ПЖЗ. Палач. Жертва. Зритель.

«Знакомо ли вам то чувство, когда жизнь настолько осточертела, что готов на любую работу, лишь бы прекратилось подобное существование? Но часто ли претворяете эти замысли в реальность? Сомневаюсь. Обычно, дальше жалоб, нытья, стонов и стенаний по поводу выживания ничего и не заходит. И ты такой же. Слабые, мерзкие людишки. Как же вы меня все раздражаете. Все одинаковые, как под копирку. Тошнит». Такой тирадой обычно заканчивалось моё знакомство с некоторыми людьми. Точнее, с большинством людей. Если они не готовы рвать жопу ради хорошей жизни, мне с ними не по пути. Правда, везде бывают исключения… Но это дело третье. А я хотел денег. Много денег. Лёгкой жизни. Любой ценой. А ещё, сбежать от прошлой жизни. От надоевших лиц, однообразия и тех, кто является моим личным чёртовым геморроем… Тех, кто наполняет моё существование ядом, заставляя ненавидеть их всех душой. До пожелания «Сдохни, тварь». В своих стремлениях, я ходил по всяким собеседованиям, звонил по объявлениям, поднимал старые связи, копался в инете, хоть и не был в этом спецом… Я искал. И удача улыбнулась мне. Получив странный телефонный звонок с предложением плёвой работы за баснословные деньги, я без раздумий согласился на все процедуры, проверки, тесты, даже не вдаваясь в подробности и не задавая никаких вопросов. Да и кто в таких условиях, когда желания столь сильны, будет задаваться вопросами, чтобы случайно не увидеть недостатки? Я вас умоляю. Когда хочется, ты берёшь и делаешь. Всё. Точка. И больше ничто не важно. Через какое-то время меня пригласили на встречу на одном из самых известных перекрёстков. Ждать долго не пришлось. Остановилась машина, и меня бесцеремонно затолкали в неё. Рванув с места и достаточно разогнавшись, авто поворачивало налево, направо, резко меняя направление, неожиданно тормозило… Хотел бы я запомнить дорогу, но мне бы выжить после такой поездочки… Как дрова, честное слово… И вот. Спустя некоторое время, я в захудалом подвале, куда меня привезли с мешком на голове, но его сняли, как только мы оказались в каком-то проходе. Рядом находился лишь один человек, что сверкал на меня странным взглядом из щели между капюшоном и платком, скрывающим нижнюю половину лица. Я не знал, что из этого всего может получиться. Адреналин в крови зашкаливал, поверхностное и частое дыхание срывалось с моих губ. В этом месте не было ни тепло, ни холодно, но я жутко мёрз. Было зябко, липко, но в то же время… Чувство какого-то торжества зарождалось внутри меня, но знаком чего это могло бы быть, я не представлял… Какое-то время мы стояли напротив массивной железной двери. Вокруг царила тишина, не считая звука падающих и разбивающихся капель водяного конденсата. Это жутко действовало мне на нервы, хотелось спросить о нехватке денег на нормального водопроводчика, но что-то меня вовремя остановило. Сейчас не место и не время показывать свой норов. «Да. Пока рано. Надо ждать» — и я слегка успокоился. Точнее затаился. Дверь наконец открылась. Я с удивлением посмотрел на человека, что дежурил возле меня и, получив утвердительный кивок, зашёл. В комнате царил легкий полумрак. Стул, напротив стол, доисторическая настольная лампа и человек, что сидел в тени по другую сторону стола. Сглотнув комок нервов, образовавшийся в горле, я сел. По поверхности стола ко мне тут же подтолкнули небольшую стопку бумаг. На самом верхнем листке значилось слово «Контракт». Поняв это как бессловесный приказ, я стал читать, но с каждой страницей моё недоумение только росло… Когда закончил чтение, я тяжело выдохнул, уронив голову, упираясь локтями в колени. И в моей голове была только одна мысль: «Во что же я вляпался?». — Вы готовы подписать договор? — спросила девушка, как я определил по голосу и формам, когда она вынырнула из тени, придвигаясь ближе. На ней была одета маска, похожая на те, в которых обычно играют в небезызвестную игру Мафия. Эта морда выглядела в данной ситуации жутко нелепо, особенно на девушке, но мне было не до смеха. — Нуу… как бы сказать… Да, ноо… — начал говорить я, но язык отказывался слушать меня. В итоге, я лишь что-то мямлил, лихорадочно перелистывая страницы договора. — Но? — спросила она, склонив голову на бок. — Меня смущают некоторые пункты… — произнес я, наконец, найдя нужные страницы и заметив, что мои руки безбожно дрожат. — Какие? Холод её голоса подействовал на меня отрезвляюще. Выдержав волну дрожи в своём теле, чуть более твёрдым голосом мне всё же удалось продолжить: — Амм… «Работник обязан сохранить всё, что происходит на рабочем месте в тайне ото всех живых людей». Это что-то типа политики о неразглашении, так? — Да. Только жёстче. Одним тюремным заключением не отделаетесь. — она слегка соединила пальцы рук, положив их на стол. — Жёстче? В каком смыс… — я поднял на неё взгляд. — Вы умрёте. — в дополнение к своим словам, она изобразила рукой выстрел себе в висок, склонив голову в соответствующую сторону. Изумление, которое в я испытал, нельзя передать словами. Это словно на тебя выливают ушат холодной воды, одновременно с ударом обуха. Из-за этого я нашел силы выдавить из себя один единственный звук с вопросительной интонацией. — А? — Вы умрёте. — повторила она. — А вместе с