Under the roof of a brothel

Катя поправилась только через неделю. Выздоровление казалось для неё сущей пыткой. Горькие сиропы и таблетки, обильное количество питья, от которого уже тошнило. Вода переполняла организм и просилась наружу. Но, благо, это продолжалось только лишь неделю. — Кать, ты чем сегодня занимаешься? — Чем, чем - ни чем. Я все твои планы сделала, отчёты отправила. Могу только досмотреть свой сериал. А что, ты что-то хотел? — Да... — лениво, думая о том, что зря сказал, протянул Макс. — Хотел... Но не знаю, как ты к этому отнесёшься... Ладно, забей, всё хорошо. — Ну, Макс, я не отстану. Расскажи! — Катя прыгала вокруг него, как прыгают маленькие детки. — Ой, блин, ладно. Каждый последний четверг я помогаю своей знакомой. Она кормит и в целом помогает бездомным. На прошлой неделе я не смог, а сейчас есть время. Не хочешь присоединиться? — Я даже не знаю... Боюсь... — Катя опустила глаза, понимая, что боится заразиться. Она, конечно, никогда не была брезгливой, но к бомжам она никогда не приближалась. Ей было противно даже смотреть на них. Катя могла спокойно играть с бездомными и больными животными, а потом месяцами лечиться от лишая. Она никогда не кидала монетки "Мадоннам" и даже ни потому что жадная, а потому что считает, что они сами себя до такого довели. Это же самое и с бомжами. Её сверстники иногда "тусили" с бомжами, пили палёную водку, а потом опохмелялись ею же. Они говорили, что эти бомжи ни спились, а попали в трудную жизненную ситуацию. Катю тоже пару раз приглашали в такую компанию, но она культурно отказывалась. — Кать, так ты со мной? — Я боюсь, но хочу пойти с тобой. — Оденься тепло, но не броско. Там может произойти всё, что угодно. Будь готова ко всему... Катя кивнула и ушла одеваться. Из и так небольшого гардероба было трудно выбрать что-то бледное и уже не особо нужное. Выбор небольшой, но Катя сама себе пообещала быть аккуратной и беречь вещи, а потом обязательно постирать одежду. Они быстро дошли до места встречи. Этот район даже днём отпугивал окрестных жителей, а вечером тем более. Катя с силой сжала руку Максима, когда они подошли к большой машине, вокруг которой стояло очень много людей. Приглядевшись, Катя увидела, что все они бездомные: и дети, и взрослые, и старики, и инвалиды. Их одежда была поношенная и очень грязная. Их лица были грязными, а на некоторых лицах загустела кровь. От них неприятно пахло, этот запах вызывал рвотный рефлекс. Макс слегка подтолкнул Катю, и они снова почти вплотную подошли к машине. — Не бойся... Они безобидные. Я тебя в обиду не дам, не переживай. — Он нежно обнял её и поцеловал в висок, привлекая внимание всех. Здесь так не принято. — Кать, ты умеешь делать перевязки? — Умею, у меня мама медик. —Тогда будешь помогать оказывать помощь. Пойдём со мной... Максим завёл Катю в машину, которая внутри была снабжена всем необходимым для первой медицинской помощи. Там стояла лишь только одна молодая девушка, которая обрабатывала разбитую бровь мужчине. Рядом с ранкой была чёрная грязь, а все руки мужчины были в трещинах. Он мужественно терпел неприятную боль, чем вызывал ещё больший страх у Кати. Девушка закончила возню с раной и подняла на Катю глаза. Эти зелёно-серые глаза хранили в себе одновременно множество эмоций. Она боялась сделать что-то не так, навредить человеку, но руки машинально делали перевязки, обеззараживали кожу вокруг ран. Девушка нелепо хмыкнула, поняв, что Катя словила порцию шока от увиденного. Доктор дала несколько рекомендаций пострадавшему и отпустила его восвояси. — Come on. — Девушка подозвала Катю к себе. Катя на ватных ногах подошла к девушке и тоже надела перчатки. — My name is Liza. — Доктор Лиза... — Почему-то вырвалось у Кати. — Так ты русская что ли? — Да, — Уже менее уверенно отвечала Катя. — Классно, я тоже. Помоги мне, позови следующего, пожалуйста. Катя махнула рукой и в машину зашла маленькая девочка. На вид ей было лет девять. Она была очень худенькая и с тёмными волосами. которые отдельными сосульками свисали с её головы. Тоненькое белое платье, было испачкано, а плечи венчала не менее тонкая растянутая бежевая кофта. Её наряд ни капли не соответствовал погоде на улице. — Were you live? — Тихо, чисто из интереса спросила Катя. — Не спрашивай её об этом. — Немного грубо ответила доктор Лиза, усаживая девочку на стул и осматривая её лицо. — Они, точнее она и её бабушка, живут в семейном склепе на кладбище... Её мать умерла недавно при родах; на страховку у них нет денег. Малыш жил ещё несколько дней, не знаю уж чем там они его кормили, но потом его разорвали собаки. Джессика получила лишь один укус. Её бабушка уже не ходит. Именно поэтому мы не можем забрать её куда-нибудь, например, в приют. Вот так вот... Доктор осмотрела всё маленькое тельце девочки. На животе её была красная сыпь. Лиза выдала девочке медикаменты и некоторые продукты на неделю. Когда девочка вышла, то доктор никого не позвала. — В её семье ужасная ситуация... Но делать нечего... — Доктор отпила немного воды из