преподавателя имеет такую особенность. — Привет, — сипло ответил он, не двигаясь с места. Ведьма тоже оставалась в дверях без движения. Она молчала, горящие глаза мрачно смотрели прямо в его душу, вызывая ещё больше беспокойства и трепет. От непонимания происходящего твердели ноги и немели пальцы обхватывающих колени рук. Ведьма же продолжала смотреть в самую его суть, словно он снова оказался на практике после полудня, и жизнь его отмеряла возможно последние секунды. — Ты мне нужен, Август. Слова, такие тихие и неожиданные, показались в начале игрой воображения. Но такого Август точно придумать не мог, не приписать ведьме из ГИАБИ, косящей одновременно под Азу Гриндевальд и мистера Овта. Руквуд попытался что-то выдавить в ответ, но внутри было мучительно пусто, поэтому он молчал слегка испуганно, окутанный своим телом словно затвердевшей от напряжения оболочкой, сам себе не принадлежа. — Ты мне нужен, — с расстановкой повторила ведьма, делая шаг вперёд. Волосы её вспыхнули, а следом и всё остальное тело окутало пламя, очерчивая стройный силуэт, разгоняя по комнате страшно-притягательные тени. Взгляд Руквуда взлетел по горящей шнуровке высоких сапог, едва прикрывающей бёдра длинной рубашке, неприкрытой коже неприлично глубокого декольте, и остановился на горящих глазах. Возмущение в них пугало. — Август! — Я слушаю, — наконец-то смог выдавить из себя Руквуд. Огонь вокруг ведьмы поугас, она скосила взгляд куда-то в сторону и словно задумалась на мгновение, позволившее Августу перевести дух. Ему определённо следовало взять себя в руки: слишком много обстоятельств способствовали его скорейшей кончине, и забредшая к нему ночью горящая ведьма не должна была стать последним из них. 23 декабря 1996 года. Гриндевальд-мэнор. Одна из лабораторий. Антонин скорее почувствовал, чем услышал, как открывается дверь за его спиной. Аура вошедшего была тусклой, неуверенной. «Не Аза», — понял он, разрываясь между тем, чтобы обернуться или остаться в прежнем положении подпирать ладонями подбородок и сверлить взглядом небольшой котёл, медленно исходящий изумрудным дымом. В конце концов, предпочтение было отдано безмолвному наблюдению. — Кхм… Мистер Долохов? — позвал его голос Кайзера спустя какое-то время. Антонин тихо усмехнулся — даже в таком состоянии он вызывал у других желание обращаться с уважением. Русские корни, чтоб их. За спиной раздался робкий шаг, но Антонин даже не пошевелился — уж от Кафки ждать нападения, физического или морального, было глупо. Кайзер тихо хмыкнул, словно подхватывая чужое веселье. — Это Вредящее зелье? Дым что надо, прекрасная работа. И кого м-м… собираетесь?.. — Тебя, если не заткнёшься, — великодушно ответил Антонин, всё ещё не двигаясь. Тихие и осторожные шаги за его спиной затихли, вызывая прекрасное ощущение вседозволенности. Едва ли, конечно, рыцарь Азы позволил бы тушить об себя маггловские сигареты, к примеру, но вот унизить морально Антонин мог его проще простого. Вот только помогло бы это ему вытащить мать из Зеркального Дома? Нет. — О-у, хорошо, — тут же отозвался Кайзер, явно переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо, что предупредили, да. Я тогда пойду, мистер Долохов, — вздохнул он. Этот вздох явно свидетельствовал о том, что чувствует себя Кафки самым настоящим идиотом. Шаги после этого так и не послышались снова, зато последовал ещё один вздох, более уставший. — Нет, послушайте меня. Многие переживают из-за того, что вас не видно! Антонин на мгновение удивился такому выпаду, а после вспомнил, что Кайзер всё-таки являлся рыцарем Азы, поэтому вопросы исчезли сами собой. Права так разговаривать с ним он, конечно, не имел, зато наверняка научился у Гриндевальд отстаивать свои позиции. Хорошо, пусть так. Почти бесшумно Кайзер оказался рядом. Мелькнула справа тень, а после рыцарь Азы опустился на другой стул напротив, и с праведным негодованием уставился на Антонина своими голубыми глазками — котёл стоял не в центре стола, а справа, поэтому обзор собой не загораживал. — Мистер Маггонт снова взял на себя командование Орденом, к вашему сведению, — сообщил он немного недовольно. Антонин с безразличием приподнял бровь, выказывая своё пренебрежение этой информацией. Такой поворот событий был очевиден после того, как Себастьян начал пропадать со своим тайным заданием: Ганзель и прежде управлял Орденом, к тому же достаточно неплохо. Он был второй правой рукой Геллерта после Себастьяна, так почему бы ему было не стать правой рукой того, кто занял его пост? Аза наверняка не передала полномочия Маггонту, потому что сам Ганзель был уже достаточно стар. Кажется, даже старше самого Геллерта. — Вам плевать? Все переживают, драклы вас задери. Мисс Гриндевальд не находила себе места, она всю главную библиотеку перерыла, но ничего про Зеркальный Дом не нашла. Да Мерлин, я волнуюсь. Конечно, я не представляю для вас такого ценного знакомого, как вы для меня, но тем не менее. Имейте совесть! — Мальчишка, — фыркнул Антонин, наконец, садясь нормально и распрямляя спину. Позвонки противно захрустели. Лениво потянувшись, он закинул лодыжку на бедро и пренебрежительно фыркнул от вида сурово настроенного Кайзера. — Мне, хочешь сказать, нужно засунуть куда подальше свои, с вашего позволения, чувства и идти управлять Орденом? Я знаю, что Геллерт так и делал, но у меня его выдержки нет, уж извини. — Вы уничтожаете себя, — вздохнул Кайзер, откинувшись на спинку кресла. Совсем без опаски, с которой заходил сюда. — И это печалит, поверьте. Если бы сейчас Аза сидела в своей комнате, ни дракла не ела и пропускала сон, как бы вы к этому отнеслись? Нормально? Мол, Аза, а ты молодец, что даёшь волю чувствам! Я был бы только рад, что вы отдаётесь любимому делу и вместо пьянства варите всякую высококачественную дрянь, но только если бы вы себя не изводили. Когда в последний раз вы принимали пищу? Душ? Только вот не говорите мне, что не хотите есть. — Я в порядке, — с нажимом сказал Антонин, поднимаясь на ноги. Кайзер тоже встал, не менее разъярённый, чем сам Долохов. — А вот ты скоро будешь не очень, понятно? До твоей лаборатории донёсся запах вони, и ты решил, что можно ткнуть мне этим в лицо? Удивись, статус рыцаря Азы не даёт тебе возможность мной помыкать. — У меня и в мыслях не было делать этого, Мерлин бы вас побрал! — недовольно воскликнул Кайзер. — Что с вашим слухом? Я же сказал на понятном вам языке: мы волнуемся, — протянул он с особым ударением. — Я. И Аза. И мистер Маггонт, и Чарли, и Дэльфина. И Греттель, и Эгебриас. Мне продолжать? И все боятся подойти, потому что можно получить Круциатусом в грудь. — Спасибо, что подсказал, — хмыкнул Антонин. Рука сама