Хвоя и железо

Жанр: «докладная записка». Время действия: очередная осень. Место события: Метрополия, столичный округ, [не подлежит разглашению]. Действующие лица: растерянный взгляд, смысл меж строк.       «…нарастающая интенсивность боевых действий на данном участке, сложность их ведения и обеспечения, а также тяжелое состояние подразделений, в них задействованных, являются наиболее очевидными аргументами в пользу единственно-верного вывода: в настоящее время развитие имеющегося успеха по глубине совершенно…»       …невозможно.       Этого не может быть.       Дрожащими пальцами инквизитор Лилич в очередной раз перевернула злокозненный конверт, но ничего не изменилось – знакомая печать по-прежнему совершенно невозмутимо соседствовала с невообразимым в своей обыденности штампом.       «Императорский почтамт - Столичный округ».       Всё это время – здесь?       Принять мысль о долгих километрах неугасающего огня и смертоносной стали было тяжело. Принять то, что почти год молчания умещался в час езды на мотоэкипаже, было невозможно – как невозможно было и понять, что Он делал в этом захолустном городишке, сонно прозябавшем в тени левиафана Столицы. Ничем не примечательный, он жил так же, как жил век назад, и все те бури, что грохотали над возвышавшимся неподалёку колоссом, ни единым дуновением не тревожили устоявшийся в нём порядок.       Помедлив, Аглая выдохнула и будто нехотя взялась за нож, парой отточенных движений вскрыв полученную корреспонденцию. Поначалу ей показалось, что внутри ничего нет – треугольник клапана скрывал за собой не оставленные кем-то строки, но лишь отдающую желтизной внутреннюю сторону самого конверта. Жестом, своей нетерпеливостью непривычным даже для неё самой, госпожа инквизитор вывернула бумажный свёрток, из которого на стол, наконец, выпал невзрачного вида небольшой квиток, испещренный вязью подписей и печатей.       Пропуск.       Маленький, размером с визитную карточку, бледно-зелёный талон, предписывающий единоразово пропустить его владельца на территорию… чего? Понять это, исходя из содержимого самого пропуска, было решительно невозможно: штампы с ничего не значащими наборами цифр, подписи неведомых призраков без фамилий и должностей, а печать, их скрепляющая, не принадлежала ни одному из известных эмиссару ведомств. От документа не пахло – несло за версту той зловонной трясиной, что прошлой осенью поглотила её наставника… вот только даже бурав инквизиторского взгляда нигде не мог найти на этом плотном картоне заветный вензель Военного Кабинета. И лишь одна деталь придавала находке не смысл даже – Смысл, обещая развязать болезненный узел всех её сомнений и надежд.       Всего одна - размашистый чернильный росчерк, в котором смутно угадывалась фамилия «Орф».       Решениям подобного рода должно свершаться подобно вспышке молнии. Так вышло и сейчас: вдох, выдох – летит в огонь конверт, летит своим стремительным чеканным шагом в депо мотовозов госпожа Лилич, и летит, отчаянно летит время, едва не опережая собой этот отчётливый, непрерывный и размеренный счёт башенных часов Администерии, порой срывающийся на весёлый бесшабашный хохот колоколов Дворца. Эмиссар не подхвачена этим бурным потоком – она оседлала его, оседлала эту взмыленную лошадь, взявшую с места в карьер, и ведёт её твёрдой рукой. Вот эта рука едва ли не впечатывает мандат в лицо стремительно бледнеющего инженера, только что упорно доказывавшего ей, что какие бы то ни было служебные надобности не являются в его глазах достаточным основанием для того, чтобы позволить реквизировать дорогостоящий транспорт. Вот эта рука с силой захлопывает дверь экипажа и повелительно даёт технику сигнал к отправлению. Вот нервно ломает в своих пальцах очередную папиросу, вытащенную из портсигара, потому что пальцы упорно дрожат и не слушаются.       Вот, наконец, вытаскивает из внутреннего кармана загадочный пропуск, чтобы всё же попытаться понять, что теперь с ним делать.

