Under the roof of a brothel

Америка. Шумный, разгульный, неприлично странный и непристойный Лас-Вегас, который и даром никому не сдался, ведь рядом есть столь прекрасный и более перспективный Лос-Анжелес. В Лас-Вегасе, на одной из самых заплёванных улочек на окраине, на перекрёстке шумных улиц расположился рай для ЛГБТ. В этом клубе всегда аншлаг из однополых пар. Тут ни разу не место обычным парам с традиционной ориентацией. Тут рай для геев и лесбиянок. Тут-то им самое место. Каждую пятницу, субботу и воскресенье здесь проходят самые развратные тусовки для педиков. В зале ВИ-АЙ-ПИ проходят самые развратные свингерские тусовки. Все меняются половыми партнёрами, даже не думая о дальнейшем. Оттуда всегда слышны страшные стоны, больше похожие на рёв или зов о какой-то помощи, хотя тут одной помощью не обойтись, только лечение где-нибудь на далёком острове, где он со скуки сдохнет. Там находятся животные, которые живут только инстинктами. Им не стыдно проявлять себя в таком свете, они наоборот гордятся своей ориентацией. Часто около этого "чудного" заведения проходят митинги за права геев, лесбиянок, бисексуалов и трансвеститов. Хоть, это и государственное равноправие, но не все его соблюдают. Эти люди призывают быть такими же, быть как они. В данном клубе существовала специальная услуга: шлюхи мужчины или женщины, в зависимости от пола клиента. "Они с удовольствием обслужат Вас по высшему разряду" — твердили рекламные лозунги клуба, — "Попробовав однажды - вы навсегда станете счастливым геем или лесбиянкой." Мужчины, которые являются постоянными гостями этого клуба, готовы выкупить несколько камазов с вазелином и не вылазить из залов. Они готовы делать это публично и при всех. Для девушек тоже были отдельные залы. Там были такие же аншлаги как и у мужчин, даже иногда и похуже. Девочки стонали по девчонками так, что, казалось, их слышно через квартал и ещё одну улочку. Они срывали голоса, доставляя друг другу удовольствие. Туда приходили и те девушки, которые "влюблялись" в шлюх, которым было всё равно какую блядь, такую же как и она не нужную, ебать или под какой срывать свой и без того хриплый голос. Там работали все, кто разочаровался в жизни, кого бросили родители, кто не нашёл себе место под солнцем. Истинный бомжатник, только живут под постоянной крышей борделя. Туда принимали работать всех. Там даже были пару детей, которых тщательно прятали от подозрительных клиентов. Люди Шлюхи со всего мира, клиенты со всего мира. В заведение царили и свои порядки. Попадая туда - человек должен был забыть всё, что окружало его до. В прямом смысле жизнь делили на до и после. С приходом в это заведение люди забывали о своей счастливой жизни. Так произошло и с девочкой из России. Красивая, казалось бы, умная, но... Банальное начало: Америка ею воспринималась просто как большой город. Она приехала поступать и, по иронии судьбы, не поступила. Возвращаться домой было стыдно. Да даже не стыдно, а, по сути, некуда. Мама запилась и сейчас бог знает где, а отца она и в жизни не знала. Мать, даже будучи отбитой алкашкой, все равно возлагала на дочь ответственность умной девочки. А дочь оказалась не так умна как думалось... Денег на жилье не было, только разве что на хостел за пару долларов за ночь. Обидно? Не то слово обидно! Все мечты пали крахом. Она думала, что не такая, что сможет добиться всего мозгами, а не через постоянное раздвигание ног, но не настолько она и умна. А ещё и паршивый английский подвёл. Неправильно перевела задание, вот и всё. Девушка, которая тоже жила в хостеле, рассказала о своеобразном «ночном клубе», где неплохо платят и обеспечивают всем необходимым. Она опять купилась на эту лёгкую приманку для таких дур как она. Рабочая форма была очень незамысловатой: скотч и стринги. Каждый вечер она танцевала на подиуме, который был установлен на крыше клуба. Заклеенных сосков никто не видел и стринги телесного цвета тоже было трудно рассмотреть. Сначала, первую неделю, она говорила себе, что всё это только ради денег, чтобы остаться здесь и просто выжить, ведь денег не всегда хватает на еду, ни то чтобы на перелёт через океан. Потом стало приходить ощущение какой-то обманутости. А ещё через пару дней это сменилось настоящим блядством. Она чувствовала себя шлюхой, притягивая на себя взгляды туристов. Но знаний языка не хватало чтобы понять почему большее внимание к ней приковывают девушки. Её узнавали на улице, но