Дживс и брачные игры скорпионов

Хитрый план Берти выходит ему боком… отчасти, что приводит к всеобщему хаосу и серьёзному потрясению, которое заставляет Дживса передумать. Я мирно проспал до одиннадцати и, проснувшись, принялся рассматривать льющий за окном дождь. Но воспоминания предыдущего дня вскоре вернулись и обухом ударили меня по голове, совсем как полицейский своей дубинкой. Вчера Даффи упорно строила мне глазки всякий раз, когда мы пересекались. Спинеретту она строила те же г., но он-то был для неё предназначен, а я – нет. Если всё прошло по плану, сегодня чаша весов должна решающим образом склониться в сторону Спинеретта. Этот план попросту не мог провалиться. Его же придумал Дживс. Точно, Дживс! Я вспомнил о том небольшом происшествии в коридоре, и на сердце снова потяжелело. Очевидно, что он до сих пор желает меня, но не уступит до тех пор, пока я не соглашусь всегда находиться от него на расстоянии вытянутой руки. Он что, считает себя скорпионом? Пытается склонить меня к спариванию на расстоянии клешней? Ну, я-то точно не скорпион, в этом я был уверен. И вообще, куда подевался этот паршивец? Окончательно открыв заслезившиеся глаза и часто заморгав перед лицом беспощадного дневного света, я обнаружил на прикроватной тумбочке стакан с дживсовым средством от похмелья и рядом – листок бумаги следующего содержания: К сожалению, сейчас я вынужден участвовать в поиске скорпионов, которые вчера по неизвестным причинам сбежали из террариумов. Всем, находящимся в доме, настоятельно рекомендуется ни в коем случае не снимать ботинок и тщательно осматривать одежду перед тем, как её надеть. Весь персонал задействован в поисках, кроме поварихи; если я вам понадоблюсь, позвоните, она услышит звонок и позовёт меня. Я выпил своё лекарство. Старательно осмотрел тапки, заглянул в каждую штанину и каждый рукав, после чего наконец оделся. Такими темпами я приковылял вниз только к ленчу. В коридоре мне встретился старик Бангхам, расхаживающий взад и вперёд и сверлящий взглядом плинтус. - Приветик, - сказал я, - Вот незадача, верно! Со всеми этими скорпионами, блуждающими по дому. Мои приветливые слова не произвели на старика никакого впечатления. Он сказал лишь «Цыц!» и продолжил своё расхаживание. Я побрел дальше, но он окликнул меня: - Будь начеку, понял? И не пытайся поймать скорпиона сам, не то он тебя ужалит! - А что, среди сбежавших есть смертельно опасные? - Возможно. - Ой. Я перешел в другие комнаты, где встретил судомойку: она перебирала посуду в буфете, действуя при этом так, словно посуда эта была сделана из яичной скорлупы. Она, казалось, была уверена, что в любой момент с очередного блюдца на неё прыгнет смертельно опасная тварь. Я спросил, не знает ли она, где сейчас Дживс, и она направила меня в коридор по другую сторону гостиной. Там я его и нашел, занятого осмотром шкафа для мётел. - Привет, Дживс. - Добрый день, сэр. - Сколько тварей сбежало с острова Алькатрас? - Семеро, сэр, и троих уже поймали. - Эта часть была моей идеей. В смысле, оставить несколько террариумов открытыми. Дживс одарил меня поразительно не впечатленным взглядом: - Да, сэр? Я так и подумал. - Эй, дружище, не хмурься. Если бы пропал только один скорпион, все бы сразу почуяли подвох. - Полагаю, в этом есть доля правды, - неохотно признал Дживс, - В любом случае, мистер Фнелл-Бангхам пребывает в состоянии растерянности и никого ни в чем не обвиняет – пока что. - Как давно вы начали обыскивать дом? - Шесть часов назад, сэр. - Ну, я думаю, раз он до сих пор ничего не сказал, вряд ли скажет потом. А как там наши влюбленные? При упоминании голубков Дживс оживился: - После завтрака мистер Спинеретт посматривал на мисс Фнелл-Бангхам с заметным интересом, сэр. - Вот видишь, Дживс! Твой план под конец обернулся полным успехом! - Очевидно, да, сэр. Однако, ланч откладывается, сэр, пока не будут пойманы все сбежавшие скорпионы. Предлагаю