Пуля в сердце

Вы ведь прекрасно знаете, что я не хочу с Вами связываться, но у меня нет иного выбора. — Ваши изобретения удивительны! — восклицаете, подняв указательный палец и прикрыв левый глаз, который не спрятан за крупной непрозрачной линзой. И почему-то резко становится интересно, что же за ней такого, не предназначенного постороннему взгляду. Вы — яркое воплощение всего прекрасного, что только может существовать на свете: герой, знаменитость, отличный предприниматель, владеющий оружейной организацией "Белая Шляпа" и, по совместительству, демон. Последнее, правда, едва фиксируется в голове, словно сознание наотрез отказывается принимать данный факт — ведь Вы больше похожи на ангела. Тихо откашливаюсь в кулак, чтобы не выглядеть слишком уж по-детски удивленным и восторженным, ведь Ваша яркость мне претит; заметно хмурюсь, сдерживаясь, дабы зло не усмехнуться на заманчивые россказни о супергероях. У Вас красивые, правильные черты лица, и, даже не взирая на отсутствие человеческой фактуры, такой, как нос, уши и волосы, Вы выглядите слишком хорошо: светло-голубой, практически идеально белоснежный оттенок кожи сравним с чистым утренним небом, едва тронутым лучами ослепляющего рассвета, аккуратный ряд словно жемчужно-фиолетовых зубов разбавляют красивые хищные клыки. Вы бесконечно элегантны, учтивы и галантны, белый и голубой цвета преследуют Вас везде, начиная от элементов костюма, заканчивая отделкой особняка организации. Мне приходится чуть приподнять голову, когда подходите ближе, чтобы смотреть Вам в глаза, — вечно идеальная осанка и практически два метра в росте, не считая белоснежной высокой шляпы — но меня это не настораживает и не дает повода ощутить какое-либо враждебное давление. — Спасибо... сэр, — последнее успеваю добавить лишь случайно, натянуто, медленно вспоминая, что передо мной потенциальный работодатель, а не прекрасная фарфоровая кукла. Кривлю уголок губ и не довольствуюсь собственными мыслями, благо, это незаметно за маской из крафта. — Надеюсь, мы с Вами легко сработаемся, доктор Слаг! — и все же, сказано действительно с напором, ведь я не совсем вписываюсь в уютную атмосферу супергеройства, добра и любви ко всему живому: во мне горит пламя нетерпимости, страсть к разрушению и боли, и огромное желание создавать смертоносное оружие, чем я и займусь. — Только условие: никакого смертоносного оружия. Да в смысле?! *** Уайт Хэт действительно не шутил, строго-настрого запретив мне даже помышлять о разработке смертельно опасных изобретений, что уж говорить об орудиях пыток и прочем кровопролитном стаффе. И мне это, как бы помягче сказать, не нравится. Но рука в тот момент, словно сама по себе, не спрашивая разрешения у собственного хозяина, подписала договор на долгосрочное сотрудничество, пока перед глазами расплывались строчки, а любопытный, немного пытливый взгляд все стремился вновь взглянуть на героя. И только после демонстрации нового рабочего помещения и собственной комнаты в этом ''замке принцессы'', уже сидя на краю кровати и перечитывая контракт вновь и вновь, понимаю, на что в итоге подписался. А именно на изготовление слюнтявых погремушек для недавно появившихся псевдо-героев, которые вроде как борются за справедливость и конец зла, но сажают злодеев в тюрьмы, вместо скручивания тем шеи или пускания старой доброй пули в голову. Наивные слабаки, сентиментальные, горделивые придурки, носящие цветные трико и белье поверх него. Чувствую себя прямо под самой крепкой защитой. Ага, как же. Лаборатория встречает мерзкой слепящей белизной и ярким, словно предназначенным для уничтожения сетчатки глаз, светом. Приходится пошаманить над проводкой и всем освещением в принципе прежде, чем приступить к долгожданной работе хоть над чем-то относительно интересным. Опираясь на стол обеими руками и рассматривая набросок того звукопоглощающего устройства, которое запросил Уайт Хэт, первое, что приходит в голову, банальный кляп, но принцип-то нужен другой. Равнодушно усмехнувшись и проверив, все ли нужные инструменты, оборудование и материалы находятся со мной в одном помещении, приступаю к работе. В итоге первый месяц проходит быстро, словно на одном