вами и тот, кому вы рассказали. А за ним последует и тот, кому он рассказал. И так далее, пока не останется никого, кто бы знал. Но эту цепочку можно и не начинать, если вы никому ничего не скажете, — судя по голосу, окончание данной фразы, она произнесла с улыбкой. — Кстати говоря, вы и сейчас уже находитесь под действием данного правила. — Но я же ещё ничего не подписывал! — кинутые мною документы разложились неким подобием веера на столе. — Не стоит так нервничать. — аккуратно заметила она, собирая бумаги обратно в стопку и снова кладя их передо мной. — А как же несколько соглашений на психологический анализ и некоторые справочки, что были даны вам на предыдущих этапах собеседования? Подписывали, не так ли? — она взмахнула несколькими бумажками перед моим носом, которые не глядя, она выудила откуда-то из стола. — Да, — неуверенно протянул я, пытаясь заставить мысли шевелиться хоть немного быстрее. — Так вот. Там был следующий пункт. — Она прокашлялась, словно собиралась читать лекцию, а не зачитывать мне мой «смертный приговор». А ведь вокруг и так витало слишком много негатива: «Тот, кто претендует на место работника, обязан быть креп телом, духом и языком, дабы ничего из того, что он увидит, услышит или узнает в организации, не будет разглашено за её пределами». Знакомые слова, не так ли? — все бумажки, кроме одной, снова ушли в стол. — Хотите сказать, что я уже потенциально проложил себе и, возможно, другим людям дорогу на тот свет?! — Именно. И не волнуйтесь вы так. Просто бесполезно. Вам всё равно уже никуда не деться. И придётся поработать на нас. — Что? Как это я должен «поработать» на вас? Я же ещё не подписывал трудовой договор! — я с нажимом потыкал пальцем в злополучный «Контракт», что по-прежнему мозолил мне глаза. — А как же правила трудового законодательства?! Её смех, полный издёвки надо мной, разорвал комнату. По-другому, такой смех еще называют иногда злодейским, но это так, к слову. Когда она, наконец, успокоилась, то взяла, словно знала, что я начну возникать по этому вопросу, ранее отложенную бумажку из стопки подобных: «Человек, допущенный до завершающего этапа собеседования, обязан выполнить хотя бы одну работу первого класса, прежде, чем ему будет дозволено покинуть компанию». — Полный пиздец… — я буквально физически ощущал, как я проваливаюсь во всё более глубокую яму. Словно до этого я уже и так стоял на твёрдом дне, но, в определенный момент, я провалился ещё ниже. Ниже плинтуса. Чёртово двойное дно. — Документы, молодой человек, надо хоть иногда читать, — было слышно по её голосу, что она наслаждается моими терзаниями. — Польстившись большими деньгами, вы же пришли сюда за любой работой, даже не удосужившись мало-мальски пролистать документы? Вам настолько нужны «мани»? — Да. Мне они нужны. Очень нужны… Мани, деньги, бабло. Как ни назови. Я их очень хочу. — кулаки сжались сами по себе. — Интересно, а зачем? На лечение родственника, себя? Может быть, чтобы спастись от полиции или какой-нибудь преступной организации? Выкупить чью-нибудь жизнь? — Ирония так и сквозила в каждом её слове. Кажется, она не особо одобряла поведение людей, стремящихся к лёгким деньгам. Это стало последней каплей. До этого сдерживаемые эмоции полились фонтаном: — Мне просто надоело так хреново жить, понятно?! Заслужил я или нет, чтобы пожить хоть немного для себя?! Мне всё равно, что ты думаешь о таких, как я! — Я решил высказать ей всё. Внутри всё тряслось. Я давился собственными чувствами, но продолжал говорить — Да! Я молод! Всего лишь студент, но я устал! Уже устал! Хочу просто и беззаботно пожить и хочу много бабла! — В конце своей тирады я уже нависал над ней, крича изо всех сил, стуча в грудь и пытаясь донести свои чувства. — Тогда не понимаю, какого чёрта ты вообще рыпаешься? — голос по-прежнему был холоднее льда. — Сядь и успокойся. Разорался тут. Бьёт себя в грудь. Хочешь денег?! Надо поработать. Ты сам указывал, что готов на любую работу. Совершенно любую. Так что нехрен тут выёбываться. — Думаю, я готов на многое, но, есть же разумные пределы. — я снова сидел, но бешенство, что до этого взыграло в моей душе, заставило взъерошить волосы, а затем с силой сжать запястье руки — чёртова привычка. — Разумные пределы? Ха! Забудь об этом, дорогуша. Ты же не хочешь умереть? С того момента, как ты был допущен на этот этап собеседования, ты обязан отплатить нам за оказанное доверие. — последние слова были произнесены с каплей иронии, словно в шутку. — Умереть? Мне кажется, что для меня ещё слишком рано отправляться на тот свет. Я как бы и пришёл, чтобы деньги были на жизнь... И вообще, о каком таком доверии идет речь?! А что если я вообще пойду к копам и расскажу об этих угро… Мне в лицо смотрело дуло пистолета. В пылу своего монолога я даже не успел заметить, когда он появился в её руке. — Так о чём ты там собрался разговаривать с мусорами? — её голос потерял прежний шутливый тон. Это была угроза уже даже не метафорическая, как я наивно полагал. Это. Чёртово. Дуло. Смотрело. В мой. Лоб. Блять! — Нет. Я ошибся. Разговаривать? С кем? Я… я… я хотел сказать, что забыл мусор из дома забрать. Наверняка, завоняет, если сегодня не выкинуть, а работа… Она будет чудесной... Я не помню, что