собой потянулась к кобуре на левом предплечье. — Аза боится меня навестить? Очень правдоподобно. Ещё Земля плоская, а Антарктида и Атлантида — это одно и то же. — Она думает, что вы пока не готовы разговаривать, — невозмутимо пояснил Кайзер, даже не вытащив свою палочку в ответ. — Вам трудно, я знаю. Плевать на меня, ей тоже трудно. Разбудить своим видением боль, которую вы, возможно, пытались не вспоминать около шестидесяти лет. Это больше, чем чья-то жизнь, мистер Долохов. И это ваше прошлое, о котором вы никогда не говорили, а она никогда не спрашивала. И теперь она сказала вам, что всё совсем не то, с чем вы мирились ещё будучи ребёнком. И вся ваша жизнь — последствия обмана. Как думаете, действительно ли она не боится? Не дожидаясь каких-либо слов в ответ, Кайзер с изящной быстротой покинул лабораторию, бросив последний взгляд на всё ещё пышущий зелёным дымом котёл. Антонин тяжело вздохнул и снова оказался на стуле. Только сейчас он понял: вокруг было на удивление холодно, так сильно, что подмерзали в ботинках ноги. По комнате плавно летал сквозняк. «Какого дракла?» — спросил сам у себя Долохов и оглянулся. Около дюжины фамильяров скользили вокруг, зыркая в его сторону разноцветными глазами и проделывая собой дыры у припорошённого снегом подоконника. — Что? — недовольно поинтересовался он, взглянув на одного из них. Змей шикнул, изогнувшись особенно грациозно, и щёлкнул хвостом, имитируя кнут. Антонин закатил глаза: ну надо же, теперь фамильяры мэнора угрожали ему расправой, если он не прислушается к словам младшего Кафки. Замечательно, просто десять из десяти. Уж эти черти наверняка всё ещё помнили, как он ушёл из Ордена после исчезновения Азы и по-прежнему держали обиду. — Мерлин с вами, несите еды что ли, — распорядился он, но хвостом на этот раз щёлкнул другой фамильяр. Антонин тяжело вздохнул и расправил плечи. — Да-да, я понял. Иду в душ.

~0~

Пробраться в особняк к Малфоям, куда вёл след от Поттера, было не так уж и трудно — Себастьян, будучи ещё дружным с Áрмандом в далёком одиннадцатом веке, помогал ему с обустройством Малфой-мэнора и шутки ради заложил для себя тайный проход. Он пригодился лишь однажды, чтобы пробраться внутрь и скотским образом похитить парадную мантию его сестры перед днём бракосочетания. Тогда Себастьян не думал, что этот проход сможет быть полезен в будущем для поиска и уничтожения хоркусов своего единственного потомка. Впрочем, особой нужды в нём не было, потому что потомки Арманда, кажется, находились сейчас не в самом лучшем состоянии: щит над мэнором трясся, словно заходившийся в истерике ребёнок, и был готов пропустить кого угодно, напоминающего о былых временах могущества рода. Внутри мэнор выглядел аккуратно, на стенах длинного коридора, в котором и находился проход, красовалась не требующая замены отделка и висели портреты погибших членов семьи. Арманд, неподалёку спящий в своей раме, его словно почувствовал: серые глаза, уже забытые и удивительно незнакомые, открылись и с ворчливым недовольством прошлись по его мантии. Светлые брови удивлённо поползли вверх. — Салазар, ты? — поинтересовался Малфой и принялся разминать плечи. Слизерин поморщился от подобного обращения, прислушиваясь и высчитывая свой дальнейший путь. Крестраж, видимо, обладал достаточной силой, чтобы ощущаться теперь одинаково во всём особняке. — Никак ещё жив? Насколько мне известно, прошло уже много времени. Удивлён видеть тебя здесь. Хотя нет, ни капли. Всё-таки сработало то зелье? — Да-да, не болтай о нём, — отмахнулся Слизерин, обдумывая, как бы отыскать хоркус теперь. — И не зови меня Салазаром, я давно уже Себастьян. Как дела в поместье? — О, — скривился Арманд. Он даже подскочил на ноги от негодования и ухватился за ручку нарисованного в углу меча. — Как раз хотел поговорить об этом с тобой, Себастьян. От моих наследников пахнет так на тебя похоже, словно бы твоей магией. И по всему особняку тоже. Это плохо, очень плохо! Я словно потерял их, что-то отравляет светлую малфоевскую кровь. Ещё и какой-то полукровка тут ходит и командует, я уверяю тебя, от него тоже пахнет Слизеринами. — Непутёвый потомок, что поделать, — пожал плечами Себастьян, наблюдая за суетливыми метаниями старого друга по картине. Что ж, он его прекрасно понимал. — Я как раз занимаюсь его устранением. Не подскажешь, где конкретно пахнет мной? Подозреваю, мистер Реддл хранит здесь свои крестражи. — Крестражи?! — удивился Арманд. — О, соболезную, потомки порой действительно перегибают. А мистер Реддл, значит, твой потомок? Да, от него тоже немного пахло тобой. Такой хороший мальчик, как-то раз заглядывал к нам на рождество с Абраксасом. Давно его не видел, так это твой что ли был? — К сожалению. — Н-да, бывают и такие огорчения, — вздохнул Арманд и снова присел на свой трон. Меч в его руках лениво заковырял нарисованный у трона пуф для ног. — Я тут недавно, лет тридцать назад, познакомился с одной очаровательной колдуньей. Живёт на Гриммо, Вальбурга Блэк. Может, слышал? Приходила в гости к Абраксасу, жаловалась на жизнь. Её сын, представляешь, мало того, что прикипел к магглам — спасибо, что Брутус спал в своей раме и всего этого ужаса не слышал — так ещё и поступил на Гриффиндор, а после сдружился с грязнокровками и сбежал из дома. Его с фамильного древа, конечно, выжгли. А он потом в ситуацию какую-то неприятную попал, всё с теми же грязнокровками, загремел в Азкабан. Позорище. — Согласен, — отмахнулся Себастьян, стараясь не усмехаться так явно. Насколько скучно Арманду было в раме, что он принялся без умолку балаболить как самый настоящий старый дед, которых он презирал ещё при жизни? — Так он потом как сбежал ещё и привёл в дом грязнокровок. Опять, — вздохнул Арманд. — Это мне уже Вальбурга сама лично поведала, на днях заходила к нам. Представь только, в дом Блэков притащить грязнокровок! А она ведь ничего и сделать не может, кричать только. А щас там и вовсе какой-то юноша, полукровка, кажется. Так и пали благороднейшие Блэки, — обречённо подвёл итог Малфой, а после вдруг воодушевился. — Хотя, подожди, туда потом какая-то ведьмочка вроде как заглянула, красавица такая, боевая, что ух. Она, знаешь, чего наделала? Защиту всю снесла, там другая Блэк явилась, нормальная — за нас, за чистокровных. Сейчас она Лестрейндж, правда, но тоже ничего. Думаю, род в беде не оставит. — Её же убили, — фыркнул Себастьян, припомнив об услышанных в Гриндевальд-мэноре новостях. Арманд сконфуженно нахмурился. — Да ну, ты мне тут не болтай, почём зря, — отмахнулся Малфой, а потом весь подобрался, принимая новость. — Кто убил-то? — Да Долохов, кажется. — Аркан погиб вроде, значит Антонин? Этот