дыхании — Уайт Хэт отсутствует в организации так часто, что мне кажется, однажды просто исчезнет и забудет о моем существовании. Мне же лучше. Но это создание умудрялось появиться в самый нужный момент, дабы принять готовое изобретение, проверить его качество, — мои "игрушки" всегда совершенны — и удостовериться, что оно не выглядит как оружие одного из Всадников Апокалипсиса, истребляющее все на своем пути. Пару раз у меня были конечно же похожие поползновения, но они пресекались боссом моментально, и даже на краю сознания во мне немного поигрывала своими искорками совесть... первые пару секунд. А затем мне все просто сходило с рук, но этот осуждающе-строгий взгляд, черт возьми, под угрозой смерти не забуду. Как оказалось, Уайт Хэт умел впечатлять, и каждый подобный взгляд я ловил с неким интересом и жадностью, будто новое, неизведанное чудо. А порой мне хотелось уложить демона на операционный стол и изучить его, словно подопытного кролика, вскрыть его чудную, красивую кожу и добраться до внутренностей собственными пальцами в перчатках, узнать, из чего состоит его кровь и есть ли она у него вообще. Но я одергиваю себя каждый раз при подобной мысли, фыркая на замечания и иногда огрызаясь, но только слабо, ибо потерять неплохую работу со стабильным заработком в мои планы пока не входит. Однако мне прощают некоторые колкости, но во имя чего, конечно же, я никогда не узнаю. А сама мысль о том, что Уайт Хэт слишком добрый для образа строгого jefe не покидает головы. А потом он снова исчезает, ведя какой-то онлайн-каталог всех этих прибамбасов и толкая их другим героям. Мне было на это настолько плевать, насколько позволяли обстоятельства. Конечно же, пока демон не начал втягивать меня в свою работу, порой упрашивая выступить вместе с ним. И ладно бы прихоть начальства, у меня-то и время свободное было в избытке оттого, что клиентура желала до смеха простые и никчемные вещицы, но работать с Уайт Хэтом в паре со временем стало подобием традиции, и я порой на автомате в нужный час поднимался к нему в кабинет, даже когда съемка переносилась, а затем, на вопросительный взгляд мужчины и его милую улыбку пристально вглядывался в левый, свободный от линзы глаз босса, разворачивался и уходил, оставляя того в недоумении со своей работой. И, как ни странно, на начало второго месяца продажи активно пошли в гору, а мои идеи смертоносного оружия перерабатывались Уайт Хэтом во вполне сносные игрушки-погремушки для имбецилов-героев, до которых со временем начинало допирать, что убить или покалечить врага проще, чем постоянно его нокаутировать. Только вот продавать убийственные изобретения демон все равно отказывался, ссылаясь на доброе и миролюбивое имя своей организации. И это меня одновременно бесило, но вместе с тем и вызывало уважение к боссу и его преданности идее. Мерзкое сочетание эмоций, если честно. А вместе с тем росли заказы и требования к ним, начались индивидуальные предзаказы на то, что мы не объявляли в каталоге или не планировали даже изобретать, но я брался практически за все, отсеивая только самые наитупейшие и наидешевейшие заказы, на которые скорее израсходовал бы больше материала, чем само изобретение того стоит. В итоге даже не заметил, как выстроил собственный убийственный график, входя в один из немного позабытых периодов жизни, когда не спал днями и ночами ради «идеи». Не своей, правда, но сейчас дело шло сносно и в какой-то мере даже приятно. Кульминацией этого графика становилось конечно же полное отсутствие сна в течение 3-4 дней, которые я капля за каплей восполнял развитием кофейной зависимости и теплыми ваннами или душем по утрам-вечерам. Ненавидеть свое здоровье для меня, пожалуй, было смыслом жизни. А Уайт Хэт снова пропадал из особняка по каким-то важным делам, все реже навещая меня за работой, что, не могу не признать, радовало — его даже молчаливое наблюдение за процессом работы сильно напрягало, хоть я и знал, что он это делает не из подозрений, а потому что ему нравится смотреть. Не один раз я перехватывал его завороженный взгляд, устремленный к моим рукам в красных лабораторных перчатках, пускай я чертил или собирал мелкую конструкцию. Конечно