Полюби себя

Тэ стоял, закусив губу, и поглядывал на Гука из-подо лба. Вот только сейчас макнэ вовсе не был младшим. Менеджер выдержал почти пять минут наблюдения за их игрой в гляделки, а потом жестом предложил Юнги пойти выпить кофе, поскольку эта сцена явно будет долгой. Когда они уже стояли у двери, Шуга успел поймать быстрый взгляд Тэ. Да уж, что-то зачастили младшенькие смотреть на него, как на предателя, хотя тот и не делал ничего такого. Судорожно сглотнув, Тэ вновь посмотрел на Чонгука. Перспектива остаться с ним один на один его не радовала. Как-то Ви и забыл, что это будет их первая встреча после его катания по городу в бухом виде и почти месяца, что он игнорировал младшего. Да, сейчас-то они уже вновь общались и в сообщениях и в видеочатах, но вот только проступок Тэ действительно очень задел младшего. Задел, но не обидел. Если бы Гук сейчас смотрел на него с обидой, Ви без проблем смог бы отшутиться-оправдаться. Даже если бы и со злостью, можно было позволить себя ударить, а потом вновь использовать актерские умения, дабы выбить из Гука жалость. Но вот взгляд его… нет, он не видел в Тэ труса или обидчика, он определенно смотрел на него, как на друга, которого он рад видеть. Макнэ смотрел и его взгляд говорил, говорил взахлеб и без остановки, о том, как Гуки скучал, о том, как сильно переживал за эту дурью башку, что только и делал, как угробил себя своими же руками, о том, как ему страшно, по настоящему страшно, как одиноко… Он все говорил и говорил, а Тэ все слушал и не мог, очень хотел и не мог выдавить свое «прости». Потому что этого мало. Да и не должен он, права не имеет перебить, не дать высказаться младшему, пусть и только глазами. В этот момент он снова ощутил то, что заставляло его пить днями напролет. Эту жгучую ненависть к себе за свою слабость, за свою беспомощность, за свой страх и трусость. Он не мог позволить себе необдуманно закончить свою жизнь, но он всем своим существом хотел пропасть и никогда не рождаться. Потому что он боится, боится уйти и еще больше боится остаться. Он боялся, что не сможет выдержать, реши он стать опорой для друга. Лучше не иметь друга, чем иметь друга, что предал и сбежал. Именно так считал Тэ. А поскольку он волей-неволей сбежал, напился, попал во всю эту передрягу и очутился под домашним арестом, он считал себя недостойным для дружбы. Сейчас же он отчетливо видел, что Гук считал совсем иначе. Ему и вовсе не нужна была опора, ему просто было нужно знать, что Тэ рядом. И неважно почему именно Тэ. Это неважно. Уже неважно. Потому что поздно. И это душило его, убивало и выворачивало наизнанку. Понимание, что он был не прав, что не просто мог, а должен был быть рядом независимо ни от чего. Он сделал худшее, что мог. Чонгук сделал, казалось бы, невозможное, он смог простить Тэхена. Он не просто не прогонял его, он все еще был полностью открыт перед ним, трусом, что сбежал и оставил того один на один со всей его болью. Вот только Ви еще не простил себя. А посему злость, ненависть Гука не была для него так убийственна, как его прощение, как знание, что тот все еще его друг. Лучший друг. Или же кто-то больше чем друг… Но так только хуже. Это раньше Ви мог всю ночь мечтать, когда Гук спал рядом, что у них взаимные чувства, что они молчат лишь потому что они айдолы и позже, чуть-чуть позже они обязательно смогут быть вместе. Сейчас же самый мелкий намек на взаимность преумножал его боль и чувство вины. - Хватить, Тэ. Прекращай ты это все,- Гук улыбался, и его глаза превращались в такие же щелочки-улыбки.- Мои страдания принадлежат мне и только мне. На тебе нет ни вины, ни даже ответственности. Так что хватит уже убиваться. Лучше садись, поговорим наконец нормально,- макнэ несколько раз ударил рукой по кровати, подзывая друга сесть рядом.- Видел ту переписку Юнги с Чимом в общем чате? Айщ, и что они только творят, пускай и по пьяни. Но Тэ по-прежнему стоял неподвижно. Он знал, что если бы Гук мог, то давно подошел бы к нему, что стой он рядом, то не позволил бы Тэ уйти. Вот только Гук сидел на кровати и не мог ни встать, ни подойти, ни остановить. - Я, правда, могу? Могу быть рядом? После всего-всего? Гук усмехнулся. Удивительно, какой же Тэ еще ребенок. Но так даже лучше, проще так уж точно. Вместо ответа он просто протянул руки к маленькому хену и тот тут же угодил в объятия макнэ. Он еще долго плакал, рассказывая взахлеб, как боялся, как хотел ответить и не отвечал, как ему стыдно, а Гук лишь улыбался, поддакивая и повторяя: «знаю», «знаю, хен».