нормальный, — кивнул Малфой и тяжело вздохнул. — За Гриндевальда, кажется, был. Мне про него Абраксас рассказывал недавно, лет пятьдесят назад. Хороший колдун, лучший в Дурмстранге. — Похоже на него, — подтвердил Себастьян. Лет пятьдесят назад Антонин и в самом деле был лучшим. У него и выбора особо не было: Аркан за отсутствие статуса «лучший» во всём и любое отклонение от правил готов был применять к родному сыну суровые санкции. — А Блэкам-то что теперь делать? — Нарцисса Малфой, твоя невестка, тоже урождённая Блэк. Что-нибудь придумает, — отмахнулся Себастьян. — Ты скажи лучше, где сильнее всего ощущается Реддл? — Я знаю, где ещё тобой пахнет, это у Николаса спросить надо, — кивнул Арманд. — Он в большой гостиной у камина висит, все эти их собрания тайные видит. Передавай привет, кстати, а то не заходит ко мне. Совсем уже. Думает, я сам должен. А я, между прочим, глава рода, мог бы проявить почтение! Совсем молодые уже добра не помнят. — Передам, — кивнул Себастьян и направился к большой гостиной. Вслед ему донёсся голос Малфоя: — Погоди-погоди, Себ. Ты мне обещай, что свои поганые метки с моих потомков выведешь! А то я тебя найду и подожгу волосы, слышишь? — У меня нет ни одного портрета, Арми, — вздохнул Себастьян, на мгновение обернувшись. — Но так уж и быть. Уверен, что после смерти моего ненаглядного исчезнут и все его метки. Так что ты сильно не переживай, всё с твоим потомством будет нормально. — Дугой разговор, Себ. Ну, удачи тебе там. Николасу привет! 23 декабря 1996 года. Южное побережье Англии. Нора. Чиниться перед оборотнем и потомком Флимонта было не так уж необходимо, поэтому решение о тактичном уходе за чужую спину пришло моментально. В конце концов, дышать становилось тяжело, а перед глазами всё становилось зернистым и темнело. До последнего не хотелось сбегать, потому что это выглядело уже слабохарактерно, но от неконтролируемых выбросов оборотня становилось жарко и неуютно. «Не только от них», — поняла Аза в какой-то момент, различив на спине Гарри очертания чего-то светящегося и серебристого. Это явно было очередное видение, потому что снова хотелось нервно дёргать пальцами и топать ногой. Перемещаться в таком состоянии было категорически нельзя, но ещё больше ужасала мысль, что всё может усложниться, как и в первый раз, и тогда она без сознания останется на руках у Поттера и этого оборотня, которому инстинкты диктовали только одно: разорвать Гриндевальд к Мерлиновой бабушке. Берег Ла-Манша встретил её привычным шелестением волн. Тело больно упало на холодный мокрый песок. Аза тяжело дышала прибрежным воздухом, цепляясь за рукава мантии. Она прислушалась к ощущениям: от сильного удара о берег горели лёгкие, спина, шея и затылок, но, кажется, все части тела были при ней — это радовало. Перед глазами всё ещё стоял светящийся серебристым шар, а всё вокруг белело, превращаясь в видение. Аза сосредоточилась и посмотрела на пасмурное небо над головой: почти чёрные тучи перекрывали изображение, проступающее в голове. В ушах образовалась плёнка, словно она оказалась под водой. Послышались какие-то приглушённые звуки. Различались голоса откровенно плохо. Гриндевальд тяжело дышала, всё ещё цепляясь взглядом за тучи и не давая себе погрузиться в пророчество полностью. Возможно, оно было важным для неё, но контролировать видения следовало научиться как можно скорее. Ради этого Аза была готова почти не уловить смысл начального, одного из них. Появились какие-то люди. Сама Аза, следом Антонин — его узнать было не трудно. Александра, взволнованная и, кажется, недовольная. «Россия?» — спросила у себя Гриндевальд, полагая, что с Бомелий они бы в других обстоятельствах не встретились. Ещё кто-то. Кайзер. И Гарри Поттер. Аза снова взглянула на свечение — она из пророчества тоже им интересовалась. Антонин выглядел откровенно обеспокоенно, как и Кайзер, но внимания на это она не обращала. Это волновало Гриндевальд больше всего. Что она делала в этом месте? Что она задумала? Почему её не заботят чувства пришедшего с ней друга? И рыцаря. Свечение словно влекло к себе, зазывало чем-то таинственным и могущественным. Казалось, оно может решить все проблемы, стоило лишь коснуться. «Обман», — поняла Гриндевальд, всеми силами всматриваясь в надвигающиеся тучи. В видении что-то случилось: чёрная тень промелькнула перед глазами, чувство потери заполнило нутро. Тень исчезла в серебристом свечении, по всему телу растеклось отчаяние и ужас, нечеловеческий, перед глазами всё померкло. Аза вытянула руку перед собой, пытаясь остановить уже случившееся, и пальцы её стали рассыпаться в пепел, один за другим, переключаясь на остальную руку и одежду, невесомо разлетаясь в воздухе и исчезая, словно таящий снег. Аза не чувствовала боли, но она закричала. — Господи! Девушка, вы в порядке? — спросил у неё незнакомый мужской голос. Тучи перекрыл тёмный силуэт, её за плечи потянули наверх. Светящийся шар перед глазами исчез, словно никогда и не существовал, а взгляд наткнулся на обеспокоенное лицо какого-то британца. «Маггл», — поняла Аза и даже не стала изучать незнакомца дальше, неосознанно отметила только тёмные волосы и голубые глаза. — Что же на вас надето? Вы, должно быть, замёрзли! Идёмте, я живу здесь неподалёку, у меня как раз вскипел чайник. — Чайник вскипел, — глухо повторила Аза, рассматривая испачканные прилипшим песком пальцы. Стало действительно холодно. Гриндевальд поняла, что аппарировала слишком близко к воде и намочила мантию. Это было самым благоприятным исходом после трансгрессии в таком состоянии, в конце концов она могла потерять жизнь. Маггл, кружащий вокруг как наседка, поднял её на ноги, стянул с себя зимнее пальто и накинул ей на плечи. Стало теплее. — Конечно, чайник, — подтвердил он обеспокоенным голосом и стал оглядываться вокруг. — Я сделаю чай. Как вы оказались здесь? Я совсем не вижу вокруг следов. Ой, это ваше? — торопливо он поднял что-то с земли и словно неуверенно протянул Азе. С изумлением она узнала свой уменьшенный посох и обхватила пустую кобуру на предплечье. — Надо же, так вы — волшебница! Пожалуйста, не теряйте больше свою палочку, она ещё может пригодиться вам. — Это посох, — исправила изумлённая Аза, забирая артефакт из протянутой ладони. Маггл неловко улыбнулся, обнимая себя руками — без пальто ему явно стало холодно. — Откуда вам известно о магах? — Могу я предложить вам чай? — настоял он на своей предыдущей просьбе. Лицо Азы по всей видимости выражало отношение к предложению выпить что-то в его компании, потому что он тут же смутился. — Здесь очень часто путешествуют волшебники. Я сначала боялся, но потом понял, что вы совсем не страшные. Вы замечательные, самое