же, такое отношение жутко льстило, но с тем же и раздражало, показывая начальника скорее со стороны ребенка, нежели взрослого существа. Но я никогда не возражал его присутствию, молчаливо дожидаясь, когда он уйдет по-английски. Стены не давили даже в таком долгом одиночестве и недосыпе, за пределы особняка с самого своего переезда сюда я так и не выходил, а просторные помещения и коридоры напротив давали повод не проявиться уже выработанной некогда клаустрофобии. Чтоб ее черти драли. Уайт Хэт оказался слишком заботливым и внимательным, хотя мог спокойно посылать меня в город банально за продуктами или сказать: «кухня — там, готовь, что хочешь». Но либо здесь порой появлялась чертова различная прислуга, поддерживающая особняк в идеальном порядке и готовящая еду, либо демон справлялся своей магией самостоятельно. Собственно, разницы мне не было, но пропускать завтрак я никогда не рисковал, который был конечно же в определенное время, а именно в 8:30, и Уайт Хэта я мог регулярно встретить только там, почитывающего свежую газету и, как всегда отрывающегося от нее только ради одной фразы: «Доброе утро, доктор!». Я обычно же ограничивался какой-нибудь колкостью или тихим «угу». Напрягает меня все же этот демон. Но когда Уайт Хэт, заглянув в мастерскую, впервые поинтересовался, почему я не хочу снять маску с головы, имеющую вид крафтового пакета с огромными лабораторными очками поверх глаз, и сам потянулся к моему лицу, он получил шлепок по руке, весьма грубый ответ, состоящий из отборного мата, повышенного тона и предостережения этой темы больше не касаться. Меня в тот момент словно переклинило, я носился по лаборатории не следя ни за своими действиями, ни за словами, раскидывая некоторые экземпляры оружия и покрывая просьбу босса изощренными ругательствами. Я успокоился не сразу, только через, может, полминуты-минуту, а затем немного со злобой поднял напряженный взгляд на демона, смотрящего на меня в ответ и пребывающего во вселенском шоке. Я тогда думал, что вылечу с работы к чертям собачьим. Но Уайт Хэт, сначала ошарашенный моей реакцией просто стоял и удивленно смотрел своим белым глазом с узким черным зрачком мне в глаза, скрытые за темными стеклами. А затем выражение его миловидного лица смягчилось, и он лучезарно улыбнулся. — О, конечно! — я застыл в недоумении, ища всратый подвох в его словах. — Я не хотел Вас обидеть, доктор. Думаю, отгул сойдет в качестве моих извинений? Скептично посверлив Уайт Хэта взглядом, смотря на босса, как на конченого идиота, я неуверенно кивнул. Что-то в моей голове совсем не клеилось. Выдавив несчастное «извините», я быстро вернулся к своей работе, стараясь не обращать внимание на треп демона, которого словно и не задела только что произошедшая ситуация, и он продолжил как ни в чем не бывало по-приятельски со мной болтать, рассказывая о местах, где ему пришлось сегодня побывать. Конечно же, я ничего не запомнил, продолжая погружаться в работу, словно в вакуум. Взгляд случайно скользнул на настольный календарь. Идет пятая бессонная ночь — новый рекорд на этой работе. И мне начинает казаться, что я уже ловлю странные приходы и вижу микросны. Отчетливо один из них, это посланный в неприличном направлении болтливый начальник и ленивое прошествование до собственной комнаты с опущенными плечами. Картинно хлопнув дверью, я, почти ни разу не споткнувшись о собственные заплетающиеся ноги, добрался до своей двуспальной кровати, которую на кой-то черт сделали очень широкой. Закаленному бессонными ночами, шрамами и драками телу было более чем достаточно отдыха за рабочим столом, но видимо с непривычки пятидневный марафон сказался не совсем хорошо на наивно расслабившемся организме. Потому сейчас я на нее свалился безвольным мешком, чувствуя под спиной удобный матраc, а под головой мягкую подушку: босс старался сделать все для комфорта своего сотрудника, и это, опять же, не могло не льстить; потому комната выглядела более чем превосходно, хоть я и просил самую простую ввиду моей незаинтересованности в ней, разве что, в душевой. Моим домом я порой считал саму лабораторию. Руки опустились на края маски, медленно снимая ее с головы и