***

      Хрипло кашляющий чёрным дымом мотовоз, шумно пытавшийся отдышаться после пробега, этот городишко встретил в полном соответствии с её ожиданиями – полным же безразличием. Шумела неподалёку небогатая ярмарка. Лениво расползались по скудно согретым неласковым сентябрьским солнцем улицам местные пьяницы, а дома с ленивым равнодушием взирали на них из-под прикрытых век оконных занавесей. Лишь несколько зевак, столпившихся у перекрёстка, с интересом уставились на прогрохотавший мимо них агрегат, столь не похожий на ставшие даже здесь привычными автомобили… но и их внимания не хватило надолго – минута, и вот они уже было собрались вновь вернуться к своему праздношатанию.       И вернулись бы - коли одного из них не поманила бы к замершему на месте железному кентавру выскользнувшая из-за приоткрывшейся двери рука, затянутая в серое и чёрное.       Замерли в нерешительности, переглянулись – указующий перст не менял своего направления, требовательно взывая к себе. Юнцы, не знающие, чем занять себя в воскресный день, и не видевшие ничего за пределами замкнутого круга быта этого поселения – что могло потребоваться от них неведомому чужаку? Медленно, шаг за шагом, человек – человечек даже - отобранный из их компании неведомой логикой, приблизился к транспорту на расстояние шага и изобразил полупоклон, с тревогой вглядываясь в сумрак салона, в котором чёрные тени зыбкими линиями вырисовывали чью-то фигуру. Рука исчезла, втянувшись внутрь чешуйчатой змеёй, и вновь появилась на свет – на этот раз сжимая в пальцах что-то, напоминающее собой те карточки, по которым уже третий год как выдавали сахар.       - Люди с такими же документами – служащие, военные – куда они направляются через ваш город? В каком направлении?       Тревога на лице паренька сменилась недоумением. Здесь разве что мёртвые с местного погоста не знали о загруженных под завязку крытых болотно-зелёных грузовиках. Без конца приезжая со стороны Столицы, они исчезали за здешним сосновым бором и после возвращались назад уже пустыми. Порой эти грузовики сменялись блестящими чёрными лимузинами, проносившимися на полной скорости туда и обратно. Горожанам совершенно не было дела до этого круговорота; брюзжание старожилов, всё прошлое лето жаловавшихся на доносившийся из глубины леса грохот, смолкло вместе с тем, как перестали бить своими молотами в колокола из камня и металла неведомые великаны, поселившиеся в нелюдимых чащах. Дети, в любопытстве своём предпринявшие несколько вылазок туда, где вила себе гнездо Большая Тайна, вскоре оставили свои попытки, поскучнев и разочаровавшись – может, кто-то прищемил тяжёлой дверью излишне длинные носы, а может, ничего и не оказалось там такого, что стоило бы свеч в их беспокойных играх.       Взрослым же лишние вопросы были ни к чему: внушающие почтение мундиры, возникшие будто из-под земли и зачастившие в городские лавки после того, как закружилась вся эта странная круговерть, оставляли в них достаточно денег для того, чтобы практически все сколько-нибудь зажиточные граждане начали считать, что подобное соседство исключительно в их интересах.        …пожав плечами, невольный проводник, дав короткое пояснение, просто указал рукой на ту дорогу, что день за днём жадно переваривала тонны грузов и неведомое количество людей, что столь щедро ниспосылали ей неведомые хозяева.       Дверь захлопнулась, и мотовоз, тяжело качнувшись, потащил свою тяжеловесную тушу за рулевым колесом, взявшим направление на побитую жизнью грунтовку. Выезд на неё притаился у городской окраины: прокравшись сквозь заросший бурьяном пустырь, окружавший тупик протянувшейся от перекрёстка улицы, он вцепился зубами в проулок, что пролегал меж покосившихся заброшенных домов. Сквозь щель бойницы Аглая задумчиво смотрела, как вращающиеся цепи шасси со звоном заползают на тугое переплетение следов шин, что путеводной нитью вело вперёд – туда, где, как она надеялась, её ждали.       