еще нёс в этот момент, но кажется, я даже умудрился немного посмеяться над собственной тупой шуткой, в то время, как испарина медленно скатывалась со лба по вискам и вниз. — Да, мусор надо выносить вовремя и не допускать загнивания. Верное решение, — она положила оружие на стол, но в непосредственной близости от своей руки. — Подписывай. — Добавила она непроницаемо ледяным голосом. Лихорадочно схватив ручку, словно она была моим единственным шансом на спасение, хотя так и было, я поставил закорючку внизу последней страницы контракта. Она забрала его у меня, сложила в папку и захлопнула её. Это прозвучало для меня приговорным ударом судьи. Пути назад не было. Теперь, по-настоящему, поздно. Бешенство, страх, ненависть, недоумение — все мои эмоции, что я испытывал до этого… Всё стёрлось. Я не мог заставить себя что-то почувствовать. Да что за хрень?! Я же не робот, чтобы можно было полностью обновить программу одним щелчком пальцев, но именно это со мной только что и произошло. Расписавшись, я словно стёр прошлого себя… «Немыслимо!» — Пойдём, завершим твой процесс принятия на работу, — произнесла девушка, вставая. — Что? — спросил я, поднимая на неё пустые глаза. В этот же самый миг она влепила мне пощёчину: — Соберись, тряпка! Жопу подорвал и пошёл за мной! И не смей бесить меня! Я хоть и самая терпеливая здесь, но ты неимоверно туп, парень. То ноешь, то нюни распускаешь, то пытаешься строить из себя крутого и даже угрожать. Достал. Я поднялся. Оказалось, что она чуть ниже меня: — Почему вы так со мной обращаетесь? Кто вам позволил.? — С первого раза не понял? — рука её коснулась пистолета на столе. Я закусил губу. Мне ещё многое хотелось сказать ей, может быть даже влепить ответную пощёчину, но мне хватило здравого смысла, чтобы сообразить, что тогда я отсюда вообще больше никуда не выйду. — Ты подписал с нами главный документ всей жизни. Считай, что ты продал себя нам. Ты раб воли человека за стеклом, по другую сторону экрана. И не имеешь права даже вякнуть что-то против. А попытаешься сделать глупость — умрёшь. — Голос её был приветлив и ласков, даже казалось, что она улыбается, но… от этих слов стало так холодно, словно меня внезапно бросили в прорубь с залитыми бетоном ногами. — Человека за стеклом? — решил я сменить русло нашего диалога. — Да. Твой временный хозяин. Пойдём, продемонстрирую, — она нырнула в дверь, что была за её креслом. Я пошёл за ней. Мы оказались в длинном коридоре с множеством дверей, из-за которых приглушенно доносились крики, стоны, мольбы. Где-то кто-то смеялся. Прислушавшись, пока мы шли, я понял, что голоса принадлежат совершенно разным людям. Это были басистые мужчины, женщины с тонкими голосами, захлёбывающиеся слезами и мольбами, молодые парни, голоса которых только начали ломаться, девушки, тел которых еще возможно не касалась рука противоположного пола, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Ещё мне показалось, что я слышал детские голоса, но я отмел эту мысль, стараясь больше ничего не слышать, не прислушиваться. И вообще, игнорировать. Меньше знаешь — крепче спишь. А в подобном месте, меньше знаешь — дольше живёшь. Мы дошли почти до конца коридора, когда девушка отворила передо мной одну из дверей. Робко заглянув туда, я увидел огромное стекло. А за ним то, что заставило меня впасть в ступор и смотреть во все глаза. Мужчина в костюме, вернее в том, что от него осталось, прикованный к стене с кровоточащими многочисленными порезами. Синяки изуродовали его лицо так, что, мне кажется, даже мать родная не признала бы в нём своего отпрыска. А рядом с ним с ножом в левой руке стоял другой мужчина. В штанах и кожаных маске и перчатках. Больше никакой одежды на нём не было. Вместо этого красовались следы крови, хозяин которой сейчас был в бессознательном или полубессознательном состоянии. В этот момент откуда-то сверху раздались указания: «Клиент требует проткнуть его правый глаз отверткой, вынуть и заставить проглотить его». Палач немедленно приступил к выполнению приказа. — Ну, как? Понял, какова твоя работа? — спросила девушка, не отрываясь от зрелища за стеклом. — Надеюсь, я не буду на месте того, — я кивнул в сторону мужчины, что с криками боли уже лишился глаза и на лице которого проступили «кровавые слезы». — Конечно, нет, глупенький, — сказала она притворно ласково. — У таких людей, мы не спрашиваем разрешения на работу и не заключаем с ними договора. Просто берём и делаем что хотим, точнее, что нам скажут. — Берёте? Любой сойдет? — Как бы объяснить. Чаще всего отлавливаем одиночек и используем. Но за дополнительную плату, можем выловить и особенную Жертву для особого Зрителя. — А мне только и остаётся, что подчиняться и делать то, что мне велят… — тихо проговорил я, следя за тем, как жизнь медленно уходит из мужчины в костюме. — Хеей! А ты сообразительный парень! — Она слегка шлёпнула меня по щеке, но в её голосе по-прежнему была тонна издёвки. Видимо, она считала меня придурком. — Быстро соображаешь, когда перестаёшь тупить и строить из себя непонятно кого. Идём. Мы снова вышли в коридор и на этот раз прошли уже до самого его конца. Теперь мы пришли в совершенно другую комнату. Она была чуть больше кабинета, в котором я подписал себе