вам тоже подключиться к поискам, чтобы ускорить процесс. Жестоко просить парня, не имевшего ни завтрака, ни ланча, искать в чужом доме хозяйских гадов на пустой желудок. Но на время поисков стерлись все границы, включая разницу полов, социальных классов и образования: абсолютно все, будь то прислуга, хозяин или гость, ползали по коврам и перерывали книжные шкафы, прикасаясь к каждой вещи так аккуратно, словно она раскалена докрасна, и передвигаясь по полу так, словно он был чистейшей лавой. Должно быть, мы представляли собой идеальное воплощение равенства, каким его рисуют у себя в умах все эти парни с революционными идеями. Не мешало бы им растолковать, что у них совершенно неправильный подход к делу: вместо митингов и листовок им нужно всего лишь запустить по паре скорпионов в каждый английский дом. Эта пытка всё длилась и длилась. Ко времени, когда пора было бы уже пить чай, поймали ещё двоих скорпионов. Оставались ещё два, одним из которых был Изумруд. И, само собой, точно в пять часов из гостиной раздался триумфальный возглас. Все направились туда, и вскоре домочадцы обступили мистера Спинеретта, который держал на ладони Изумруда, и мистера Фнелл-Бангхама, который радостно суетился вокруг своего питомца. - Не представляешь, как я рад, что его нашли! – сказал он и хлопнул Спинеретта по плечу. - Не стоит благодарности. Я рад, что никого не ужалили, - заявил Спинеретт и героически выпятил подбородок. Старик Фнелл-Бангхам собрался ему ответить, но я грубо перебил его, вскрикнув и подпрыгнув в воздух на добрых пять футов. Моё правое предплечье будто укололи раскаленной иглой. - Эй, чего там случилось? – спросил старик несколько осуждающим тоном. - Мистера Вустера ужалили. Я упал на стул и дрожащей рукой закатал рукав. На коже оказалась крошечная красная точка, но боль была адская. Эта тварь забралась в рукав пиджака, где ей, видимо, не понравилось, и поэтому ужалила меня сквозь рубашку. Дживс мгновенно очутился подле меня: - Мистер Спинеретт, насколько опасно это животное? Спинеретт привычным жестом ухватил треклятую тварь и внимательно осмотрел: - А, это южно-индийский сероногий скорпион. - Ну, и каков диагноз? – обессиленно спросил я. – Ампутация или немедленная смерть? Явилась Даффи и захлопотала вокруг меня: - Эй, не волнуйся. Это не поможет. Просто сохраняй спокойствие. Стоящий позади меня Дживс дышал тяжело, как загнанная лошадь. Так ему и надо, решил я. Будет у меня хоть один повод для удовлетворения: когда я умру, Дживс будет вечно сожалеть о своей холодности по отношению ко мне! - У родственников были проблемы с сердцем? – невозмутимо поинтересовался Спинеретт. - Вроде бы нет, но теперь я точно буду первым! - Тогда всё в порядке, - весело ответил он. – Рука просто опухнет и поболит немного. Жутко неприятно, конечно, но обычно проходит без следа. Можно ещё приложить что-нибудь холодное. Фух, это был последний. Умираю от голода. Кто ещё будет ячменные лепешки? Когда я возвращался с кухни с узелком льда, завернутого в полотенце, в коридоре мне повстречалась Даффи. И тут же пришвартовалась с правого борта: - Берти, все получилось просто отлично! – понизив голос, сообщила она, - Мистер Спинеретт – вернее, теперь уже Альберт, - двадцать минут назад сделал мне предложение, как раз перед тем, как отдать отцу Изумруда! Никакая победа в крестовом походе не обрадовала бы Бертрама больше. - Ты приняла его предложение? - Само собой! О, я так благодарна вам обоим! Надеюсь, вам однажды повезет не меньше, чем мне – если только это вообще возможно! Я пытался растянуть губы в улыбке, но улыбка эта всё время норовила соскользнуть с лица. Реальность впивалась в меня безжалостным ножом: я знал, что пожелание Даффи никогда не исполнится, во всяком случае в том, что касается меня. Любовь попросту не суждена Берти Вустеру. - Берти? Я что-то не то сказала? - Нет! Нет, я просто очень за тебя рад, - мне удалось