настоящее чудо природы. Если кому-то из вас необходима помощь, то я, конечно, помогаю. Меня, кстати, зовут Джим. — Мне не нужна помощь, спасибо, — нахмурилась Аза, разглядывая открытого и искреннего маггла исподлобья. — Я переместилась сюда специально, а сейчас отправлюсь дальше. Но вы можете выпить чай в своей собственной компании, уверена, она доставит вам удовольствие. — Когда-нибудь мистер Гриндевальд всё-таки отменит Статут о секретности, — вздохнул маггл. Аза вздрогнула при упоминании собственной фамилии в столь необычных обстоятельствах, но её спаситель этого словно и не заметил — взгляд его был устремлён на невидимый сейчас берег Франции. Печальные голубые глаза показались вдруг смутно знакомыми, но тут же Аза дёрнула головой, отмахиваясь от этого чувства. Конечно, уж магглов она знает всех до одного. — И тогда, возможно, кто-нибудь всё-таки заглянет ко мне на чай, — закончил маггл и печально усмехнулся. Его глаза снова обернулись к Азе, совсем обычные и незнакомые. Она окончательно успокоилась. — Могу я что-то сделать для вас? Может, вы всё-таки отдохнёте? М-м… кофе? — Геллерта убили, — поделилась Аза. Маггл заметно посмурнел. — Его последователи во главе с Антонином Долоховым, думаю, продолжат его дело. — Долохов? — искренне удивился маггл. — Он ведь один из Пожирателей смерти! — А вы поразительно много знаете о том, что творится у нас в магическом мире, — хмыкнула Аза, возвращая чужое пальто обратно. — Возможно, когда-нибудь я действительно заскочу к вам на чай. Доброго дня. Маггл неловко улыбнулся и ответил ей тем же, после чего Аза трансгрессировала на другой берег, во Францию. Ей как можно скорее нужно было вернуться домой.

~0~

Успокоить Ремуса было непросто, Гарри в начале даже решил, что это невозможно. Оборотень внутри него жаждал крови, метель заносила окрестности и стучала в хлипкие на первый взгляд окна комьями снега, пока Гарри держал своего бывшего преподавателя ЗОТИ за плечи, пытаясь привести в чувства. Удерживать взрослого оборотня в день перед полнолунием, да ещё и эмоционально нестабильного было сложно, но Гарри справлялся. Острые крупицы снега били по лицу, крепкие ногти впивались в него сквозь рукава толстовки, но на состояние кожи давно уже было плевать, хотелось только успокоить друга и товарища. — Она тебя использует, как ты этого не понимаешь?! — надрывался Ремус. Белки его глаз заплыли кровью у полопавшихся капилляров, зрачки яростно разрослись, перекрывая радужки. Кожа, бледно серая, землистая, явно давала понять, как трудно было Ремусу все эти дни, и появление Гриндевальд перед глазами, затрагивающей столь сокровенную тему невозмутимыми заявлениями ухудшило всё в тысячи и тысячи раз. — Она лжёт, всё лжёт. Сириус мёртв! Мы сами всё видели, мы там были! — Ремус, пожалуйста, успокойся! — Мы видели это, Гарри, своими собственными глазами! Она не имеет права говорить о нём, не имела права приходить сюда! — рычал Ремус, словно не слыша чужой просьбы. Он задыхался, давился словами, но продолжал говорить словно одержимый об опасности Гриндевальд, о том, что связываться с ней в прошлом было огромной ошибкой и о том, что в будущем повторять её ни в коем случае нельзя. — Я понимаю, что ты чувствуешь! — Гарри хотел говорить спокойно, но лихорадочное возбуждение Люпина словно передавалось по воздуху. Сердце неустанно отбивало ритм, ускоряясь с каждой секундой, в груди собиралось возбуждение, словно поднимающее в морозный воздух, заполняющий лёгкие с каждым вдохом. — Но она бы не стала лгать, только не об этом. Поверь мне! — выкрикнул Гарри, встряхивая оскалившегося в несогласии Ремуса. Тот едва ли контролировал себя. — Не верь ей, думай о ней что хочешь, но поверь мне. Я прошу тебя! — Не смей идти за ней, — хрипло зашептал Ремус, склоняясь к его лицу, одаряя своим дыханием, горячим и опасным, словно сама смерть, поднимая волосы на затылке. — Гарри, не смей потакать её желаниям, иначе я разорву её на части. Это обещание прозвучало тихо, но Гарри лишь его и слышал. Он смотрел в находящиеся так близко безумные глаза, заплывшие чёрно-красным, и страх пробирал его нутро, уродливыми щупальцами окутывая внутренности и лишая возможности нормально дышать. Замёрзшие и покрасневшие от холода руки впились в чужие плечи ещё крепче, защищаясь и вместе с тем ища поддержки. — Ты сейчас не в себе, — медленно сказал Гарри. Он пытался забыть прозвучавшую угрозу, слишком сильно она повлияла на него. Он был уверен, что такого не должно быть. Только чего именно, Гарри не понимал. Не должен был он так бояться за Гриндевальд? Она в состоянии будет защитить себя, даже если Ремус придёт в разгар полнолуния к её спальне. Его друзья не должны были причинять опасность другим? Нет, ведь нужно было защищаться. Близким Гарри людям? Они с Гриндевальд находились столь далеко, что и представить нельзя. Угроза Ремуса казалась неправильным — это всё, что Гарри понимал сейчас наверняка. — Это надвигающееся полнолуние на тебя так действует. — Она — убийца, — продолжал хрипеть Ремус, вызывая у Гарри ужас своим голосом, своими словами. — Она убила Тонкс. Из-за неё погибла вся семья Гермионы, Джинни! Ты помнишь, как Хогсмид горел в огне? Молли не может нормально колдовать теперь, а ты всё ещё стремишься за ней! Гарри дрожал от холода и чувств, объявших его. Зелёные глаза лихорадочно блестели. Он был не согласен! Но и согласен тоже. Драклова Аза Гриндевальд, мелькнула досадливая мысль, появилась лишь на десять минут, но сумела встревожить всё его окружение, вызвать хаос в его душе. Эта метель, бушующая сейчас от магических выбросов Ремуса, ясно показывала, что творится у него внутри. И у Гарри тоже. — Она уничтожит и тебя, рано или поздно, — продолжал Ремус беспощадно, — если ты не остановишься. Уничтожит всех. Гарри, она — чума. Щёки словно напряглись, потяжелели и явно раскраснелись, но наверняка лицо Гарри и без того было сейчас красным. Он готов был подписаться почти под каждым словом Ремуса. Аза — чума. Она — болезнь, которую Гарри подхватил уже давно, и от которой не было ни одного лекарства. Но, Гарри знал, чувствовал истерзанным сердцем, что Гриндевальд не лукавила, что Сириус действительно жив. И если есть возможность, хотя бы крошечная, вернуть его назад, Гарри ни за что не оставит надежду. И, быть может, если его родной человек снова окажется рядом, если Сириус услышит всё, что накопилось в душе своего крестника, он поможет? Он сможет вылечить его от этой чумы, беспощадной и едко проникающей повсюду, своей яркой улыбкой и тёплыми словами о том, что всё будет хорошо? Будь может, если Сириус вернётся в жизнь Гарри, он сможет спасти его от Азы Гриндевальд? — Я верю ей.