приговор. Вокруг находились изделия из кожи: маски, перчатки, брюки, солдатская обувь, плетки, пояса с отсеками и многое другое, часть из которого, я буквально пару минут назад видел в действии. Я поёжился. Назначения некоторых предметов я знал. И знал, что они используются в извращенных садомазохистских играх, что все они призваны принести сексуальное удовольствие через насилие и доверие своему доминанту. Но сейчас мне казалось, нет, я был уверен, что ни о каком удовольствии и речи быть не может. Особенно у Жертвы. За Палача я говорить не берусь… Насилие, боль, жестокость. Было даже ощущение, что в самом воздухе стоит запах металла, привкус крови, и словно эхом отдаются все крики боли, что вырывались из груди очередного человека, при помощи всех этих «инструментов». — Раздевайся, — голос вывел меня из визуальной экскурсии и очередной задумчивости. — Что? Она встала в позу, так и говорящую: «Ты прикалываешься или реально тупой?» Дрожащими руками я начал расстёгивать рубашку. Снял её. Не найдя вокруг стула или ещё чего-то такого, бросил на пол. Затем снял обувь, брюки. Я раздевался до тех пор, пока не остался в одном нижнем белье. Стоя босыми ногами на холодном полу, я поёжился. Было несколько прохладно, но сказать по этому поводу хоть что-нибудь, я не решился. — Боксеры. Хорошо, — прокомментировала девушка, обходя меня вокруг. Осмотрев моё тело, она удовлетворённо хмыкнула и пробубнила себе под нос что-то похожее на: — Хотя, наши врачи, отвечающие за медосмотр, никогда не предложат плохой товар. Подходя к стеллажам, она брала предметы одежды, «декора» и бросала их мне в руки: — Примерь. В этот раз я не заставил её повторять сказанное. Или снова называть меня тупым. Кожа плотно обхватила ноги, когда я натянул брюки. Маска надевалась на голову целиком. Но сзади были только ремни. Спереди был, чуть ли не сплошной кусок кожи, лишь с прорезями для носа и глаз. Линия рта была обозначена грубым декорным швом. Перчатки сидели идеально. Словно их и не было. Стали второй кожей. Кожа стала второй кожей. Какая ирония. Пояс был скорее хранилищем маленьких, но необходимых предметов, нежели просто держателем брюк. И берцы. Высота голенища почти доходила до колена. Подошва была толщиной с сантиметр. Покрытая многими рытвинами и даже маленькими шипиками. Нос обуви был защищён металлической набойкой. Стало ясно, что и пинок, и простое надавливание принесёт немало боли. — Ммм… Неплохо. Весьма неплохо, — говорила девушка, в очередной раз совершая обход вокруг меня. «Что же мне придётся делать?! Что мне прикажут?! Я не должен отступить! Меня убьют! Убьют! Не хочу умирать! Хочу жить! Пусть другие страдают, а я буду жить!» — кружилось в моей голове. Руки слегка дрожали. Дыхание прерывалось, но это было единственное, о чем я вообще мог сейчас думать. С такими перепадами эмоций чувствовал себя бабой с ПМС… Пусть в маске и всей этой атрибутике я был впервые в жизни, но я почувствовал себя совсем другим человеком. Сердце колотилось, в горле стоял ком. Капли пота стекали по обнажённой груди. Но постепенно, секунда за секундой, я успокаивался. Дыхание выровнялось. Дрожь затихала, и ум прояснился. Я и правда, становился другим человеком. Это был уже не прежний я. Наверно и эта девушка почувствовала изменения во мне, потому что спросила: — Как ощущения? — Потрясно, — я сглотнул, но голос всё равно остался хриплым. — Пока ты в этом костюме, имя твоё — Рут, — сказала она, ткнув пальцем в мою грудь. — И помни — делать то, что велит тебе хозяин. Понял, Рут? — Да. — свой ответ я сопроводил кивком. — Отлично. А теперь слушай внимательно. У тебя на поясе есть несколько коробочек. В самой левой — возбудитель. Пока он тебе не пригодится. Ты не будешь допущен к подобному. Но иногда подобного зрелища хотят наши клиенты. А ты ведь знаешь знаменитый торговый девиз: «Клиент всегда прав». В этой коробочке небольшой флакон со смазкой. Для тех же целей, хотя, иногда появляется необходимость и в других ситуациях. В следующей — набор иголок. К поясу у тебя прикреплен кнут. Обычно, чаще всего, приходится пользоваться им, но научись пользоваться хлыстом. Некоторые предпочитают видеть точечные удары от его кончика. С другого бока на поясе есть наручники. Жертвы прикованы по умолчанию, но иногда нужны дополнительные меры. Веревки всегда находятся в комнате на стене. Кстати, тебе придется научиться завязывать бандажи. Буклет мы тебе дадим. А ещё зажигалка вон в том маленьком отделе. Вот вроде бы и всё, что тебе необходимо знать на первых порах. Ой, раньше спросить забыла, а как ты относишься к крови? — Не понимаю вопро… — Впрочем, это уже и не важно, — не дав договорить, перебила она. — Для тебя нет никакой разницы. Даже если ты боишься вида хоть капли крови, придется привыкать. Впрочем, даже после того, что ты видел, ты же всё ещё бодр, так что, я, наверно, напрасно спросила. В общем, не суть… — Я не боюсь вида крови, — произнёс я, пользуясь заминкой, в её уже пошедшим вразнос, разговоре с самой собой. — Прекрасно, — холодно произнесла девушка. — Окей. Насчет остального разберёмся по ходу дела. Всё, что может понадобиться, находится на столе и стенах в комнате, где и проходит твоя работа. Я понимаю, что для некоторых слишком много инфы, но