Знахарка

      Луи со всеми предосторожностями привел Эсмеральду к дому судьи. Несколько раз они чуть было не нарвались на патрульных, которые в последнее время весьма тщательно исполняли свои обязанности, но проносило — они каждый раз успевали спрятаться.       Эсмеральда шла за старым слугой и размышляла о том, куда и к кому ее ведут. Они прошли через большой задний двор, где располагались конюшни, и через черный вход проскользнули в огромный роскошный дом. Человек, который живет здесь, видно, до неприличия богат, подумала Эсмеральда.       Луи, тем временем, уже довел Эсмеральду до покоев господина, приоткрыл дверь, чтобы впустить ее внутрь, и затем вошел сам. В комнате был полумрак — на Париж уже опустились сумерки — и освещалась она пламенем из камина и несколькими свечами. Эсмеральда с минуту вглядывалась в человека, разметавшегося в лихорадке на королевских размеров постели, но уж когда вгляделась…       — Ты куда меня притащил, старый ирод?! — злобно прошипела она, развернувшись к слуге и прожигая его разъяренным взглядом. Луи, ничего не понимая, вжался в дверь. — В ловушку меня решили заманить?!       В ее руках вдруг неизвестно откуда возник маленький, но очень острый нож, который Эсмеральда прижала к шее слуги, прямиком туда, где проходила сонная артерия.       — Я не понимаю, о чем ты говоришь! — прохрипел слуга.       — Ты привел меня к судье Фролло, который приказал поймать меня и заточить в тюрьму! — зарычала она. — На площади не смогли словить, так здесь капкан решили расставить?! Черта с два он умирает, такие сволочи еще долго живут и портят жизнь всем остальным!       — Я клянусь тебе, он болен, это правда, прошу тебя… я не пытался тебя заманивать… — Луи уже мысленно прощался с жизнью, как со стороны постели раздалось хриплое:       — Мама… Нет, скоты, отпустите ее… не трогайте, оставьте ее в покое…       Эсмеральда вздрогнула и медленно обернулась в сторону звука, приоткрыв рот. Казалось, она была поражена самим фактом того, что у судьи могла быть мать. Откровенно говоря, она вообще подозревала, что судью породило адское пламя, и вышел Фролло из него, будучи взрослым жестоким закоренелым ублюдком. Но, что бы она там себе ни навыдумывала, факт оставался фактом — судья Фролло лежал перед ней в бреду, и объектом бреда судьи была его покойная мать.       Нож исчез в складках юбки Эсмеральды так же быстро, как и возник. Цыганка нервно сглотнула и тихо подошла к постели судьи. Выглядел Фролло просто кошмарно. Весь осунувшийся, бледный настолько, что почти сливался с простыней, он тихо бормотал себе что-то под нос запекшимися губами. На нижней его губе Эсмеральда заметила плохо зажившую трещину, слегка сочащуюся сукровицей. Цыганка осторожно коснулась лба Фролло ладонью. Судья пылал так, что Эсмеральда, охнув, отдернула руку. В ней вновь вспыхнуло возмущение, но уже по другому поводу.       — А ну-ка, поди сюда, дедуля! — сказала она, с трудом сдерживая клокочущее внутри нее негодование. — Давеча ты говорил мне, что господина твоего кидает в жар. Мягко говоря, ты был неправ! — рявкнула она. Луи подскочил, а она продолжала, — он пылает, как печка, до такой степени, что на нем можно спокойно зажарить яичницу, а вы держите его под одеялом! В ночной рубашке из плотного хлопка! Серьезно, вы что, хотите приготовить его в собственном соку?!       — Н-нет… — только и нашел, что промямлить, Луи. Эсмеральда закатила глаза и сдернула с судьи одеяло.       — Вот это — прочь! — сказала она. — И помоги мне снять с него эту проклятую рубашку. Тащите сюда тазик с холодной водой и тряпку — его надо обтереть. И еще, где у вас тут кухня, хочу заварить ему кое-что.       Луи кинулся выполнять ее указания, а Эсмеральда подтащила к постели судьи тяжелое кресло, забралась туда с ногами и уставилась на Фролло. Сейчас он никак не походил на того грозного судью, каким казался всегда. Эсмеральда была шокирована выражением его лица — она никогда не думала, что оно может излучать что-то, кроме ненависти, презрения и брезгливости. Сейчас лицо судьи было искажено страданием. Его голова металась по подушке, а сам он исступленно шептал:       — Нет, я не хочу знать, кто родится! Оставьте мою мать в покое… ублюдки… проклятые скоты… — он застонал, и по его виску скатилась слеза.       