~0~

Разговор с Николасом не задался с самого начала: тот, оказывается, обижался на Арманда уже второе столетие и ждал его с извинениями. На вопрос о предмете обиды ответить Николас не смог — уже не помнил. О том, где пахнет Слизеринами, бойкий наследник Арманда Себастьяну сказать не смог тоже, но всё равно поведал о запахе Волдеморта и направил его в нижние лаборатории. Спускался туда Слизерин с огромной неохотой — едва ли это могло произойти сейчас, но в прошлые времена они с Годриком иногда даже ловили таким образом своих противников: Годрик, естественно, размахивал своей железкой, а Себастьян — на тот момент Салазар — устанавливал по периметру рунную защиту, которая в дальнейшем действовала как мышеловка. Пущенная прощупывать всё вокруг магия действительно обнаружила несколько рун, старых, но к сдерживающим они не имели никакого отношения. В лаборатории кто-то был. Себастьян обратился в невидимого наблюдателя и просочился через дверь, чтобы остаться инкогнито, но Волдеморт всё равно что-то почувствовал. Оторвавшись от котла с неизвестной пока Себастьяну жидкостью, он внимательно посмотрел в сторону двери. Алые глаза, казалось, смогли обнаружить Себастьяна, но после взгляд скользнул мимо и снова вернулся к котлу. Себастьян решил, что на всякий случай следует наложить на себя ещё и подавление шума — в конце концов, в его возрасте было необходимо хоть иногда дышать. Волдеморт снова взглянул в его сторону, а после потерял ко всему какой-либо интерес. Себастьян с неким разочарованием проследил движение тонких и слишком длинных для человека пальцев — те подцепили склянку с серебряной жидкостью и отмерили пару капель. «Кровь единорога», — отметил он, особо не задумываясь. Уж его наследник мог бы быть и внимательнее: несмотря на подавляющее ауру заклинание, которое было разработано самим Себастьяном ещё веков семь назад, своего предка не почувствовать могла только полная магическая невежда. С другой стороны, возможно, просто сам Слизерин был в заклинаниях достаточно хорош. Найти крестражи оказалось на удивление просто: у ног Волдеморта ползала огромная змея с подозрительно похожей на него энергетикой. На столе в открытой рунной шкатулке лежала очень знакомая диадема. Себастьян вспомнил, как они с Годриком по пьяни стащили её у Ровены и примеряли друг на друга. «Ума у нас, конечно, не прибавилось», — тихо рассмеялся он, отмечая, что чары подавления шума поставил очень даже вовремя. Рядом с диадемой лежала и его безделушка: медальон, который он от скуки сделал, когда придумывал герб своего факультета. В итоге, конечно, Себастьян просто взял герб своей семьи, потому что уважаемый отец посчитал, что будет здорово, если под ним будут ходить начинающие и уже сильные маги. С этим спорить было бессмысленно. Вспомнился отданный ему Снейпом любимый кубок малышки Хельги, слухи о силе которого Себастьян забавы ради распускал по всем кабакам. Бедная Хаффлпафф потом мучилась, по пять раз на дню отваживая от себя магов, которым срочно нужно было то или иное зелье, но нигде приобрести они его не могли. Некоторые и вовсе хотели купить сам кубок, предлагая баснословные суммы, но Хельга только отмахивалась, укрепляя этим слухи о его чудесных свойствах ещё больше. Разумеется, она узнала, кто лишил её спокойной жизни, и даже сделала Себастьяну выговор, который он пропустил мимо ушей, играя с Годриком в карты. Словом, весело было жить в далёком десятом веке. «Как собрание выпускников, в самом деле, — снова посмеялся Слизерин, прикинув, какие побрякушки его наследник использовал для создания хоркусов. — Меча Годрика только не хватает». Он прислушался — от лежащих на столе вещей в самом деле разило тёмным отпечатком магии, крестражем. Каждая из них словно что-то шипела, тянулась к другой в тщетной попытке соединиться. Взгляд прошёлся по выгравированным на шкатулке рунам, и Себастьян тут же узнал почерк своей воспитанницы. Аза в самом деле была хитра и амбициозна, как он и любил. В сердце растекалось приятное тепло от осознания того, что именно Слизерин сделал её такой. Не один, конечно, а вместе с Геллертом, но воспитанием чистокровной ведьмочки по большей части занимался именно сам Себастьян. Вспомнилось изумление, которое он почувствовал, узнав, что убивать его Аза не собирается. На мгновение это даже опечалило, потому что из жизни хотелось уйти красиво, например, от руки той, кто выросла на его глазах и считала его бесспорным авторитетом едва ли не во всём. Впрочем, его желание исполнилось чуть позже, когда на дуэль его пригласила Аза, вернувшаяся во времени, сумевшая затеряться и усовершенствовавшая свои магические навыки. Тогда сердце, подаренное Азе ещё после битвы с Рени де Валль, окончательно стало принадлежать ей. Аза Гриндевальд — его персональная Галатея, жизнь в согласии с которой была обречена, потому что скрытые воспоминания всегда возвращались, рано или поздно. Теоретически Себастьян мог скрыть их снова, но на практике даже не позволял себе думать об этом — если тогда, в Ирландии, он руководствовался пониманием