отшвыривая следом в сторону, а пальцы скрылись в пышных прядях. Только сейчас я почувствовал сильную усталость от последнего оружейного марафона. Хотелось совсем немного поспать. Руки, избавившись от перчаток, выскользнули из черных рукавов лабораторного халата, следом убирая ткань в сторону, скрестились и, обхватив низ красной футболки, поползли вверх, снимая ее и откладывая туда же. Возможно, стоило включить свет. Снова завалился назад, прикасаясь ладонями к низу живота, насколько позволяла линия брюк, медленно повел вверх, надавливая, изучая прикосновениями каждый шрам. Я должен помнить. Я помню. Здесь прорезана кожа ножом, левее — скользящий выстрел дробью. На ребрах — криво вырезанные скальпелем буквы на латыни, законченная фраза. Справа на груди, ближе к ключице мелкие ожоги от сигарет, волнообразные и ломанные линии от паяльника. Плечо, ближе к локтю, покрыто контуром мерзкого ожога, словно была срезана большая часть кожи. Рука движется левее по груди, туда, где расположено сердце, и натыкается на едва-ощутимые контуры татуировки, клейма, проклятья и просто символа того, что я с рождения кому-то принадлежу. Принадлежу не как раб, не как подчиненный, не родной человек, нет — это клеймо моего соулмейта, от которого зависит моя жизнь, ровно как и наоборот. Ведь сколько себя не береги, погибнет соулмейт — умру и я. — Где ты, глупая? — выдыхаю в темноту комнаты, представляя перед собой образ невысокой, милой блондинистой девчушки с задорными хвостиками и яркой улыбкой. Конечно, я не знаю, кто в итоге мой соулмейт, но перед глазами всегда всплывает этот образ, прежде чем волны, нет, вспышки воспоминаний режут сознание в клочья, заставляя чувствовать каждым старым шрамом боль идентичную пережитой; их еще больше на моем теле, чем я успел нащупать, но сильнее всех их я ненавижу метку в виде серебряной пули на груди, там, где отстукивает свой привычный ритм сердце, позабывшее ценности, привязанность и любовь во всех ее смыслах. А к бледному лицу лучше вообще не притрагиваться. Руки плавно сползли к молнии на брюках, ослабшие пальцы едва с ней справились, и ненужный элемент одежды перекочевал к предыдущим. Перед сном хочется сходить в душ, но тело непривычно ноет, отдаваясь фантомными болями, которые за последний год преследовали все реже — хоть какой-то прогресс. Но вот сейчас опять возобновились. Нужно заставить себя подняться, что в итоге удается, хоть меня и начинает пошатывать: несколько бессонных ночей ярко дают о себе знать. Подхватив наспех полотенце и сменный комплект вместе с пижамой, направился в ванную комнату. Вода ниже температуры моего тела, так что разница немного чувствуется — делать иначе не хочу, она и без того хорошо облегчает приступы боли. То, как я сорвался на Уайт Хэта, всеми силами указывает на мои нестабильные нервы. Конечно, нервное напряжение уйдет сразу после сна, как это и бывало обычно, но кто либо другой предпочел бы более быстрый и действенный способ... который помог бы мне увеличить продуктивность работы и повысить стрессоустойчивость, но тогда пришлось бы чаще спать. Но только вот не судьба. Никакого сексуального желания от слова совсем. Его никогда и не было, что уж говорить. Возможно, я болен, да только нет разницы, ни тогда, ни теперь — трезвый рассудок все равно лучший результат, коим придется поплатиться, меняя несколько часов здорового сна на оргазм. Со всеми моими отклонениями, с изуродованным шрамами телом, полным отсутствия любого вида влечения, испорченными моральными нравами и десятками жестоко убитых людей за спиной, неужели я вообще похож на человека? Чудовище... израненное, забитое ненавистью чуть ли ни с рождения чудовище. Даже Уайт Хэт со всей его нечеловечной внешностью и природой выглядит намного приятнее; и я чувствую своей темной, позабытой в глубоких чертогах разума душой, что демоническая душа, его искорка жизни ярче, добрее и притязательнее моей в сотни раз. Неужели я теперь никогда не буду способен стать обычным человеком, чувствовать себя им? Неужели мой несчастный соулмейт, моя милая девочка чувствует боль от моей прогнившей души? Избитое сердце тихо отвечает на все очередным ударом, и я выключаю душ.