Никем не обработанные поля, лежащие вокруг дороги, стелились до возвышавшейся впереди древесной стены – того самого бора, о котором ей сказал мальчишка. Отпущенные вожжи времени неожиданно стянула чья-то железная хватка – минуты тянулись мучительно медленно, и эмиссару казалось, что машина буксует на месте. Пытаясь успокоиться, инквизитор Лилич прикрыла глаза, мыслями сосредотачиваясь на тех деталях, что виднелись в крохах полученной ей за время поездки информации: те несколько часов, которые она провела в ожидании, пока механик по её поручению бродил по немногочисленным заведениям городка, щедрой рукой растрачивая выданные ему деньги и лениво выспрашивая, что и откуда слышно, того стоили.       Лес явно скрывал в своих глубинах некое строительство: больше года назад сюда неожиданно начала стекаться тяжелая техника и целые команды рабочих; местных не нанимали, явно не желая, чтобы происходящее там покидало пределы природной крепости. Доставляемые туда контейнеры по прошествии месяцев сменили собой подвозимые с завидной регулярностью огромные цистерны и бесчисленные бочки; вскоре жители стали замечать дым, поднимающийся над урочищем. Если возводимый объект уже начал свою работу (а всё указывало именно на это), то его персонал находился там безотлучно: через селение курсировали лишь официальные лица, по описанию напоминавшие собой не то чиновников, не то офицеров. Тем не менее, все эти небесполезные подробности по-прежнему оставляли без ответа главный вопрос – ради чего кто-то со столь впечатляющим упорством рассыпал казенные средства над медвежьим углом…       Двигатель, коротко взвыв, зарокотал с удвоенной силой, и экипаж тяжело качнулся, едва не сбросив Аглаю с сиденья. Рывком она потянула в сторону задвижку и выглянула наружу. Транспорт, замерев на мгновение на краю чащобы, начал прокладывать свой путь под её сенью, с лязгом и треском съехав вниз по склону.       Славная машина. Лилич и сама не знала, почему решила воспользоваться ей – не конкой, не автомобилем даже, а именно мотовозом, коих в депо было всего несколько экземпляров, содержавшихся в готовности на случай ситуаций по-настоящему чрезвычайных, навроде Февральских волнений. Возможно, дело было в этой тревожной безвестности – на фоне суровой напряженности последнего месяца она не оставляла мысли о том, что всё это может быть провокацией, западнёй: покушения на жизни Посланников пусть редко, но случались, и суеверный страх перед Инквизицией диктовал их организаторам единственно верный подход – обеспечение максимально превосходящей огневой мощи. Броня и повышенная проходимость мотовоза же выглядели достаточным аргументом в пользу собственной безопасности. Конечно, идея реквизировать подобную технику для собственных нужд была чем-то чрезмерным даже для эмиссара, но мысль об этом трогала её в последнюю очередь – точнее говоря, ей было попросту наплевать на возможные последствия.       …почему остановились?       Медленно отворив люк двери, госпожа правительственный инквизитор выскользнула наружу, ступив на хвойный полог. «Момент истины» – за частоколом сосен возносилась вверх стена из камня и железа, за который виднелись раскидистые ели металлических мачт, отчётливо скрипевших в воцарившейся тишине. Тишине, секунды спустя нарушенной кратким окриком.       - Стой! Кто идёт?       Время замерло. Замерла на месте изваянием и Аглая Лилич, медленно подняв в вытянутой руке пропуск.       Сейчас или никогда.       Серые тени, возникшие из ниоткуда – часовые.       Проверка документов. Наглухо закрытые высокие ворота. Открывшаяся со скрипом тяжелая дверь.       Эскорт, не отходящий ни на шаг, несмотря на то, что пропуск оказался действительным. Кто-то злобно огрызается позади – кажется, техник.       Бетонные короба строений, серые и невзрачные – над самым крупным из них уныло колышется имперское знамя, видимо, напоминая здешним обитателям, ради чего они здесь. Вьются по земле толстые гадюки проводов и шлангов; из трубы, венчающей одну из построек, вырываются клубы чёрного дыма. Китовьи туши цистерн; штабеля бочек, пирамиды контейнеров.       Чья-то одинокая фигура ждёт у входа в здание – быть может, комендатуры или штаба.       Бурая шинель, накинутая поверх привычного серого плаща.       Инквизитор Орф.       Герман…       Он знал, что она не верит своим глазам; знал, что не поверит и ушам, и оттого просто бережно обнял её за плечи.       - …приехать сюда на бронеходе – это, пожалуй, радикально даже для тебя. Здравствуй.       - Герман… почему? – обессилено выдохнула она, стараясь прийти в себя. Вновь вернулось это чувство ирреальности, что пришло к ней в закрытом конверте: она, словно девочка из сказки, падала в глубину кроличьей норы, не зная, когда и чем это падение окончится.       - Я всё объясню. Идём, - ответил он с тем же спокойствием, с коим отослал часовых.       Всё тот же.       - Я думала, что ты – там…       - Изначально так и было.       - Что изменилось?       - Приоритеты, - усмехнулся Орф. – Через месяц после прибытия в зону ответственности третьей дивизии, когда земля с нарастающими морозами застыла точно так же, как передовые позиции, меня спецрейсом перебросили сюда.       - Сюда – это…       Трудноуловимым жестом прервав гостью, эмиссар распахнул перед ней резную дверь и пропустил её вперёд, войдя следом и затворив за собой кабинет на ключ.       - Бюро, - коротко бросил он, указав ей на кресло. Мысли в голове Аглаи отщёлкивались звеньями пулемётной ленты.       - Как Александровское?       - Верно. Только Александровский центр гремел на всю страну и с громом и молниями же прекратил своё существование. Об этом месте за пределами его периметра знают от силы полтора десятка человек - Военный кабинет, Магистрат, Императорская академия. Теперь в их числе и ты, - едва заметно улыбнулся господин инквизитор.       - Но материальная база…       - Не столь впечатляет, как у «кузницы победы», верно? – он насмешливо изогнул край рта, заметив, как она поморщилась при упоминании этой сакрального понятия всех апологетов тотальной войны. – Многое скрыто под землёй, но, так или иначе, здесь нет места гигантомании – необходимость самообеспечения энергией и без того делает этот лес слишком приметным.       - …регулярные поставки топлива.       - Да, верно, - эмиссар заинтересованно приподнял бровь. – Ты ведь именно так нашла дорогу сюда, если я правильно понимаю.       - К чему такая закрытость? Это чрезмерно даже по меркам…       - Связь.       - Связь?       - Радиоперехват. Шифрование и дешифрование. Дезинформация. Это именно то, чем занята «732-ая техстанция Его Императорского Величества академии естественных наук», как её официально именуют в немногочисленной документации, с ней связанной. Мы называем её проще – «железный лес».       - …антенны. Мачты.       Он лишь утвердительно качнул головой в ответ.       - Ты так и не объяснил, зачем ты здесь, - тихо сказала инквизитор Лилич, вытащив последний боеприпас из опустошенного в считанные часы портсигара. – …и зачем здесь я.       Помедлив, Герман сделал шаг к окну и, распахнув его, чтобы выпустить на волю потянувшиеся к потолку клубы дыма, так и остался стоять там, сложив руки за спиной. Он ожидал, что вина вцепится ему в горло, но не думал, что эта хватка будет столь болезненной.       - Война зашла в тупик, Аглая. Она разрастается, становясь страшнее и уродливее, но под весом своим лишь увязает глубже в трясине этого конфликта. Мы отправляем всё больше и больше людей на передовую, опустошая селения восточных провинций; лихорадочно куём новые, доселе невиданной разрушительности «последние доводы королей», опустошая казну и всё больше запутываясь в сетях военного займа; до основания разрушаем города ради благородного дела их спасения от «завоевателей» - всё ради того, чтобы передвинуть чёртов флажок на карте на сто условных метров вперёд. Только вперёд, «на Запад!» - как иначе, ведь ни на одной карте не увидишь, что каждая пядь этого жалкого стометрового выступа будет завалена трупами расстрелянных, разорванных, отравленных и сожжённых!       Мне месяца хватило, чтобы понять, во что превратился фронт за три года. Что газеты – даже в корреспонденции Военного кабинета не прочтёшь о том, что за спинами солдат ставят команды с пулемётами, готовые «пресечь малодушие и трусость», в то время как приказы действовать подобным образом уже два года как изданы в нескольких армиях. И никто прилюдно не заговорит о том, что в войсках вызревает разложение, что рядовой состав в окопах с другой стороны видит таких же людей, как они, поставленных под ружьё.       