бутылки. — зови следующего. Бездомных было много. Всем нужна была помощь, всех хотелось пожалеть. Вдвоём, по словам Лизы, они справились в разы быстрее, чем бы она делала перевязки одна. Катя была просто шокирована, увидев столько бездомных детей. Она, как уже говорилось, любила детей, но попав в бордель, она и её душа оледенели ко всем, даже к этим малышка, которые работают на ровне со взрослыми. Этих же деток ей искренне жаль. Они были худыми и жалкими; в глазах застыл ужас. Они не умели ни читать, ни писать, но, наверняка, они жили одним днём, сегодняшним днём. эти дети радовались тому, что у них есть, а это лишь руки, ноги да голова. Катя украдкой вытирала слёзы, смахивая их со щёк и растирая об ладони. Иногда, в своих рассуждениях, она жалела себя, думая, что сейчас её сверстники в России уже рожают деток, которые будут расти в полных семьях. Её одноклассники заканчивают учёбу в колледжах и институтах, но она тоже неплохо устроилась, а вот тем, кому нужна помощь, кто действительно в ней нуждается, государство не помогает. "Что имеем — не храним, потеряем — плачем". Это выражение чётко охарактеризовало Решетникову. Её детство и юность были беззаботны. Мама возилась с ней как кошка с котёнком, отец, хоть и рано оставил её, но вытаскивал любимую, нет, просто дочь из разной степени жопы. Он неплохо играл на её чувствах, внушая отцовскую любовь. Катя поняла рано, что отец её не любит. Он жил с женщиной, по иронии судьбы тоже Катей, у которой был сын, ровесник Решетниковой. Они гуляли вместе, играли вместе. Мальчик был противен ей, но папа каждый раз строго смотрел на неё и в глаза говорил: "Он и Катя моя семья!". Катя начинала плакать и говорить, что она, именно она, его дочь. Родная дочь. Но отец... Он неумолим. Однажды, когда они вместе гуляли по старому качающемуся мосту над ледяной речушкой, Катя, будучи смелой и самоуверенной девчонкой, наклонилась к мальчику и сказала: "Папа любит меня больше, чем тебя. Потому что ты чужой!". Она высунула язык и скорчила смешную рожицу. Мальчик не менее уверенно подошёл к отцу и спросил: кого он любит больше. Мужчина не растерялся, он сначала нагнулся к Кате, шепча на ухо признания в любви, а потом и к чужому мальчишке. Тогда-то сердце Кати разорвалось от обиды. Она безустанно плакала. Ей ведь не четыре. Она всё понимает. Мама долго пыталась успокоить дочь, попытаться вразумить уже бывшего мужа, но всё безуспешно. Жизнь — сплошная боль и одна несправедливость, никто и не отрицает. Но и жизнь с матерью не устраивала капризную Катюшу. Она преувеличивала те обязанности, которые ей давала мама, но сама ничего не делала ради помощи. Наверно, вечные ссоры с матерью и дали Кате толчок пораньше покинуть родное гнездо. Потом "чёрная полоса" в жизни, но в душе надежда на доброе будущее. Она до сих пор ведёт себя как блядь. От старых привычек избавиться быстро не удастся. Дома она почти всегда игнорирует одежду, чем радует Макса. Удовлетворить себя на глазах любимого? Никаких проблем! Она с лёгкостью и без стеснения раздвинет ноги, введёт в себя два пальца и через несколько минут выгнет спину и выдаст громкий и протяжный стон. Макс похвалит её, возможно, даже и сам поощрит её. И всё снова придёт в своё русло. А у этих людей ничего нет. Хотя, чем они хуже её? Ничем. У них точно такие же руки, ноги, голова, тоже красная кровь в венах. но ни Катю, ни Макса никто не бьёт и не нападает на улице. Да, их могут окинуть косым взглядом, могут иногда и одарить колким словцом, когда они проходят через неблагополучный район, но их не бьют, не хотят убить. А многих из бездомных хотят убить только из-за тёмного цвета кожи. Расизм здесь процветает до сих пор. Но здесь есть и дискриминация. Это по-истинному страшно. Если только подумать, что в тебя могут кинуть камень или плюнуть в лицо только за то, что у тебя иной цвет кожи или ты говоришь на другом языке. Однако, один раз почти покушение произошло и на Катю и Макса. Когда они прогуливались по улицам, которые погружались во мрак ночи, то их полили словесной грязью. — Макс, ну так же нельзя! — Перед сном спросила Катя. — Ты о чём, Катарина? — Не называй меня так! — От злости Катя скинула руку Максима со своего бедра. — Почему к тем людям так плохо относятся? — Они другие. — Коротко отвечал Максим. — Они нищие. Семей у них нет, вот и живут где попало. — Ты так сухо это говоришь. Там же детки есть совсем маленькие. Мне их жалко... — Нет смысла никого жалеть. В этом мире нет справедливости. Когда тебя по десять раз за ночь ебали девицы, когда тебя ебали на грани того, чтобы порвать — тебя что-то никто не жалел. Почему ты должна сейчас жалеть их? От твоей жалости никому не станет легче. — Макс, — Катя широко распахнула глаза от удивления. — Как ты можешь так говорить?! Они же ещё дети, где они провинились? — Когда меня развращали, то и я тоже был ни в чём не виноват. — Я понимаю, что тебе никто не помог, мне никто не помог, но если есть возможность помогать, то почему бы нет. — Кажется, нам больше не о чем говорить, Решетникова.