того, что девочка не сможет жить нормально после увиденного в развороченной из-за бойни гостиной, то поступить так сейчас было бы настоящим вероломством. С лёгкого движения руки на крестражи невесомым покрывалом легли отводящие взгляд чары. Погружённый в зелье Волдеморт никак не отреагировал, поэтому Себастьян перешёл к следующему шагу: тонкие, едва заметные руны легли на каждый предмет, заключающий в себе часть чужой души. Змея, ползавшая у Волдеморта в ногах, недовольно зашипела, и отвлекающие чары с неё пришлось снимать в немедленном порядке. — Что такое, Нагайна? — пробирающим глухим голосом спросил Волдеморт, заметив нервозность своего животного. Змея тут же щёлкнула хвостом по боку, привлекая внимание к этой части себя. Себастьян возвёл горе очи и поджал губы. Оказавшаяся в его руках палочка легко закрутила ещё заклинание, скрывающее. Руны на змеиной коже словно расплавилась, сливаясь с остальным телом. Взгляд алых глаз внимательно прошёлся вдоль длинного тела, но ничего не обнаружил. От греха подальше Себастьян наложил скрывающие чары и на остальные руны, а после развеял оставшиеся заклинания, отводящие внимание. Волдеморт вдруг зашипел на парселтанге. — Нагайна, здесь кто-то есть? «А наследничек не такой уж промах», — поджал губы Себастьян, скользя по нему оценивающим взглядом. Довольно молод для своих лет — тут Себастьян ухмыльнулся, вспомнив свою внешность и сопоставив её с возрастом — бледен и красив, темноволос, как и сам Салазар в молодости. «Вот только кожа, словно оплавленная свеча», — мрачно заключил Себастьян. Закравшееся пару дней назад в голову подозрение укрепилось окончательно: есть ещё какой-то крестраж, совсем новый. Он огляделся, пока Волдеморт тоже сканировал лабораторию взглядом. Где-то должна была быть подсказка. Опасный взгляд пару раз проскользнул мимо Себастьяна, тонкая длинная ладонь подцепила лежащую возле котла палочку, и наследник Слизерина двинулся в его сторону. Взгляд Себастьяна зацепился за артефакт. Конечно же! «Вынул свою часть души из Поттера и решил оставить в палочке, почему бы и нет?» — рассудил Себастьян. Это было рискованно, но он решил наложить руну и на неё тоже, как только представится возможность. Взгляд алых глаз рыскал по помещению в поисках нарушителя порядка. Пару раз они натыкались на Себастьяна, но скользили дальше, никого не замечая. Однако Волдеморт всё не успокаивался отсутствию чего-либо: лишь сильнее сжимались его пальцы на новом хоркусе, напрягались мышцы под чёрной мантией, оплавленные черты лица искажались в беспокойстве и напряжении. Вдруг его рука резко взметнулась, расчерчивая всё пространство вдоль стены тонкой огненной полосой. От неожиданности Себастьян испугался и резко пригнулся. Краем сознания он позабавился своей реакцией: оставалось взвизгнуть для полного образа брезгливой девицы, возле которой после длительного и напряжённого обмена взглядами резко зашевелилось насекомое. Полоса огня вдруг вспыхнула вниз и вверх, пламя разрослось и охватило всё пространство, грозя опалить в том числе и самого Себастьяна. Времени на раздумья не было, поэтому Себастьян выставил щит. Самый искусный в его арсенале: прозрачный, подстраивающийся словно хамелеон и закрывший одно его тело. Волдеморт всё равно заметил. — Кто ты? — удивлённо выдохнул он. Рука снова взметнулась, красным засветился кончик волшебной палочки. Не дожидаясь атаки, Себастьян трансгрессировал к столу — Волдеморт загнанно обернулся на звук — смахнул какие-то банки с травами и несколько склянок, а после переместился обратно к двери, когда звон бьющегося стекла перекрыл второй хлопок. Страх и ярость, наполнившие воздух, были практически осязаемы, зазвенели на столе оставшиеся склянки, змея хищно закружилась в поиске источника опасности. Вокруг неё и Волдеморта мгновенно образовалась золотая сфера. «Довольно мощный щит», — понял Себастьян, а также в очередной раз отметил умение своего потомка — об этих чарах не было сказано ни в одной книге, они явно были созданы Волдемортом лично. Как и следующие, заполонившие лабораторию зелёными полосами вдоль и поперёк. Спиной вперёд Себастьян шагнул сквозь дверь в коридор, оставляя своего единственного кровного наследника озираться по сторонам, словно загнанный в угол дикий зверь. — Я слышал! Где ты?! Я тебя уничтожу! — выкрикивал Волдеморт и тут же стрелял в разные углы, где теоретически можно было спрятаться. Палочка яростно поддерживала хозяина, то разбивая шар с предсказаниями, то подрывая кушетку или шкаф. Тяжело вздохнув, Себастьян развернулся и направился к выходу из этого места — незаметно зачаровать палочку Волдеморта теперь точно бы не получилось. «К тому же, — рассудил Себастьян, — она будет с Реддлом, когда я вернусь забрать его жизнь». Оставалось лишь отыскать новый крестраж Волдеморта. Себастьян вспомнил, когда видел Реддла в последний раз до этого. Лишь мельком бросив на него свой взгляд тогда, он сейчас уже понимал, что хоркус был сотворён после шабаша. Зато, мрачно понял Себастьян, перед покушением на его Азу Гриндевальд.