ты успеваешь её усваивать? — для привлечения моего внимания она даже пощёлкала пальцами перед моим лицом. Я кивнул. Мне больше не хотелось разбазаривать слова. Отчего-то начали чесаться руки. Хотелось уже что-нибудь попробовать. «Да что со мной такое?! Во что я превращаюсь?» — вопросы всплыли в моей голове, но силой воли я задвинул их подальше. — Ну, и на том спасибо. — Она ненадолго задумалась, а потом, подойдя почти вплотную, спросила шепотом — Ты действительно осознаёшь, что влип по самые помидоры? Ты ступил на скользкий путь, парень. Тебе придётся мучить других людей. Они будут кричать, истекать кровью, умирать в результате твоих действий, но они ведь живые! Обычные люди! А из-за тебя они будут чувствовать боль и умирать. Ты это понимаешь? Понимаешь?! — Да. — так же тихо ответил я. — Я понимаю и принимаю это. Пока я в этой одежде, я… Я чувствую себя другим человеком, даже если это всё я надел впервые в жизни, но… Такое чувство, что это уже давным-давно было частью меня. Даже если я для вас всего лишь мусор, инструмент. Пусть гибнет другой мусор. Пусть другие страдают…. — А ведь этот мусор может быть весьма достойным гражданином… или гражданкой… — она по-прежнему не повышала голоса, но от этого в её словах только сильнее сквозила жестокость, несмотря на смысл произносимых ею фраз. — Человечество по умолчанию мусор. — тон в тон вторил я. — Как глубокомысленно, — прошептала девушка. — А ты занятный кадр. Возможно, даже интереснее, чем я могла подумать. Не поняв, что она хотела этим сказать, я склонил голову на бок в немом вопросе. — Ладно, — протянула она, — посмотрим, на что ты способен. Эта комната всегда находится в общем доступе. Экипироваться будешь здесь. Теперь это и твоя комната. И игрушки здесь все твои. Развлекайся с ними, как тебе будет угодно. А теперь пройдем к кульминации всех твоих стремлений, на это «рабочее место». С этими словами она подошла к стене и нажала на едва заметную кнопку. Кусок панельной обшивки, дрогнув, покатился в сторону, открывая проход в другую комнату. — Проходи. Сглотнув последний ком в горле, я шагнул в темноту. Как только нога коснулась пола нового помещения, там загорелась лампа, заливая комнату грязным, блеклым светом. Отчего-то атмосфера подобного места окончательно успокоила меня. Словно кто-то нажал на переключатель, отвечающий за эмоции. И потому, когда я услышал звук цепи и увидел прикованного к стулу человека с мешком на голове, то ни капли не удивился, а лишь подумал: «Этого следовало ожидать». — Что чувствуешь? — спросила девушка. — Ничего. Я совершенно спокоен, — взглядом я уже обшаривал стены в поисках подходящих «инструментов». — Поразительно, — судя по голосу, она действительно порядком удивилась. Услышав голоса в комнате, прикованный мужчина дернулся и завертел головой в поисках источников звуков, но разве через мешок многое увидишь? Обратив внимание на пленника, девушка произнесла: — Сегодня, он — твоя игрушка. Потренируйся, попробуй парочку простых комбинаций, как ты их видишь. В общем, на твоё усмотрение. Сегодня мы не требуем от тебя ничего особенного. Просто покажи себя и свой потенциал. На что ты способен, как говорится. Но есть одно условие. — Какое? — Не убивай его. По крайней мере, пока. Хотя, сдаётся мне, что на это ты не способен. Пока не способен… «Ты в этом уверена?» — возник у меня вопрос в голове. - …Однако, знаешь, редко к нам в игровую комнату попадаются столь рельефные юноши. Поласковее с ним. А я понаблюдаю с помощью камер. Все понял, нет? Вопросы есть? — Ни одного. Юную леди немного покоробило от моего изменившегося тона. Пусть голос и так звучал по-другому, так как приходилось говорить сквозь маску, но сейчас, он стал грубее, ниже, жестче. Даже слегка не от мира сего. Как это у меня получилось, я и сам не понял. — Кхм. Тогда я пойду, — часть стены, скрывающая проход, встала на место. Оставшись наедине с жертвой, я ещё раз внимательно оглядел стены комнаты. Там действительно были расположены всевозможные приспособления для причинения боли. Лежали даже гвозди, молотки, щипцы и прочее и явно не для того, чтобы делать тут косметический ремонт. Кроме них здесь дублировались и предметы из предыдущей комнаты. «Видимо для того, чтобы не ходить туда-сюда» — подумал я. Одна из стен была покрыта толстым слоем дерева. Интересно, для чего? Закончив с осмотром в звенящей тиши, я, наконец, обратил внимание на жертву. Это был подтянутый юноша, раздетый вплоть до трусов. Босые стопы стояли на полу, не имея возможности изменить положение, привязанные за щиколотки к ножкам стула. Руки были завязаны за спиной и прикованы с помощью наручников к заниженной спинке стула. «Неудобняк. С руками не поиграть…» — подумалось мне, — «Хотя…» Но в тот момент я не стал заострять на этом внимание. Поиграть можно было и по-другому. И, возможно, даже получить от этого личное удовольствие. Я чувствовал себя в своей тарелке. Неужели это возможно, чтобы были люди, которым с рождения предназначено мучить людей? Скорее всего, да, ибо, как сейчас выяснялось, я был одним из таких садистов. Подойдя к парню, я рывком сдернул с него мешок. Он тут же поднял голову на меня. Лицо было пепельно-серым с легким оттенком синевы. Видимо, он тут уже давно сидит. Да