выговорить слога три, после чего мой голос всё-таки сорвался и зазвучал так, будто я вдохнул целый галлон гелия. И бедняга Даффи, естественно, всё поняла неправильно: - О. О Боже, Берти! Мне так жаль! Я не думала, что ты… Дживс же сказал, что ты не… Упоминание этого проклятого имени сковало моё горло не хуже, чем плохо завязанный галстук. Я вдруг потерял возможность дышать. - Знаешь, после того, как у меня не получилось украсть Изумруда, то есть вчера утром, ко мне пришел Дживс и предложил притвориться, будто я увлечена тобой – чтобы заставить Альберта поревновать. Так сказать, чтобы привнести элемент соперничества. Он ещё сказал не говорить тебе, что я только притворяюсь: мол, так ты приложишь больше стараний, чтобы свести нас с Альбертом вместе. Есть ли предел безнравственности этого человека, подумал я, что тут же и озвучил. Даффи же немедленно кинулась его защищать: - Если бы я знала, что ты так тяжело всё воспримешь, я никогда бы не согласилась! Но Дживс целых четырнадцать раз повторил, что ты не собираешься жениться на мне в любом случае и поэтому не будешь возражать против участия в этом обмане. И ты ведь вытащил Изумруда из террариума, написал Альберту записку… от моего имени… чтобы только я могла выйти за него замуж… в то время как сам хотел на мне жениться? Я сел. Обмахнулся ладонью. Попытался собрать мысли в кучу. Угодил ли я снова в суп или всё-таки нет? Что всё это было? Даффи подала мне свой платок. - Погоди, - сказал я. – Давай расставим все факты в этом деле по порядку. Итак, ты никогда не была в меня влюблена. - Извини, Берти. Мне всегда был нужен только Альберт. - А Дживс сказал тебе притвориться увлеченной мной, чтобы заставить Альберта ревновать. - Да. - При этом он просил не говорить мне… - у меня аж заболела голова. – Я не должен был знать, что это всего лишь уловка. Я должен был считать, что ты увлечена мной по-настоящему. - Чтобы ты больше стремился мне помочь. - Потому что я не женюсь на тебе в любом случае. - Да, так сказал Дживс. Если бы я знала, что тоже нравлюсь тебе, я бы никогда… - Милая Даффи, - сказал я, вытирая слёзы, - не переживай. Дживс говорил правду. Ты, конечно, девушка мировая во многих отношениях, но не в моём вкусе, - и тут я наконец искренне улыбнулся. - Нет? – тогда почему ты плачешь? - От счастья, - сказал я. – Я счастлив за тебя. Изумруд получил Бетти, ты получила мистера Спинеретта, а я получил скорпионий укус, но я всё равно счастлив. Точно, счастлив. И я улыбнулся. Поясню вам, отчего: главный организатор всей этой каши допустил роковую ошибку, и теперь я всё понял. Позже, когда я переоделся в пижаму и подготовился ко сну, в комнате снова очутился Дживс, собравшийся, как обычно, подоткнуть мне одеяло. Ещё при нем была баночка с чем-то там. - Мистер Спинеретт любезно одолжил мне это средство, сэр. Оно предназначено для облегчения боли и снятия отека на вашей руке. - Снятие и облегчение – это хорошо. Как раз то, что нужно. Этот чертов укус жжется, как проклятый. - Позвольте мне, сэр, - Дживс взял меня за руку, закатал рукав и принялся втирать своё средство. Поначалу я зашипел даже от простого прикосновения, но мазь не подвела – через несколько секунд появилось покалывающее и прохладное ощущение, и боль стала куда терпимее. Закончив со втиранием, Дживс обмотал место укуса куском марли. - Повезло, что этот скорпион оказался не смертельно ядовитым, верно? – предпринял я хилую попытку завести разговор. - Да, сэр. Это был пугающий опыт, - он поднял на меня глаза и улыбнулся. Это снова был тот, любовный взгляд, и я почувствовал прилив надежды. - Дживс, - сказал я, - Признай, ты уговорил Даффи обратить на меня внимание не только для того, чтобы заставить Спинеретта ревновать: ты решил, что ещё один удачный побег из дьявольских брачных тисков заставит меня снова броситься в твои объятия. - Признаю, это было частью моего плана, сэр. - О, к черту! – сказал я и бросился