~0~

Август сомневался. В конце концов, он находился в ГИАБИ, так что ждать от окружения можно было чего угодно. Однако ведьма говорила, что являлась настоящей Азой Гриндевальд. Кем был Август, чтобы посылать её к драклам с этими сказками? Суицид в его планы не входил, как и выдавание планов настоящей Азы, которую он знал и которая пыталась не допустить его нахождения в этом проклятом месте. «Мерлин, как же я устал», — вздохнул про себя Август и пошёл по пути наименьшего сопротивления — согласился помочь. Требовалась только информация, профессиональное мнение. Как будто во всём магическом мире было недостаточно магов, разбирающихся в путешествиях по времени. И в прорицании одновременно. «Да», — понял Август, когда расценил локальность необходимой темы. Тут он действительно был на расхват, хотя в различных ВМЦ могли встречаться ему подобные специалисты. — Всё было бы по-другому, если бы меня не поймали по возвращению тогда, — задумчиво сказала ведьма. Она сидела на кресле, боком к всё ещё жавшемуся у стены Августу. Сине-зелёный свет из-за задёрнутых штор больше не проникал, и комната тускло светилась оранжевым, подсвечиваемая огнём ведьмы и разожжённым ей камином. Взгляд ведьмы наблюдал танцующие там языки пламени, позволяя Августу чувствовать себя хоть немного в безопасности. Окружение даже казалось уютным, словно он вернулся в детство, в Дурмстранг или домой. Не хватало ненавязчивой мелодии на фоне и тихого голоса матери, рассказывающего интересные истории. Или Драгомира, тихо повторяющего прошлые лекции. — Шаманы Алтайской ВМЦ. Я провела взаперти два года, мне даже блокировали видения. А потом их с дружеским визитом посетила старейшина ГИАБИ, потому я сейчас здесь. Август с жалостью отметил блокирование видений: ужасная процедура, несущая за собой ужасные последствия, это Руквуд знал наверняка. Потом с недовольством послушал про непреложный обед, не давший изменить ей уже известное. Если ведьма не обманывала, то такой расклад казался весьма печальным. — А я, между прочим, прочла все старые газеты в Хогвартсе — хотела ведь наверстать упущенное, — отметила ведьма словно между делом. Август позволил себе издать тихий смешок от ироничности ситуации — к счастью, ведьма не обратила на него внимания. — Не это заставило меня прийти сюда сегодня. А нечто… Мне кажется, всё может пойти не по скрипту, Август, — заявила ведьма. Огонь в её глазах вспыхнул сильнее на мгновение. Оранжево-белая рука приподнялась с подлокотника, в ладони оказался прозрачный стакан с широкими гранями, полный вероятно воды. Тёмные губы сделали небольшой глоток. — Мои видения странные, словно из другого измерения: Геллерт напал на меня в одном из них, я понятия не имею, почему он сделал так. У меня жених, которого я прежде никогда не видела: черноволосый, бледный, но лицо разглядеть не получается. И новая преподавательница в Дурмстранге, молодая женщина, невероятная дисциплина. Сейчас я знаю такое: музыка помогает направить свою энергию. Это учение популярно на Карибах и в Западной Африке, но она так свободно говорит на немецком. Я… Мне кажется, что это может быть Бомелий. Ты её знаешь? Она из русских, была на шабаше. — Лично не знаком, — ответил Август ломаным голосом. Ведьма кивнула. — Выглядит, конечно, она не так, как я помню. Имя тоже иное, это не удивительно. — Хочешь сказать, Бомелий переместилась в прошлое? А ты вернулась в Дурмстранг? — предположил Август неловко. Молчание было ему ответом: ведьма лишь сделала ещё несколько глотков воды, не отрывая взгляда от огня в камине. Её же собственное пламя всё ещё хаотично плясало языками по телу, но, кажется, стало чуть больше в районе лёгких со спины. Ещё раз обдумав полученную информацию, Август продолжил. — Это значит, что Крамы отменили проклятье, потому что без прошлого магического потенциала ты не вернулась бы в Дурмстранг. Если так, то что-то или кто-то заставило их это сделать. Кхм… Видела ещё что-нибудь необычное? — Де Валля, — отрезала ведьма уверенно. — Фергус приходил в Гриндевальд-мэнор, был с какими-то магами, там, кажется, была и она. Предположительная Бомелий. И там были мы с Антонином, совсем юные. — Из твоих слов получается, что кто-то, быть может Бомелий, попала в наше прошлое без тебя, сбежала от твоих алтайских шаманов, настроила Фергуса на взаимодействие с Геллертом, устроилась в Дурмстранг. Повлияла на Крамов? — Я не знаю, — пожала ведьма плечом. Голова её слегка повернулась в его сторону, но она по-прежнему не смотрела, словно понимая, как Августу тяжело общаться с ней сейчас. — Ничего не понимаю, Август. Потому пришла сюда и рассказала тебе. Даже если в видениях действительно Бомелий, она не сделает этого — не отправится к нам в прошлое. Если не случайно, конечно, — ведьма жёстко усмехнулась и на пару мгновений замолчала, а продолжила уже более серьёзно. — Или что-то должно подтолкнуть её, что-то сильное. Меняющая привычный уклад жизни информация, сильные эмоции? Какой же силы они должны быть… А, может, не Бомелий это вовсе, но явно новый персонаж. Не из нашего она времени, точно нет. И я ничего не могу ведь сделать, скреплённая непреложным обетом. Они снова замолчали, каждый погружённый в свои мысли. Если Аза действительно скоро вернётся, то где это будет? На Алтае? Тогда, скорее всего, речь шла о Зеркальном Доме — рядом с ним, в горах, как раз находилась Алтайская академия ритуалистики и предсказаний, где когда-то обучалась его мать. И мать Долохова, кстати, тоже. Там могли засечь всплеск магии — он непременно появился бы от разрыва временной материи. Как Аза переместится? Или не Аза. Об этом Август спрашивать не стал, справедливо предположив, что если ведьма не сообщила ему об этом, то это ему знать не нужно. С зарождающимся глубоко в душе страхом подумалось, что в ГИАБИ путь Августа лежал именно для этого момента: узнать одну из тайн Гриндевальд, рассудить временную петлю и остаться в месте, где от него никто и никогда ничего не узнает. Руквуд теперь надеялся, что оставшиеся четыре года действительно переживёт. Да. Да, он станет сильнее, но не даст себя сломить. Пронесёт свалившийся на него сегодня груз знаний с гордостью. Он особенный — понимание этого позволит ему сохранить себя и победить в этой войне с обстоятельствами, окружением и самой жизнью. Он останется в этом мире до самого конца, испробует всё ему предначертанное. — Думаю, — осторожно сказал Август спустя какое-то время, — это возможно. Ведьма метнула на него взгляд огненных глаз, но Август не испугался. Он уже осознал свою роль, свою незначимую значимость в этом мире. Ему ничего не сделает эта ведьма, кем бы она ни была: настоящей Гриндевальд или нет. Языки пламени погасли за пару секунд, открывая взору Августа карие глаза. Полные надежды, они казались уязвимыми без ограждающей их смертоносной стихии. Тело ведьмы подалось вперёд, локтём опираясь на подлокотник. Низко открытый ворот рубашки смялся, оголяя часть белой груди. — Считаешь возможным разрыв моей временной петли? — поинтересовалась ведьма, без каких-либо масок она казалась обычным человеком, уставшим от предопределённости своей судьбы. Август кивнул не медля: если ведьма действительно была вернувшейся во времени Азой Гриндевальд, а видения ведьмы были о альтернативном прошлом Азы, то для его знакомой Азы эти видения могли стать альтернативным будущими.