и теплом здесь явно не веяло, как я и успел выяснить, когда переодевался. В глазах жертвы читался страх от неизвестности и абсолютное недоумение. На теле при ближайшем рассмотрении было обнаружено несколько синяков, причём очень крупных. Рот завязан. Юноша часто-часто дышал, пытаясь успокоиться. Но и звуков при этом не издавал и не дергался. — Легко дрессируемый, — прокомментировал я и усмехнулся. Присев перед ним на корточки, я заглянул прямо ему в глаза: — Запугали тебя, да? — смахнул рукой с его ноги несуществующие пылинки. Он кивнул. — Тебе делали больно? — провёл рукой по крупному синяку на бедре. Снова кивок. — Страшно тебе здесь находиться? — снова посмотрел ему в глаза. Кивок был такой порывистый, что казалось, голова может отвалиться и покатиться по полу этой жуткой комнаты. — Не хочешь помирать здесь? В этот раз он кивнул несколько раз, одновременно с этим глаза его расширились, и, казалось, что в них промелькнула надежда и мольба о спасении. — Не волнуйся, не умрешь, — успокоил я его, вставая и хлопнув для убедительности его по плечу. — М?! — радостный вскрик. — По-крайней мере, не сегодня, — добавил я шёпотом на ухо. — Мне велено лишь поиграть с тобой сегодня. Сказав это, я стал ходить вокруг него, придумывая, с чего бы начать. Я не смотрел на него, но чувствовал, как его глаза неотрывно следили за мной. Глаза, полные страха, ужаса и… осознанной безнадежности на спасение из данной ситуации. — А ну, хватит пилить меня взглядом! — воскликнув это, я схватил кнут, что был у пояса и с размаху ударил по спине несчастного, что оказался не в том месте и не в то время. Я двигался неосознанно, рефлекторно, но словно всю жизнь делал это. Громкий, но приглушенный крик был мне ответом. Удовлетворённый и удивлённый собственной реакции и последовавшему за ней выбросом адреналина в кровь, я провёл рукой по следу, что остался от удара. Спина парня вздымалась в судорожных вздохах. Казалось, что он уже начал плакать. От страха ли, от боли ли, но меня это мало заботило. Скорее раздражало. Всё, что меня волновало — это моё собственное настроение. Сердце стучало где-то в голове. Кровь, кажется, ускорила свой бег в несколько раз, а я всё как заворожённый смотрел на продолжающий наливаться красным след. Почувствовав, как моё собственное лицо под маской растягивается в улыбке, я поднял руку во второй раз, и ещё один удар обрушился на спину юноши, перекрещиваясь со следом от первого. Ещё один вскрик. И снова след, наливающийся красным. — Интересно, а завтра это станет синяком? — спросил я у себя. Кнут снова со свистом рассёк воздух. Удар. Крик. Свист. Удар. Крик. Свист. Удар! Крик! Свист! УДАР! КРИК! Это уже не только Жертва вопила с завязанным ртом. Это я кричал в своей голове. Удар! Удар! И снова Удар. Они все сыпались на бедного парня, усиливаясь и ускоряясь, пока вся его спина не превратилась в пылающий огнем кусок мяса. Пусть это было не мое тело, но чувствовалось, словно на самом себе, как горят плечи, немного руки. Область лопаток была одним красным полем с бордовыми полосами. Поясница лишь слегка — неудобная поверхность для ударов. Но мне было этого мало. Мне хотелось разорвать его. Бить ещё и ещё, пока не увижу лопатки и оголённые кости, но я понимал, что и этого мне будет мало. Это не удовлетворяет меня. — Недостаточно, — запыхавшись, произнёс я, бросая кнут на пол. В поисках новых инструментов, я вновь пошёл вдоль стен. Позади меня слышалось сбитое, судорожное, немного хриплое дыхание, всхлипы, но это всё лишь раззадоривало меня. «Интересно, сколько он продержится?» На глаза попалась шикарная коллекция ножей. — Хмм. Злобная ухмылка появилась на моём лице, когда нашёл взглядом керамический нож. — Знаешь, почему такими ножами надо работать очень аккуратно? Слезившиеся глаза поднялись на меня. Когда он наконец уловил суть вопроса, глаза его, в который раз, округлились, а я продолжил, издеваясь и отрицая всякую логику, ответил на свой собственный вопрос: — Да просто потому что ими нужно работать аккуратно! Одновременно с этим, на участке руки от плеча до локтя, появилась тонкая красная полоса, из которой струйкой потекла кровь. Парень и дёрнуться-то не успел, не говоря о том, чтобы удивиться. — Талант не пропьёшь, — пробормотал я, любовно размазывая вытекшую кровь. — Видишь ли, одно время, мне довелось поработать мясником. Полезные навыки, не так ли? Такая же царапина появилась и на другой руке. Взгляд юноши следил за ещё одной кровавой дорожкой. Взмах ножом, и полоса украсила правую ногу чуть выше колена. Вторая нога. Перекрёстные полосы на руках. Некое подобие сетчатых колготок на голенях. Получилось довольно эротично. Отложив на секунду нож на пол, размазал кровь по всей поверхности ноги. Сравнил. «Нет, всё же, сетка лучше, чем красные сапоги, которые я когда-то считал «секси». Нож снова оказался в моих руках. Испещрённый различными дорожками пресс и грудная клетка в целом. Поле для игры в крестики-нолики на спине. Кстати, нолики выиграли. Уже нередкие капли крови начали капать на пол. — Хмм. Твое лицо слишком красиво, — пробормотал я себе под нос. — даже жалко портить. Действительно жалко… Умм… Да и к ножу, я уже потерял весь интерес. Скучно, — нож выскользнул из моих рук и со звуком