Закашлявшись, «уполномоченный представитель Инквизитория» стащил с пояса флягу и, сорвав с неё крышку, опрокинул в себя. На миг прикрыл глаза – ученица хранила молчание, внемля, но он знал, что она уже стоит у него за плечом, бесшумно преодолев те несколько метров, что разделяли их.       - …мы можем противиться этой войне, но мы не вправе желать поражения в ней. Vae victis – пока прекраснодушные предержатели пальмовых ветвей будут кричать о братских корнях и вековом сосуществовании, наш миролюбивый сосед, согласно кивая, по локоть запустит руки в наши потроха, - выдохнув, Орф продолжил. - Прошлый год показал, что одной из причин невозможности успешного осуществления нами масштабных действий на фронтах является отсутствие безопасности информации. Близость государств сослужила нам дурную службу – почти все наши структуры оказались пронизаны их разведкой. Добровольные осведомители, профессиональные шпионы - кинжал, воткнутый в нашу спину по самую рукоять, и даже начатая охота на ведьм не исправила ситуацию в полной мере. Тогда прошлой весной Сигизмунд предложил…       - Вариант «Тишина». Так вот чем это оказалось…       - Он хотел не только обеспечить неприкосновенность стратегических коммуникаций, но и сделать ответный ход. Бить врага намного более изящно, нежели его собственным оружием. К моему приезду объект функционировал уже четыре месяца как и столкнулся с определёнными организационными проблемами.       - Например?       - Например, с тем, что назначенный сюда комендант оказался завербован. Расстрелян в Северной крепости после закрытого процесса, - последовал флегматичный ответ. – Это, скорее, эксцесс, конечно – большая часть проблем на самом деле оказалась связана с организацией материального обеспечения и работы специалистов.       - И как итог?...       - Августовский прорыв стал реальностью, в том числе и благодаря тому, что противник ждал его совсем на другом участке фронта – в большей степени это наша заслуга.       - …впечатляет.       Обернувшись, он хотел было откликнуться ироничным полупоклоном, но не успел – гневный взгляд пригвоздил его к оконной раме.       - Герман, повелитель молний. Сменишь место в Когорте на офицерский китель? Сколько раз ты сам говорил, что Эмиссария не должна вращать шестерни…       - Тихо.       Затянутая в перчатку кисть с силой сжалась, смяв в ладони остатки папиросы.       - Я ждала весь этот год. Ни одного письма, ни единой вести. Столица едва не вспыхнула, мы похоронили Сигизмунда… ты обещал! Ты обещал, что будешь рядом! – впервые за долгие годы она не желала давать отчет и нести ответ, думать о последствиях и держать себя в руках; мука облегчения души – единственное, чего она жаждала, бросая ему в лицо всё, что терзало её день за днём, месяц за месяцем.       - …я не мог. Объект изолирован – контакты, ведущие к разглашению служебной информации, включая сам факт существования Станции, для его служащих запрещены.       - Ты не служащий! Ты правительственный инквизитор!       - Я пошёл на нарушение инструкций, установленных Властями, приведя тебя сюда, - повысил голос Орф. – Их директива мне как Посланнику означала выполнение нашего соглашения с Генеральным штабом, а соглашение, в свою очередь, предполагало привлечение эмиссаров к решению наиболее сложных задач, стоящих перед Императорской армией в течение новогодней кампании. Я сделал то, что должен был сделать, и ты не смеешь упрекать меня в нелояльности к кому-либо!       Девушка вздрогнула, опустив взгляд.       - Тогда чего ради…       - Увидеть тебя. И предупредить.       В накалённом воздухе застыл немой вопрос.       - Пока я здесь, я остаюсь на острие всех сведений, что идут через командование и службу разведки. Что-то грядёт. Что-то, о чём мы говорили тогда. Без особых на то причин отзывают с фронта четвертую армию Блока. Рокировки в политических и военных аппаратах. Ожили радикальные консерваторы - и это невзирая на итоги Зимней смуты. Ряду муниципалитетов отданы указания, будто бы напоминающие приготовления к гуманитарной катастрофе. Осколки, фрагменты… даже я не берусь сказать, какова будет цельная картина, когда они сложатся воедино. Но когда сложатся – будь готова. Будь готова, как никогда.       Протянув руку навстречу, он обнял её запястье, и тогда сведённые судорогой отчаяния пальцы, наконец, разжались, развеяв под ноги пепел.