к нему. Но стоило мне обнять ладонями его лицо и поцеловать, как Дживс отшатнулся и одеревенел, став на ощупь не живее обычной метлы. - Сэр, - раздраженно начал он, - Я ясно помню, что уже говорил вам о своём отрицательном отношении к подобным внезапным авансам с вашей стороны. - Внезапным? Погоди, что ты имеешь в виду под внезапными авансами? Это значит, что я не могу тебя поцеловать? - Мне было бы проще, если бы вы оставили подобные вопросы в моих руках, сэр. До этого я занимался всеми вашими делами и вы, насколько я понимаю, всегда оставались довольны. - Да, но… Дживс! Любовник – это не лев, чтобы удерживать его на расстоянии при помощи кнута и табуретки! Ты… ты же осознаёшь, что я не съем тебя после спаривания, а? - Да, сэр, я это знаю. - Тогда что тебя гложет? Объясни мне уже! - Вам не кажется, что мой план будет к лучшему для нас обоих? - Ни черта подобного! – я заметался вокруг Дживса, выражая переполнявшие меня чувства с помощью рук, что наверняка придавало мне сходство с мельницей, - Для тебя – может быть. Но точно не для меня. Не иметь возможности подойти к тебе по собственной воле? Говорить только тогда, когда ты обращаешься ко мне? Даже Флоренс была не так жестока! Ты обращаешься со мной как вылитая тетя! Будь я проклят, если в тот момент на нижних веках этого славного малого не образовалась тонкая пленка воды. Мои собственные гляделки вдруг тоже увлажнились в знак симпатии. - Извини, старина, - сказал я, собравшись с силами, - Так дело не пойдёт. Раз ничего не изменилось, продолжать нет смысла. Ответный голос Дживса был едва слышен: - Хорошо, сэр. - Тогда иди и оставь меня прежде, чем я выставлю себя совсем уж дураком, - голос мой сорвался, и Дживс выплыл из комнаты. К стыду своему признаю: как только он ушел, я зарылся в одеяла и плакал, пока мои же рыдания не усыпили меня. Позже я проснулся, и мне отчаянно захотелось пить. Я готов был умереть за стакан воды, но я решил поступить разумно и позвонил, чтобы вызвать Дживса. Однако, по неизвестной причине этот безотказный прежде маневр не привёл к появлению Дживса. Позвонив уже в седьмой раз, я всё-таки встал и лично побрел в его комнатку. Этого безответственного болвана в его постели не было, и я оказался предоставлен самому себе. По пути на кухню я заметил, что в гостиной горит неяркий свет. Я быстренько подошел проверить, в чем там дело, и наконец обнаружил своего камердинера: тот сидел на деревянном стуле рядом с одним из террариумов и неподвижно пялился на тварей при свете тусклой лампы, словно мраморная статуя. Он даже не заметил, как я ускользнул из гостиной и отправился дальше на кухню. На следующее утро ужаленная рука всё ещё болела, поэтому я нес её на перевязке. Мы направлялись домой; в поезде Дживс сидел напротив меня, и при ярком солнечном свете, падавшем на его лицо, он выглядел не слишком здоровым. Я так понял, что ему так и не удалось нормально поспать из-за своего ночного созерцания скорпионов. Минут через двадцать полного молчания вошла пара пожилых людей, явно до сих пор до отвращения влюбленных друг в друга. Они заняли оставшиеся два места. Приветственные слова, которыми мы обменялись, прозвучали странно и нелепо, словно сказаны они были в тишине церкви. Эти старые остолопы тоже замолчали, но их тишина была куда дружелюбнее. Каждый раз, когда один поднимал взгляд, второй улыбался. Я понадеялся, что они оба помрут от сердечного приступа – и желательно, пока я на них смотрю. Как раз в момент, когда я об этом думал, я потянулся левой рукой почесать в затылке. Неожиданно мой пиджак воспротивился движению, чем-то хрустнув в районе нагрудного кармана. Я что, положил туда какую-то бумажку? Не может быть. Этот костюм я надел только сегодня утром. Я выудил непонятный предмет из кармана: это оказалась не просто бумажка, а полноценный лист, сложенный несколько раз. Я взглянул на Дживса. Он посмотрел на меня, а потом отвел