бьющейся керамики ударился об пол. Пошёл искать другие приспособления для игр, а в голове все продолжало звучать: «Недостаточно! Недостаточно! Нужно больше! Больше боли! Больше страданий! Больше мучений на лице Жертвы. Больше. Много Больше». Казалось, что я схожу с ума, но я получал неимоверное удовольствие от всего этого. Нашёл небольшую алюминиевую круглую пластинку, приделанную к палочке. Что-то типа толкушки для картошки, только без дыр. Просто пластинка. — Кстати, а я ведь сегодня даже не обедал… Надо будет картохи пожарить, когда вернусь домой. Или всё же пюрешку замутить? Хмм… Не могу решить. Подошёл к парню. На его лице уже была написала безнадёга. Слишком скучное лицо. — Эй, помощь твоя нужна. Он с сомнением и опаской посмотрел на меня. — Есть два варианта. Вариант номер один — жаренная картошка. Вариант номер два — пюрешка. Если выбираешь первый, то кивни один раз, ну и два, если второй. Его глаза в раздумьях бесцельно побродили по полу. Последовало два кивка. — Отличненько, — достал зажигалку, запалил огонек и приблизил к кругу «толкушки», что я держал в руках. И всё это на глазах бедного пленника. Кажется, он что-то понял. Начал дёргаться, мычать, раскачиваться на стуле, показывая всем своим видом, что он несколько против того, что с ним собираются делать. Не отвлекаясь от своего дела, я бросил: — Молчать. Ты сам это выбрал. Лишь одно слово, но на него подействовало не хуже удара кнутом, но его взгляд по-прежнему говорил о том, что данный момент полон несправедливости. Но разве его хоть кто-нибудь послушает в данной ситуации? От круга наконец начали исходить горячие волны, и, чтобы проверить, достаточно ли он нагрелся, я с силой надавил им на порез на левой ноге. Легкое шипение кожи, бессвязные крики сквозь повязку и конвульсии были мне ответом. Но, когда я посчитал, что ожог уже достаточно разошёлся по коже, оказалось, что круг успел слегка прилипнуть. И, потому пришлось применить силу, чтобы одним резким движением оторвать его. Мне удалось это, но, к сожалению, я ещё и порвал кожу вокруг пореза. «Какая жалость». Свежие капли крови просочились на поверхность. Пленник в очередной раз дёрнулся, но не издал ни звука. Та же участь постигла и множество ран на обеих руках и ногах. На спине я прижёг лишь места пересечений линий порезов на поле для «крестики-нолики», пошутив при этом: — Смотри, теперь у тебя тут есть кристаллическая решётка. Я посмеялся над самим собой. Но это был не мой смех. Смех психа, дорвавшегося до своего предмета обожания, прерываемый частым дыханием. Но мне по-прежнему было недостаточно. Сердце стучало где-то в ушах, адреналин зашкаливал, слегка дрожали руки. Прерывистое и тяжелое дыхание пленника, смешиваемое с запахом палёной кожи и запекшейся крови с тонкой ноткой раскалённого металла, что исходил от алюминиевого круга. Кажется, я даже слегка застонал. Что-то наполняло меня, как и этот запах… Это было прекрасное, головокружительное чувство. Оно заводило меня. В голове мелькало чувство эйфории, перемешиваемое с возбуждением и каким-то сладостным тягучим желанием, затуманивающим мой разум. Желанием причинять боль существу, что было полностью в моей власти, чтобы удовлетворить собственную садистскую натуру… Собственные желания… Это как наркотик, дозы которого хотелось снова и снова, пока не умрёшь от передозировки. — Но умру не я, — промелькнуло в мыслях, — умрёшь ты, — прошептал я, увидев в углу комнаты нечто занятное. Взяв оттуда прислонённую кувалду, я поволок её по полу. Непередаваемый звук металла, скользящего по каменному полу. Юноша на стуле уже почти не реагировал. А я ведь ещё даже не закончил. Я хотел увидеть больше реакций. Больше эмоций. Больше боли на его лице. Намного больше. Замахнувшись, я ударил по стопе левой ноги. Хруст дробящихся костей. И, даже некоторые из них, вышедшие «проветриться» из его бренного тела, поглядывали на меня своей окровавленной белизной. — Как давно я не слышал этого звука, — с благоговением выдохнул я. Давно? Ах, да. Точно. Я же однажды случайно сломал хулигану руку. И как я ещё тогда не заметил, что кайфовал с этого, и не понимал, почему я должен извиняться перед ним. Парень на стуле не просто закричал, он взвыл, выгнувшись в спине. Его широко открытые глаза были устремлены в потолок, но не видели его. Слёзы полились по щекам, прокладывая новые дорожки. Пальцы на неповреждённой ноге сжались в «ножной кулак». Тело задрожало, как в горячке, забилось в конвульсиях, а потом повисло, держась лишь на наручниках, приковавших его к спинке стула. Медленным шагом я обошёл его, подходя к другой ноге. Тяжёлое дыхание, всхлипы, дрожь, стоны боли. Я чувствовал, как барабаны бьют в голове, с каждой секундой ускоряя свой стук. Взмах кувалдой, и вторая стопа была раздроблена к чертям. Прошлая картина повторилась. Обессиленный и физически, и морально, он прореагировал не так, как в первый раз, но и в этом было свое очарование. Когда он затих и снова повис на наручниках, что держали его в состоянии «сидения», я схватил его за подбородок и посмотрел прямо в глаза. — Сколько боли, — прокомментировал я, — но ты ведь не теряешь ещё сознания. Твоё тело ещё на многое способно, но ты скучен. По крайней мере, для меня. Тебя слишком