она понимала, что гордиться этим нельзя. Наверное, только спустя полгода она осознала, что работает в ЛГБТ-клубе. Узнав это, она думала забрать документы, но на просьбу об увольнение она получила лишь угрозы. Теперь она так и живёт здесь, обслуживая лесбиянок. С момента начала работы прошёл год, она свыклась со своей «профессией». На некоторый период она даже задумалась о том, что ей нравится ебать или наоборот стонать под девкой, но до конца с этой мыслью не разобралась, ибо мужской любви она никогда не знала. В комнате вместе с ней жила девушка из Мексики, с красивым на её взгляд именем Консуэлла, и из Аргентины, которую почти никто не видел. Комнаты были рассчитаны на десять человек. Помещения, даже скорей коробки, были обставлены очень скудно. Кровати со старыми матрацами и клопами, дырявые подушки, постельное с "отличной" вентиляции, которое не прикрывало и части матраца и подушки, и одна полка в шкафу. Уборная только одна на этаже, в которую войти невозможно. Сгнившие трубы, унитаз, из которого вечно всё вытекало, и разные жидкости на полу. Мылось это только раз в неделю, поэтому девушки предпочитали туалеты кафе быстрого питания. Кормили девушек настоящей баландой. Суп на воде преимущественно с капустой, разваренный рис на гарнир и чёрный чай. На этом рацион еды на день заканчивался. В комнате этих трёх людей (потому что назвать их девушками или дамами язык ни у кого не повернётся) никто надолго не задерживался, поэтому здесь девушками жилось чуть лучше, чем остальным. У них даже были символический номер комнаты 112. Помимо порядков заведения, в комнатах были и свои, которые много кому приходились не по душе. Кому не нравилось уходили, но больше из никто не видел... "Ветераны" барделя утверждали, что живым отсюда не уходил ещё никто. В каждой комнате была своя главная шалава, которая и устанавливала эти самые порядки. В комнате 112 главной была представительница Аргентины. Аргентинка, имени которой было неизвестно, почти не появлялась в комнате, а когда появлялась, то диктовала свои порядки и правила, сама поёбывая девушек на глазах у соседок по комнате. Она здесь с 7 лет. Её семья одна из самых бедных семей Аргентины. Родители пробухали всё, рожая каждый год детей, которые либо умирали в следствии осложнений во время беременности или родов или же умирали от голода и безответственности родителей. В свои 7 она вырыла могилу для ещё нерожденного ребёнка. Тогда мать заставила принять у неё роды, а потом закопать ещё живого ребёнка. Только после этого, девочка незаконно пробралась на паром и переплыла в Лос-Анжелес. В борделе у каждого своя история, не менее трагичная, чем у неё. Каждый живёт не под своим именем. У всех звучные псевдонимы, которые скрывали боль от прошлого. Только одна россиянка никак не хотела расставаться с прошлыми воспоминаниями. Оставляя себе такое родное имя, немного изменив его до имени Катарина. Именно Катарина и никак иначе. Тому, кто прочитал имя неправильно, она била по лицу. За это её ни раз наказывали карцером. Карцер представлял собой железную клетку в подвале. Туда закрывали на сутки, и если ты оказывался там, то тебя не кормили и не давали даже ходить. Сидеть обнаженной девушки на холодном бетонном полу прямой путь к аднекситу. Этих девушек никто не мог защитить и уберечь от всех "прелестей" этого места. Родные не беспокоились о судьбе своих близких, а друзья уже и забыли о их существовании, если вообще эти друзья были. Тут девушки и парни и то, что от них осталось, находили себе друзей здесь. Человек скотина такая ко всему приспособится. Они и приспособились. Из постоянных клиентов были и их "друзья", которые хотя бы периодически приносили им нормальной еды или сигарет. Они заарендовывали VIP-залы и давали шлюхам выспаться. У Катарины таких клиентов не было. А вот Консуэлла постоянно высыпалась. Не зря её имя трактуется как понимающая. Она сочувствовала Катарине, но эту жалость на хлеб не намажешь... Они обе были шестёрками для их главной шлюхой. Когда мучения бешенной ебли заканчивались, то Катарина падала на кровать, а Консуэлла пыталась её успокоить, но от этого становилось ещё хуже. Её английски был ни то чтобы на уровне третьего класса среднестатистической Российской школы. а ещё хуже. От её "Calm down, please don't cry" ещё сильнее её хотелось ударить. Тогда Катарина мечтала о карцере, чтобы к ней не лез никто, чтобы она подумала о нормальной жизни и запаслась