взгляд. Конечно, это он положил этот лист специально, чтобы я его нашел. Ледяная рука сжала мне сердце, а мягкая обивка сидений исчезла, стряхнув меня в бесконечную тёмную бездну. Неужели это официальное заявление Дживса об уходе? Он что, правда собирается оставить меня совсем одного? Перед глазами плясали черные пятна, пока я разворачивал это кошмарное письмо. Но всё-таки, не будет же Дживс заявлять о своей отставке на мятой бумажке, верно? Заявление должно иметь хотя бы конверт. С висящим надо мной Демокритовым мечом я прочел: Дорогой мистер Вустер, Это было написано аккуратным почерком Дживса, но совсем не похоже на начало заявления об увольнении – или я совсем отстал от жизни. Тучи, сковавшие ужасом мой разум, разошлись, и я начал читать дальше с более легким сердцем. Я прошу прощения за то, как в последнем разговоре отверг ваше расположение ко мне. Суть в том, что я был неправ; вы заслуживаете того, чтобы вас любили без всяких условий; и нельзя надеяться на зарождение любви в созданных мной обстоятельствах. Я перевел взгляд на парня. Он разглядывал свои руки, лежащие на коленях, словно пересчитывал, все ли элементы на своих местах. Только благодаря незаметному подрагиванию кожи у горла я понял, что внутри Дживс носился кругами и рвал на себе волосы. Моему поведению есть объяснение – оно может показаться вам глупым, но я надеюсь, что вы всё же хоть в какой-то мере поймете мои мотивы. Мой жизненный опыт говорит мне, что необходимо в любых обстоятельствах сохранять контроль над собственной жизнью. Вы же не только не ограничивали это моё стремление, но и предоставили мне право распоряжаться некоторыми аспектами вашей собственной жизни. Я никогда не был доверчивым, и когда наши отношения приняли более личное направление, я почувствовал, как мой контроль слабеет. Для подобных взаимоотношений нет инструкций, и моё растущее расположение к вам вкупе с разницей в нашем социальном положении заставило меня бояться, что тем самым я даю вам в руки неизмеримую власть надо мной. - Но… черт возьми! Чушь какая, - вслух сказал я и понадеялся, что голос достаточно передаёт моё негодование. Что, по его мнению, я мог сделать? Нацепить черные усы и привязать его к рельсам? Когда всё, что я хотел – это любить его, заботиться о нем и вообще вести себя, как типичный влюбленный идиот? Я пытался контролировать все наши взаимодействия, потому что боялся впасть в зависимость от вас и вашего отношения ко мне. Но сейчас я понимаю, что не могу контролировать ваши чувства: мне остаётся только шагнуть вперёд, за черту, и мужественно встретить всё, что предложит судьба. Надеюсь, вы понимаете, что этот шаг, который вам даётся с такой легкостью – довериться кому-то и зависеть от него, - для меня необычайно труден. Я никогда не вручал себя в чужие руки; я не собирался вручать себя даже вам, но, кажется, для этого уже поздно. Примете ли вы меня и мои чувства, если я пообещаю набраться смелости, чтобы подпустить вас ближе и позволить вам любить меня? Д. Я не был уверен, правильно ли я всё понял, поэтому прочитал письмо ещё раз и обмозговал его. Но чем больше я читал и чем больше думал, тем яснее становилось, что понять тут можно только одно. Запели птицы; на бесплодных полях распустились цветы; симпатичная пожилая пара рядом олицетворяла то, что любовь не всегда угасает со временем; жизнь снова заиграла всеми красками. Дживс тихо смотрел на меня, сложив руки на коленях, будто школьник. Он увидел мою улыбку, и в его глазах снова зажегся огонёк любви, а на лицо вновь, после стольких недель, вернулась улыбка в четверть дюйма. Я улыбнулся так широко, что вид у меня наверняка стал совершенно идиотский, но я просто не находил нужных слов. Поэтому я просто свернул письмо и убрал обратно в карман, а потом вытянул ноги – так, чтобы наши штанины незаметно и совершенно невинно соприкоснулись. Рука наконец перестала болеть, и всё было просто прекрасно.