Эсмеральда закусила губу. «Да что же должно было такое случиться, что заставило разрыдаться такого человека, как судья?» — подумала она.       Тем временем Луи принес воды и помог Эсмеральде снять с судьи его длинную ночную рубашку, оставив того совершенно обнаженным. Цыганка обмакнула тряпку в холодную воду и обтерла ею лицо Фролло, его грудь и спину, стараясь не пялиться на его мужское достоинство. Нет, чужая нагота ее не смущала, но это же был Фролло, обычно вечно задрапированный в свою наводящую ужас сутану…       — Отведи меня на кухню, дедуля. Твоему господину надо приготовить лекарство, — сказала Эсмеральда.       Луи позвал служанку, которой Эсмеральда объяснила, как и где надо обтирать судью, пока Эсмеральда будет занята на кухне. Когда Луи отвел туда Эсмеральду, там не было никого, кроме главного повара.       — Это — наш Морис, девонька, — представил его Луи. — Он главный на кухне, всем заправляет.       — Мсье, — Эсмеральда вежливо присела.       — А ты, значит, его милость лечить пришла? — уточнил повар.       — Да, мсье, — кивнула Эсмеральда. — Я как раз хочу для него кое-что приготовить. Это поможет сбить жар.       — Что ж, бери все, что тебе может понадобиться, — заявил повар. — Он — хороший хозяин, было бы прекрасно, если бы ты поставила его на ноги.       Эсмеральда залила сушеную кору ивы водой, поставила горшок на огонь и уселась ждать, пока вода не закипит. Повар уже удалился с кухни, старого Луи тоже нигде не было видно. Вода в горшке вскипела, и Эсмеральда мрачно передвинула его в место попрохладней, чтобы еще потомить минут двадцать.       — И как это меня угораздило?! — вдруг фыркнула она вслух. — Надо же, я лечу человека, который столько времени издевался над моим народом! Бред какой-то!       — Так ведь он не просто так над вами издевается, девонька, — с порога донесся тяжкий вздох, и на кухню вошел Луи. — У него есть очень веские причины это делать. Если бы ты только знала, что случилось с его семьей… Не думаю, что ты стала бы после этого одобрять его поведение, но ты хотя бы поняла, почему он так лютует.       — Так, может, ты со мной поделишься? — усмехнулась Эсмеральда.       Луи покачал головой.       — Не могу, — с сожалением сказал он. — Я его милости слово дал, что никогда об этом упоминать не буду.       — А если он не узнает?       — Узнает. Я врать не умею, меня совесть замучает. А его милость все видит, все замечает.       — Ну, как знаешь… — Эсмеральда завернула горшок в полотенце. — Пойдем, проводишь меня в покои судьи. Отвар должен настояться еще часиков пять, так что завтра с утра мы начнем поить им его честь. А пока мы его водой оботрем. Да, — вдруг вспомнила она, — мед есть у вас?       Луи нырнул в кладовку и вынес оттуда небольшой горшочек.       Когда они вернулись в покои судьи, Эсмеральда опять опустилась в кресло рядом с его постелью. Луи устроился на стуле около стены. Эсмеральда отослала служанку и стала обтирать тело Фролло сама. Судья снова застонал. От того, что он был так беспокоен, трещина на его губе опять разошлась и принялась сочиться кровью. Эсмеральда взяла горшочек с медом, и, подцепив оттуда небольшое количество маленькой ложечкой, которую Луи принес из лаборатории Фролло, начала аккуратно смазывать медом губы судьи. Цыганка уже наносила последний мазок на трещину, как Фролло вдруг приоткрыл рот и слегка прошелся своим языком по ее пальчикам. Эсмеральда успела только ахнуть, как он втянул губами кончики ее пальцев, и его язык настойчиво заскользил по ним, слизывая с них мед.       Цыганка осторожно высвободила свою руку.       — А не был ли его честь в детстве жутким сладкоежкой, а, дедуля? — вдруг спросила она Луи.       — Как же не был? Был, — тот захихикал. — Варенье от его милости только и прятали, чтобы аппетит себе не перебил до обеда. Только вот когда в колледж пошел, то отказываться начал. Нечего, мол, впадать в грех чревоугодия.       — То-то он такой кислый всегда… — пробормотала Эсмеральда и потянулась за бокалом, который стоял на столике рядом. Она налила туда воды, положила пару ложечек меда и тщательно размешала.       — Дедуля, помоги-ка мне приподнять его честь, — позвала она.       Вместе они придали судье сидячее положение, и Эсмеральда поднесла бокал ко рту судьи. Тот хоть и был в беспамятстве, но глотал жадно.       — Надо бы ему завтра куриный бульон приготовить. Чтобы был наваристый и сытный, — заявила Эсмеральда.