~0~

Ноги несли Азу к лаборатории Антонина, в которой тот находился последнюю неделю. Фамильяры, перехватив её по дороге, донесли, что состояние Долохова улучшилось на столько, что он соизволил даже посетить ванную. Стараясь не выказывать удивления и лишний раз не дёргаться, Аза решила сделать крюк и вернулась в свою спальню, а после внимательно уставилась в зеркало. Критичный взгляд прошёлся по уставшему тусклому лицу, опущенным до середины зрачков век, испачканной мантии. Раз уж Антонин занялся собой, то ей тем более стоило это сделать. Именно с этим убеждением Гриндевальд скинула всю одежду на пол, стащила с волос заколку — те тут же распустились мятыми кудрями — и направилась в ванную комнату. После тщательного подбора более подходящей её нынешнему цвету лица рубашки Аза тяжело вздохнула и захлопнула шкаф, а после вытащила из другого отделения тёмный серый свитер, пролежавший полвека под замораживающим заклинанием. Ткань пахла свежестью, словно была постирана и высушена только что. Уловив лёгкую нотку кофе, Гриндевальд вспомнила, что этот свитер и не её вовсе, а Эйлин Принц. Действительно, серый свитер Аза бы ни за что не приобрела, он ей даже не шёл. Другое дело тот же цвет кофе или корицы. Бросив ненужную вещь в камин, Аза достала другой пахнувший свежестью свитер устроившего её цвета и, надев его, придирчиво оглядела своё отражение. Гораздо лучше, чем было до этого. Взгляд мельком выглянул в окно — зима. Тяжело вздохнув, Аза решила принять это к сведению и достала более тёплые чулки примерно того же цвета, что и свитер. Уже зашнуровывая высокие чёрные ботинки, она задумалась по поводу мантии — ей очень нравилась её осенняя, но привязываться к одежде было самым настоящим ребячеством, недостойным Гриндевальд. В конце концов, это были всего-навсего вещи. Достав из кармана пластину, подаренную Антонином, она поместила её в карман юбки, а после полюбившуюся мантию постигла та же участь, что и свитер Эйлин совсем недавно. Что он вообще забыл у неё в шкафу? Потом захотелось перекусить, но Аза решила, что сделает это вместе с Долоховым чуть позже. «Кого я обманываю этими глупыми рассуждениями, — вздохнула она, накинув сверху новую зимнюю мантию. — Я просто отсрочиваю неизбежное». Укоризненно взглянув на своё отражение, Гриндевальд тяжело вздохнула, возвела горе очи и едва заметно покачала головой. Пришла очередная мысль — заглянуть к Маггонту. Тот как раз наводил в Ордене дела, она могла бы разузнать всё для Антонина и заодно посоветовать связаться с Поттером — наверняка Гарри не стал бы писать Ганзелю так скоро. Возможно, он хотел бы сначала переговорить обо всём со своей любимой рыжей семьёй. Или, кого Аза обманывает, просто постеснялся бы писать во время праздников — обсуждать с Уизли свои подвиги он бы точно не стал. Может быть, сейчас он и вовсе думал о Сириусе. Кушать захотелось куда сильнее, чем прежде. Засунув в ботинок нож, подаренный Анадоломком, Аза ухватила со стола посох и быстро направилась к Маггонту. Только после дежурного поздравления, быстрой проверки швов и небольшого разговора Гриндевальд направилась уже к Долохову, распорядившись фамильярам украсить мэнор к рождеству — оно начиналось завтра вечером и необходимо было как можно скорее создать атмосферу, чтобы гости и жильцы Гриндевальд-мэнора успели ей проникнуться. Одна из ёлок за окном исчезла на глазах. Гриндевальд была уверена: на время та стала расти в центре большого круглого стола столовой, который уже начал сам по себе сервироваться столовым серебром. Антонин сидел в кресле. Лохматый, но с гладким лицом и в идеально смотрящейся на нём рубашке — очевидно также подбиравшейся под цвет лица, он устало посмотрел на Азу. Отчего-то ей показалось, что глаза его были пропитаны горечью, не связанной с Долоховой Ириной. Рядом на стеклянном столике стоял поднос с нетронутой пищей, на кровати валялась целая упаковка Шоколадной Лягушки. — Ты не ел? — поинтересовалась Аза вместо приветствия. Антонин медленно покачал головой. Взгляд его не поменялся, но ощущение отчаяния почему-то пропало. — Ждал тебя, — ответил Долохов, взмахом руки двигая столик ближе к кровати. — Знал, что ты придёшь. — Тоже пророк теперь? — невесело усмехнулась Аза, но тут же едва заметно улыбнулась, прикидывая, что не делала этого уже очень давно. Простая искренняя улыбка — казалось, ничего сложнее из себя нельзя было выдавить, но сейчас, когда Антонин сидел перед ней, измученный и уставший, эта улыбка сама собой расплывалась на лице. — Веселишься, милая? — приподнял бровь Антонин, но губы на его лице растянулись в ответной. На сердце Азы тут же стало легче, с плеч свалился тяжёлый груз вины — оказывается, она ощущала её всё то время, которое они провели с Долоховым отдельно друг от друга. — Голодная же, я уверен. — Как всегда прав, — подтвердила Аза. Подойдя к Антонину, она потянула его за руку, помогая подняться. Стоило ему встать с кресла, руки Гриндевальд, словно живя своей жизнью, обвились вокруг напряжённого тела, обнимая. Щека удобно устроилась на плече, а мышцы расслабились сами собой. Рассмеявшись совершенно по-детски, Антонин подхватил её на руки, и спустя пару секунд они уже вместе завалились в кровать. «Ботинки», — припомнила Аза, но это казалось такой мелочью, тем более сейчас, спустя неделю тягостных дум и молчания. Антонин, казалось, думал о том же, потому что вместо того, чтобы разуться как приличный человек, открыто и по-домашнему зевнул, зажмурив заслезившиеся глаза. Аза любовалась этим, словно восьмым чудом света. — Завтра Рождество, Тони. — Подарить тебе шоколадную лягушку, Гриндевальд? — хмыкнул Антонин. Аза снова довольно заулыбалась, наблюдая за тем, как Долохов всё-таки спинывает с себя обувь, а после принимается за шнуровку на её ботинках. — Сейчас я предлагаю поесть и уснуть, потому что ужасно хочу и того и другого. А завтра проведём весь день в постели, отвлекаясь только на вкусную еду. Мне кажется, это будет самое лучшее Рождество из всех. Что скажешь? — Есть перед сном вредно, ты же знаешь? — уточнила Аза у друга. Тот невозмутимо кивнул, одновременно с этим потянувшись к чашке с супом, кажется, сырным. Жестом он предложил подать ей вторую, Гриндевальд с готовностью кивнула. — Сейчас покушаем и спать, но завтра никакой постели: встретим Рождество со всеми орденцами, — заявила Аза категорически. — Давно мы не собирались по приятным поводам.