***

Гук и Тэ наконец выговорились и теперь сидели две заплаканные мордахи, довольно лыбились и вовсю обсуждали поведения Намджинов (похоже другого обращение старшие теперь и не услышать). Сплетничают, смеются, придумывая как бы подразнить хенов. Идиллия прямо-таки. В палату забежал Юнги, он схватил свою куртку, что мирно валялась в кресле. И не сбавляя скорости направился к двери. На секунду лишь остановился: - Тэ, не отходи от Гука. Оставишь его одного – прибью,- с этими словами он удалился, даже дверь не закрыл. Оставив младших, что могли лишь озадаченно косится то на дверь, то друг на друга.

***

Чимин догадывался, что даже серьезное переутомление не потребует почти трехмесячного ежедневного присмотра врачей. Но не настолько же все серьезно! Нет! Нет! И еще раз нет! Почему? Ну почему все именно так?! Почему именно их группа?! Они были на пике популярности, а теперь… что теперь? Чонгук не может ходить, а он, Чимин, переусердствовал и теперь имеет серьезные проблемы с сердцем. И получает он не «укрепляющий комплекс лечения», как ему врали все это время, а экспериментальное лечение. И если оно не поможет, то его просто исключат из компании, разумеется, ради его же блага. Все. Конец. Он лишился всего. Из-за своей же дурости. Он сам убил себя же. А раз он сам уже мертв, то и этому глупому, ненадежному телу делать тоже нечего. Без танцев он не может даже существовать, как серая тень, что только и может, что есть да спать. Уже был поздний вечер, лил ливень. Чимин, что блуждал, медленно переставляя ноги по большему городу и не замечая ничего вокруг, увидел мост, рядом с которым совсем не было людей. Да, он вовсе не бесцельно блуждал, он просто искал то место, где ему бы не помешали. Когда он перевесил ноги через перила моста, закрыл глаза и уже отпустил руки, медленно наклоняясь вперед, кто-то ухватил его за плечи и рывком потянул назад. Чим упал на асфальт рядом с Шугой, но ему было плевать, плевать на все. Он ведь уже умер, а у мертвецов чувств нет. Кажется, Юнги был совсем другого мнения: - Не смей,- прошептал тот, приподнимаясь на колени.- Ты не можешь! Ты не имеешь права со мной так поступить! Слышишь? Слышишь, придурок?!- его трясло, все его тело содрогалось от слез, он падал, вставал и заносил руку для все нового и нового удара.- Смерти он, значит, захотел. Вот я тебя сейчас и убью! Уж лучше я буду убийцей, чем мой друг суицидником! Он собирался вновь ударить, но гнев отступил лишь на одну долю секунды и он смог увидеть его. Чим сидел на коленях, все его лицо было в крови. Его губа была так сильно разбита, что кровь попала в рот, которую он то и дело сплевывал на мокрый асфальт. Но его глаза… они смотрели на него с таким ужасом, что невозможно описать. Юнги и сам был бы в ужасе, сумей увидеть себя или хотя бы услышать. Он ведь и вправду хотел его убить, убить до того как тот сделает это сам. Ведь его возлюбленного никто и никогда не посмеет назвать слабаком, не посмеет назвать трусом, не посмеет назвать самоубийцей! И ради этого он был готов убить… как оказалось, и самого Чимина тоже… Это осознание ввело его в ступор, он даже забыл, как дышать. Чем напугал Чима еще больше. Ведь тот ужас был совсем не из-за Шуги, просто Чимин не думал, не знал, что он настолько кому-то дорог, что кто-то готов отдать ради него все и не смотря ни на что принять его решение, каким бы идиотским оно не было. А он, бестолочь, чуть не сделал того, что уже нельзя было бы никогда изменить. Юнги смотрел лишь на свои руки, что были в крови, его крови и крови Чима, этого милого мальчика с ангельским голосом и невероятной улыбкой, мальчишки, чей смех Шуга сам себе пообещал беречь всеми силами до конца своих дней. Так почему же он… почему… - Хен,- Чимин прикоснулся к плечу Юнги. Тот вновь глянул на младшего. Его большие глаза смотрели уже без ужаса, а с сильным беспокойством. - Хен, я в порядке... правда. «В порядке? Да уж, врет и не краснеет, бесстыдник». Шуга пододвинулся и положил руку на шею младшего, притянув того ближе: - Обещай, что раз и навсегда отказался от этой тупейшей идеи или я прибью тебя здесь и сейчас,- прошипел он. - Обещаю. Правда,- искорки страха начали мелькать в его бездонных глазах. Понаблюдав за этими искорками еще с мгновение, Сахарок отпустил мальчишку и… зашелся хохотом. Не истерическим смехом, а действительно счастливым хохотом. Чим мог лишь вопросительно смотреть на него, надеясь, что тот не сошел с ума от его выходки. - Все нормально, хен?.. - Нет, не нормально! Просто я только сейчас понял насколько же я тебя, балбеса этакого, люблю. К такому заявлению Чим был явно не готов, а посему залился краской и ничего лучше, чем спрятать лицо, уткнувшись в плечо самого хена, не нашел. Чем заставил того смеяться еще больше.