надрессировали. Ты не смог меня развлечь ни сейчас, не сможешь в будущем, поэтому, просто утихомирься навсегда. Его расфокусированный взгляд блуждал где-то далеко от этого места. Хмыкнув, я отпустил его голову, и она снова безвольно повисла. Склонённая голова была прямо передо мной. Внезапная идея осенила меня, и даже сердце подпрыгнуло в груди. Я с силой сжал рукоять кувалды, поднимая её выше и выше, пока она не оказалась у меня над головой. Я отошёл от парня на шаг, чтобы попасть точно по цели. Мое дыхание участилось, проскакивали нервные смешки. Я ждал кульминации. Руки немели. Барабаны в голове продолжали звучать с новой силой, передавая мелодию безумной пляски у церемониального костра. И вот, он наступил. Момент, когда парень поднял на меня своё лицо. Его глаза ещё не успели открыться полностью, но понимание уже коснулось их. — Умри для меня, — произнёс я, глядя прямо ему в расширившиеся глаза. Ох. Какие только эмоции не светились в них в тот момент. И надежда, которой почти не осталось, и страх, и отчаяние, и мольба, и смирение, и безумие и что-то ещё, но времени рассмотреть, у меня уже не было. Когда кувалда, просвистев прямо перед его лицом, со всей силы ударила в пол, я услышал тихое журчание. Подняв глаза, я понял, что моя «игрушка» от страха обмочила штаники. — Как тебе наши игры? Понравилось? Я ведь обещал, что не убью тебя. Видишь, я сдержал слово, а ты боялся… Но что бы я ни говорил, он никак не реагировал. Застывшее лицо, затихшее дыхание и абсолютная пустота во взгляде. — Я закончил, — произнёс я в пустоту комнаты, зная, что та девушка слышит меня. — Я так и поняла, — прозвучал голос уже за моей спиной. Это было неожиданно, но я никак не прореагировал. Нервы буквально за один день стали стальными. Я нашёл свое место. — Эх, я же просила поласковее с ним, а теперь он практически мусор. Может, отойдет, а может, и нет, — она помахала рукой перед лицом юноши. — Я не убил его. — констатировал я факт, махнув рукой в сторону «тела». — Но тебе хотелось. — она скрестила руки на груди. — Да, в последний момент вспомнил, что мне нельзя убивать. — Какой дисциплинированный работник, — с нескрываемой иронией произнесла она. — Рут, ты с каждым так будешь поступать? Будешь ломать так, что после тебя непонятно, что ещё можно с ними сделать? Может стоит пристрелить тебя? Чтоб проблем не было, раз ты у нас такой самовольный? — Нет. Не нужно меня убивать. — усмехнувшись, я примирительно поднял руки. — Он был слишком смирным. Он мне надоел. Скучно. Безрадостно. Недостаточно. Недостаточно страсти и недостаточно боли и страха. Слишком мало эмоций. — И что же сделать, чтобы угодить тебе? — было видно, что она начинала беситься. Но я, словно не замечая этого, воспринял вопрос, как обычную фразу. — А вы не запугивайте их так сильно, тогда мне будет веселее. Оставляйте их «первозданно чистыми». — Ах, вот оно как. — Она следила за мной глазами, когда я пошёл к проходу из комнаты. — А расскажите мне о классах работ. Вы упоминали что-то подобное, когда мы ещё сидели в кабинете… — Ах, об этом… о классах выполнения работ. Их всего существует 5. Работа 5-го класса — обычная работа, по сути, как ты и повеселился в этот раз. 4-го класса — видео по продуманным параметрам. 3-его — по абсолютно продуманному сценарию. 2-го — в прямом эфире без сценария, но с указаниями клиента. А работа 1-го класса — в прямом эфире, с указанием клиента и летальным исходом. — Усвоил. Кстати, я тут подумал… — О чём? — спросила она уже с плохо скрываемым раздражением. Мне казалось, что я уже не просто злил ее. Я бесил, выводил из себя, но при этом, и пугал. Пугал так сильно, что она не могла показать слишком много раздражения и держалась от меня на некотором расстоянии. «Хах. Как забавно». — Мне не подходит имя Рут. — Хоо, — протянула она. — И какое же имя подойдёт вам, Господин «Первозданность»? Повернувшись к ней уже на выходе из комнаты, я стянул маску и взглянул на неё. Видимо, что-то в моём взгляде напугало её настолько, что она отступила на шаг, но умудрилась не потерять при этом лица и достоинства. — Сатана, — наконец ответил я, выдержав паузу, и вышел из комнаты. Когда я переоделся, вытер руки от остатков крови и ещё переговорил с этой «Мафией» насчёт некоторых уточнений, через её кабинет, я снова оказался в подвальном проходе. Тот, кто стоят тогда рядом со мной, был на прежнем месте. В очередной раз за сегодня, я усмехнулся и сказал ему: — Веди меня домой, коллега. Как меня не убили вообще, я не знал, но, видимо, что-то во мне их зацепило. Это радовало. Не могло не радовать. Я поклялся себе, что никогда не забуду этот день. День, когда меня приняли на прекрасную работу и мои финансовые проблемы ушли на далекий задний план. Жизнь наладилась, и я был счастлив. Подавляемая долгие годы моя внутренняя жестокость, наконец, нашла выход, что можно было назвать освобождением. И я отметил парочку крайне важных деталей. Убивать — можно. Притащить своего «клиента» — можно. Выбрать Жертву — можно. — Эта информация мне пригодится. — план зрел в моей голове, а удовлетворение тёплой волной поднималось во мне. — Есть у меня подходящие кадры. В тот день я освободил настоящего себя. Я освободился… Наконец-то я могу дышать свободно… Как хорошо…