новой мотивацией. Но в карцер никто по желанию не попадал. Когда она попадала туда, то почему-то мыслей о прелестях одиночества не было. Её больше волновало то, что Аргентинка ни разу не была в карцере. Она себя так хорошо вела? Нет. Она угождала всем? Нет. Она по ночам стояла на панели? Нет. Ей хорошо платили, как считали все, что намного больше, чем им. У неё не забирали её деньги и не оставляли один доллар на "карманные расходы", точнее на жвачку. Сначала она хотела доказать несправедливость, но доказывать было некому, а потом совсем забила на какую-то шлюху, но зависть осталась. Особенно зависть к тому, что она могла есть всё, что ей хочется. Она даже приносила еду в "дом". На день рождения Катарины, который случайно выпал на день, когда мадам решила одарить всех своим присутствием. Тогда эта дама подарила Катарине коктейль из Мака и гамбургер оттуда же. Катарина словно в блокадном Ленинграде растягивала удовольствие от столь вкусной и долгожданной еды... За год она поменяла своё мировоззрение. Теперь её не волновала красота. Она не следила за собой, будто в надежде на то, что она не будет так востребована. Опустившиеся руки и слишком большое самолюбие красило её внешность. Катарина смотрела на себя в зеркало и удивлялась, почему она до сих пор привлекательна. Для себя она красавица, а если сделать высокий хвост, то вообще половины лица не видно. "И так нормально" - на всё отмахивалась Решетникова. По вечерам она стояла на панели с жвачкой во рту, на огромных каблуках, в короткой джинсовой юбке или шортах, в топе, из-под которого торчала грудь, и на голове высокий хвост. На лице накладные ресницы и тонна макияжа: тушь (она накладывалась даже поверх ресниц, потому что так надо, иначе наказание тебя ждёт), тени от самого краешка ресниц до бровей и яркая помада. Это просто верх безвкусицы, но это так приковывало внимание, что оторвать глаз было трудно. Самой Катарине нравилось смотреть на своё некрасивое отражение в зеркале, но она видела в себе мужика. Почему-то ей это нравилось и даже хотелось гордится этим. Иногда туристы, которые и понятия не имели о том, какой здесь квартал, задерживались около ярко-мерцающей "витрины". Взгляд Катрины всегда привлекали мужики. Они-то могли часами стоять у стеклянной стены, разделяющую их и девушек. Катрина пошло кокетничала с ними, зная, что если сейчас это увидит её "начальство", то ей не поздоровится, но сейчас ей хорошо. Желанный мужской взгляд и топ поднимается ещё выше. Она громко смеётся, смущая коллег, но на душе становится хорошо. Она кому-то понравилась. Но самым-самым её заветным желанием была настоящая любовь, о которой пишут в книжках. Мечтала о простых вещах: о любви и ненависти, о страх и отважных подвигах ради неё. Похоже, что в её жизни этим мечтам никогда не суждено сбыться. Уже полтора года она не ощущала мужских рук на своих плечах. Последнее прикосновение мужских рук к её телу было на школьном выпускном во время медленного танца. Одноклассник, оказывается, который любил её все годы учёбы, пригласил её потанцевать и признался ей в любви. После этого Катарина, которую на тот момент звали немного по-другому, ещё несколько раз встретилась с Димой и улетела в Америку, пообещав ему вернуться через пару лет. Сейчас Катарина часто вспоминала тяжёлые тёплые руки на своих плечах. Она помнила его поглаживания и нежные поцелуи в висок. Она не скрывала своих чувств. Слова Димы: "Когда ты вернёшься, я встречу тебя в аэропорту и сделаю предложение." она запомнила навсегда. Если бы эта любовь была бы хотя бы на пару месяцев дольше, то Катарина бы не улетела, слишком бы привыкла к нему. Она не успела понять что же такое любовь, что же такое не спать по ночам, когда целый день не слышал любимого. Теперь эти чувства притупились. Она разочаровалась в несостоявшейся любви. Вспоминая моменты из детства, когда мать рассказывала об отце, то те слова были о несчастной любви. Поспешно сделанные выводы привели в разочарование любви в целом. Однако, спустя время, она стала ещё немного мудрее и выбирала местечко в левом углу. Если посмотреть налево, то можно увидеть дверь из клуба, откуда вываливали геи. Катарина знала, что она для них совсем не интересна, но они-то для неё интересны. Она запоминала внешности самых симпатичных и потом во время своей "работы" представляла их. Пока сбежать отсюда не представлялось возможным, то нужно терпеть. Все когда-нибудь умрут, умрёт и она...